Династии невьянских иконописцев Богатыревых и Чернобровиных
В иконах Богатыревых сконцентрировались лучшие черты невьянской школы иконописи. Для их работ характерны точный рисунок, выразительная линия, тонкое изящное письмо; многофигурные композиции с динамичными ракурсами фигур, исполненными пафоса жестами, пышными драпировками, обильно прописанными твореным золотом; темновидные, вохреные в белизну лики и свободная постановка фигур; барочно-классицистические архитектурные мотивы и элементы реального пейзажа; листовое золото фона и роскошное узорочье черненого, расцвеченного и гравированного золота в одеждах и аксессуарах; пространные пояснительные надписи и подписи; колористическая гамма с преобладанием двух цветов — красного и зеленого — в их сложных градациях; наконец, плотный, «костяной» левкас и высокое качество иконных досок.
Влияние этой семьи было огромное на всех уральских иконописцев… Причем наибольшее влияние творчество Богатыревых оказало на мастеров многофигурных композиций.
Конец XVIII — первая треть XIX в. были периодом расцвета культуры на Урале. Именно в это время здесь шел процесс образования мощных старообрядческих общин, способных собрать большие средства на строительство культовых сооружений, их отделку и украшение иконами. Три четверти из почти двухсот старообрядческих часовен и молелен, существовавших в Пермской губернии в середине 30-х гг.
XIX в., возникло после 1785 г. С. Дюлонг отмечал, что иконы Богатыревых «можно видеть во всех часовнях на Урале. Один каталог их икон составил бы большой том».
В списке крестьян, сопровождавших торговый караван из Ярославля, числились Иван Богатырев с женой и чадом. В метрической книге Невьянского завода, содержащей большой фрагмент списка старообрядцев, не пришедших к причастию в 1746 г., упоминаются они же: Иван Дементьевич Богатырев 47 лет (1699 г. р.), его жена Маремьяна Петровна и дочь Анна.
Согласно ревизской сказке 1816 г., в Невьянском заводе жили три семьи приписных крестьян Богатыревых: Ивана Васильевича, Ивана Афанасьевича и Кондратия Акинфовича. Можно предположить, что их отцы — Василий, Афанасий и Акинфий Богатыревы — были братьями, поскольку все три семьи Богатыревых записаны так, как обычно записывали родственников, — на одном развороте листа. Семья Ивана Васильевича Богатырева (1759 — 1827 гг.) состояла из девяти человек. Взрослые сыновья с женами и детьми жили в доме своего отца и занимались одним с ним промыслом — иконописью.
Пока не установлено, где и у кого учился ремеслу сам Иван Васильевич Богатырев. Скорее всего у местного невьянского иконописца, возможно, родственника. Зная год рождения Ивана Богатырева (1759) и общеизвестный факт, что мальчиков обучали иконописи с 10-15-летнего возраста в течение 5-7 лет, а также, зная год рождения его сына Михаила (1779), можно предположить, что Иван Васильевич Богатырев начал работать самостоятельно, как вполне сложившийся иконописец, в 1776— 1778 гг.
Иконописцы сами учили сыновей своему ремеслу, по возможности полному, то есть личному и доличному письму. Если в семье было два сына с небольшой разницей в возрасте, то одного из них обучали личному, а другого доличному. Старший сын Ивана Васильевича Михаил стал учиться у отца иконописанию примерно в 1790 г., причем сразу по полному курсу, поскольку его младший брат Афанасий мог начать обучаться ремеслу только восемь лет спустя. Когда Афанасий приступил к освоению иконописи (около 1797 г.), Михаил был уже сложившимся мастером и мог принимать участие в обучении брата. В дальнейшей совместной работе братьев Михаил, как старший и более опытный, вероятно, писал личное, а Афанасий — доличное, со временем постигнув и первое.
Обучение велось по прорисям Ивана Васильевича и других невьянских мастеров. В фондах Свердловского областного краеведческого музея есть пять рисунков-прорисей с работ Ивана Васильевича Богатырева: «Три святителя» (1792 г.), «Отечество», два рисунка «Спаса Нерукотворного» и «Воскресение — Сошествие во ад». Есть также одна прорись Михаила Богатырева, датированная маем 1809 г., на сюжет «Вседержитель вещает мученику со свитком». При передаче в 1926 г. экспонатов в Уральский антирелигиозный музей (г. Свердловск) по акту проходили прориси Афанасия Богатырева, поступившие в фонд УОЛЕ в конце XIX в.
По сведениям С. Дюлонга, можно было найти в Никольской часовне (в Екатеринбурге. — О. Г.) икону с датой 1817 г. работы Ивана Васильевича Богатырева и в той же часовне видеть работу Афанасия Ивановича Богатырева «Святой Иоанн Крылатый» с датой 1799 г.; в нижнетагильской часовне находилась икона работы Афанасия Ивановича «Три святителя», датированная 1834 г.
В Музее истории религии в Санкт-Петербурге находится икона «Мария Египетская с житием в шестнадцати клеймах», написанная Иваном Васильевичем Богатыревым в 1804 г. и поступившая в ГМИР в 1933 г. из церкви Громовского кладбища, которая в XIX в. была центром петербургских старообрядцев поповского согласия. В этом же собрании есть икона мастерской Богатыревых — по нашему мнению, Герасима Афанасьевича Богатырева (1816 г. р.) — «Богоматерь Тихвинская», датированная 1862 г. и выполненная для купца Королева.
Заказ был настолько большой, что его выполняли одновременно с Богатыревыми еще несколько иконописцев из Невьянска. Их работа продолжалась вплоть до 1834 г., когда наследник Льва Расторгуева Петр Харитонов был осужден по делу управляющего Кыштымскими заводами Григория Зотова и сослан в финский поселок Кексгольм.
Весной 1824 г. Богатыревы начали писать иконы для нового каменного храма в Екатеринбурге — Никольской церкви. К этому времени они были уже зрелыми, многоопытными художниками. Сам факт, что им предложили столь крупный и почетный для любого иконописца подряд, каким был иконостас единственной на территории Сибири и Урала старообрядческой церкви, имевшей в 1826 г. до 81 тысячи прихожан, говорит о большом авторитете иконописцев Богатыревых среди старообрядцев и высоком уровне их мастерства.
В1826 г. Богатыревы пишут икону «Три святителя» (ЕМИИ; прорись к этой иконе, как уже сказано выше, находится в СОКМ). В том же году они «начали устанавливать в Никольской молельне иконостас, стараясь по возможности придать ей вид и подобие церкви». Но 15 декабря 1827 г. император Николай I повелел: «Молельню в Екатеринбурге, на которой крест поставлен по Высочайшему повелению (Александра I. — О. Г.), дозволить отделать часовней, но не ставить иконостаса». В 1828 г. иконостас был разобран. В таком состоянии Никольская часовня находилась десять лет, пока в 1838 г. не была превращена в единоверческую церковь. В период с 1832 по 1837 г. Богатыревы написали по заказу екатеринбургского купца-старообрядца Степана Ивановича Баландина большую икону «Рождество Христово» (178,4 х 105,5 х 4,0; СОКМ). Заказ этот, по нашим предположениям, был связан с открытием С. И. Баландиным богатейших золотых россыпей в Енисейской тайге. По мнению Н. А. Гончаровой, икона предназначалась для домашней часовни Баландиных в их екатеринбургском особняке.
6 июня 1840 г. Богатыревы по заказу екатеринбургского купца второй гильдии Саввы Лукича Тарасова написали икону «Святой мученик Савва Стратилат» (частное собрание, г. Невьянск). С. Л. Тарасов заказал эту икону для домашней часовни, устроенной тайно в его новом доме по Тарасовской набережной, № 2. «Икона Св. Саввы Стратилата с серебряным позолоченным окладом с раскольническим перстосложением» упоминалась в описи среди 45 икон, найденных в домашней молельне Тарасовых при обыске в октябре 1853 г.
5 января 1845 г. был принят закон, запрещавший раскольникам заниматься иконописанием, по которому «не допускались к записи в иконописные цехи никаких сект раскольники. Если кто, скрыв принадлежность свою к расколу, поступит в сей цех, или, записанный в оный, совратится в раскол, таковой из цеха исключается, подвергаясь в первом случае и наказанию за ложные показания перед судом». В апреле 1845 г, исправник Невьянских заводов сообщал в Екатеринбургский Секретный
совещательный комитет по делам о раскольниках, что «в Невьянских заводах не учреждено живописного цеха, но там есть раскольники, занимающиеся иконописанием», и спрашивал; «…могут ли они заниматься беспрепятственно ремеслом своим?» Комитет, приняв во внимание, что «хотя в Невьянске и не существует иконописного цеха, но раскольники, там занимающиеся иконописанием, легко могут своими занятиями, как не подчиненные никакому надзору со стороны духовной, производить в заблуждающихся внешние оказательства ереси, наводняя при том заводы иконами своей работы с неправославным перстосложением, а от того поддерживается раскол», определил: «…предписать Невьянскому Исправнику запретить тамошним раскольникам заниматься иконописанием и иметь за недопущением их впредь к этому ремеслу строгое наблюдение под личной ответственностью его, Исправника, и Управляющего заводами».
Некоторые из раскольников Невьянского завода обратились к исправнику с просьбой, чтобы им дозволено было закончить уже начатые подрядные иконописные работы под наблюдением местного начальства в сроки от четырех до вось-ми месяцев. На это Екатеринбургский Секретный совещательный комитет повторно предписал невьянскому исправнику: «…воспретить решительно раскольникам заниматься иконописанием и иметь за сим строгий надзор».
Одной из причин столь пристального внимания властей к Богатыревым и категорического запрещения им заниматься иконописанием было, вероятно, то, что в иконе «Рождество Христово» (СОКМ) на дворце царя Ирода они изобразили двуглавого орла — малый российский государственный герб и символ царской власти. Использование темы «Рождества Христова» для политической аллегории — сопоставления царя Ирода и царствующего дома Романовых — является беспрецедентным фактом отражения в иконописи социального протеста старообрядцев и ставит икону Богатыревых «Рождество Христово в ряд уникальных исторических памятников.
Главной же причиной постоянных притеснений Богатыревых со стороны Екатеринбургского Секретного совещательного комитета по делам раскола была активная «сектаторская» деятельность Михаила и Афанасия Богатыревых, а не иконописный промысел. С середины 1820-х по 1850 г. братья были старшинами Невьянского старообрядческого общества, его поверенными и депутатами. Как люди грамотные и весьма искушенные в тонкостях своего вероучения, они выступали в качестве посредников и ходатаев перед местными властями и правительством России по духовным делам, входили в сношения со старообрядческими общинами Нижнего Тагила, Екатеринбурга и села Шарташ. 9 сентября 1834 г. Афанасий Богатырев по доверенности от 12 870 старообрядцев Невьянских заводов и окрестных селений в числе шести депутатов Сибирского края, Пермской, Оренбургской и Тобольской губерний подписал в Москве и подал императору прошение с просьбой «возвратить молитвенные храмы, насильно отобранные прихожанами единоверческой церкви». В конце 1835 г. Афанасий Богатырев побывал в Санкт-Петербурге и «подал графу Бенкендорфу записку, заключавшую желание пермских старообрядцев иметь у себя попов по-прежнему из Иргиза».
Правительство, обеспокоенное активностью старообрядцев, в 1836 г. распорядилось «установить за деятельностью старшин раскольничьих во всей России непрерывный секретный надзор по Третьему отделению Императорской Канцелярии». Постоянно «подозреваемые в разных по расколу проступках», Богатыревы до конца дней своих были под строгим секретным надзором как «закоренелые раскольники… особенно замечательные по хитрости их и связям с единомышленниками» и стояли на первом месте в списке главных лиц, поддерживавших раскол в Невьянске.
По устному преданию, в начале 1850-х гг. Богатыревы- иконописцы на основании «высочайшего повеления» от 28 ноября 1839 г., дающего Главному начальнику горных заводов право «перемещать постепенно закоренелых раскольников в Богословские заводы и многочисленные препятствия, чинимые ими властям в деле увещевания раскольников. Лишь с переходом в единоверие Артемию, Герасиму и Иакинфу Богатыревым было разрешено вернуться в Невьянск.
После закрытия в 1866 г. Екатеринбургского Секретного совещательного комитета по делам раскола личное дело Богатыревых было отправлено в Пермь и затерялось в губернском архиве.
На работу сию потребуется не менее трех лет. Нет нужды прибавлять, что живописцы сии их толка, ибо они работы от других не принимают и образам их не молятся. Я был приятным образом поражен степенною, умною физиономией, приветливым и вместе с тем важным разговором этих художников. Дед, сыновья и внуки занимаются одним искусством с великим успехом. Они представили икону своего письма и нынешнему Государю, но, не получая никакого об ней известия и не зная как Его Величество расположен к старообрядцам, опасаются, как бы не подпасть его гневу».
Это письменное свидетельство современника Богатыревых примечательно непредвзятостью и живостью самой зарисовки. Оно добавляет свои яркие штрихи к облику ведущей династии невьянских иконописцев. Несомненно, Богатыревы-иконописцы были разносторонне одаренными и достаточно для своей среды образованными людьми. Они способны были не только создавать произведения подлинного искусства, но и в качестве старшин и депутатов отстаивать права старообрядческой общины, писать прошения императору. Интересна в связи с этим и такая деталь: Афанасий Богатырев, например, мог вести беседу «неглиже перебирая клавишами фортепиано».
Кроме Богатыревых-иконописцев, потомков Василия Богатырева, в Невьянском заводе жили еще две семьи, родоначальниками которых были Афанасий и Акинфий Богатыревы. Их потомки с конца XVIII — в первой половине XIX в. занимали на Невьянских заводах различные административные и технические должности — писца, конторщика, расходчика, кассира, бухгалтера, приказчика, вплоть до правителя дел Главной конторы Невьянских заводов и управляющего заводами.
Родственные и религиозные связи трех кланов Богатыревых переплетались с их деловыми интересами, являясь основой взаимного протекционизма. По роду своей деятельности Богатыревы-приказчики, бухгалтеры, управляющие были тесно связаны с екатеринбургскими купцами-старообрядцами, которые снабжали горнозаводское население продовольствием и промышленными товарами, а также занимались сбытом продукции уральских заводов. Те же купцы (Рязанов, Тарасов, Казанцев, Михайлов и др.), являясь старшинами Екатеринбургского старообрядческого общества, имели прочные связи с невьянскими старшинами Богатыревыми и входили в круг основных заказчиков иконописной мастерской Богатыревых.
По мнению действительного статского советника Н. И. Надеждина, составившего в 1850 г. для министра внутренних дел записку (на основании архивных бумаг министерства) о старшинах Екатеринбургского раскольничьего общества «раскольничьи старшины присвоили себе власть не только над простодушными и невежественными простолюдинами, но и над беглыми попами, состоящими у них в безмолвном повиновении, так что ни один обряд не совершается без письменного разрешения старшины, а это разрешение не выдается без денег. Сборы должны составлять большие суммы, которыми старшины располагали по своему произволу и на что употребляли — неизвестно». Распоряжаясь крупными денежными средствами общины, старшины не только строили церкви и украшали их иконами, но и периодически ссужали деньги под проценты и вкладывали их в торговлю, проявляя присущую старообрядцам оборотистость.
Среди потомков Артемия, Якима и Федота были иконописцы. В архивах о Чернобровиных-иконописцах информации немного. Они не были у всех на виду, как Афанасий и Михаил Богатыревы, и власти уделяли им мало внимания. Тем не менее мозаичные архивные сведения о них, единичные подписные иконы и прориси Чернобровиных, а также литературные источники позволяют с достаточной точностью реконструировать династию этих иконописцев. В XIX в. в нее входили: Артемий Афанасьевич Чернобровин и его внук Яков Тимофеевич Чернобровин; двоюродные братья Егор Федотович и Прохор Якимович Черно- бровины; сыновья Прохора Якимовича Иван и Егор; его племянник Матвей Ефимович; его же внучатые племянники Ефим Федорович и Андрей Федорович Чернобровины. Все они были приверженцами старообрядчества, но в 1830-е гг. перешли в единоверие.
Первая известная икона Чернобровиных, датируемая 1798 г., по сведениям С. Дюлонга, находилась «в Никольской часовне в Екатеринбурге… Работа не важная».
Яков Тимофеевич Черно- бровин (1791 г.р.) ввиду слепоты деда «на одиннадцатом году жизни (1802) был отдан обучаться иконописному художеству… здешнему Ивану Анисимовичу Малыганову, у которого проживал более семи годов… Учился грамматике у екатеринбургского священника церкви Сошествия Святого Духа Авраама Андреевича Оглоблина. Обращен в православие в 1819 году священником Иоанном Дерябиным.
В коллекции СОКМ среди прорисей из собрания иконописца Т. В. Филатова есть работы Егора Федотовича (1781 г.р.) и Прохора Якимовича (1785 г.р.) Чернобровиных — двоюродных братьев. Егор Федотович Чернобровин в 1825 — 1850-х гг. был больше известен как позолотчик иконостасов.
Жесткая конкуренция с мастерской Богатыревых, занимавших высокое общественное положение в старообрядческой общине Невьянска и выбиравших для себя наиболее выгодные заказы, послужила основной причиной перехода в 1835г. из старообрядчества в единоверие иконописцев Ивана Прохоровича и Егора Прохоровича Чернобровиных. Благодаря этому они избежали давления Богатыревых и получили выгодные заказы от единоверческих и православных общин Урала. Но работая для ортодоксальной церкви, Чернобровины продолжали сохранять мастерство и стилевые признаки невьянской школы.
В 1830-е — 1840-е гг. Иван Прохорович Чернобровин (1805 г. р.) написал образ Богоматери. В письме Главной конторы Невьянских заводов от 17 июня 1838 г. Верх-Исетскому заводскому правлению сообщалось, что «крепостные крестьяне Невьянского завода Иван Прохоров и Матвей Ефимов Чернобровины, отправляя заводскую угольную повинность через наем вольных государственных крестьян во всякой исправности, и занимаясь сами письмом святых икон, по их в том художеству вступить в подряд с оным Правлением, в письме тех, для Режевской единоверческой церкви в полный иконостас свободно могут, и препятствия в том со стороны здешнего заводоуправления никакого не предстоит, и в выдачу им Чернобровиным в задаток денег до 1 000 рублей, как людям исправно-зажиточным и хорошего образа жизни верить можно».
В ноябре 1839 г. Матвей Ефимович Чернобровин (1813 г.р.) обязался «написать дополнительные святые иконы… на приготовленных тестем Чернобровина липовых досках из собственных своих материалов лучшим искусством с тем, чтобы все ознвченные иконы окончить написанием к Святой Пасхе будущего 1840 года».
Очередной заказ, написание икон для Сылвинсхой единоверческой церкви, Иван Прохорович и Матвей Ефимович Чернобровины выполнили в марте 1841 г.
Егор Прохорович Чернобровин (1812 г.р.), крестьянин Невьянского завода, заключил в 1846 г. контракт на пять тысяч рублей серебром на золочение глади новых иконостасов, устанавливаемых взамен обветшавших в городских церквях — Соборной и Николаевской.
В 1858 г. Иван Прохорович Чернобровин написал икону «Архангел Гавриил и мученица Евгения» (СОКМ), а в 1863 г. подновил иконостас Свято-Никольской церкви в поселке Быньговского завода. Он фактически заново написал южный Сретенский придел, созданный в память освобождения крестьян от крепостной зависимости. В собрании Пермской государственной художественной галереи есть икона «Богоматерь Тихвинская», выполненная И. П. Чернобровиным в 1872 г. для единоверческой общины Перми.
Следующее упоминание об иконописцах Чернобровиных связано с открытием в 1887 г. в Екатеринбурге Сибирско-Уральской научно-промышленной выставки. Племянник Матвея Ефимовича Чернобровина Ефим Федорович Чернобровин (1823 г.р.) из Невьянского завода подал на выставку заявку на демонстрацию своих икон по отделу кустарных промыслов.Одна из его икон с выставки поступила в музей УОЛЕ.
Последним представителем династии иконописцев Чернобровиных был брат Ефима Федоровича Андрей Федорович Чернобровин (1828 г.р.). В 1866 г. он написал икону «Успение Богоматери» (частное собрание, г. Екатеринбург). В фондах СОКМ хранятся еще две его работы: «Кирик и Улита со сценами жития и избранными святыми на полях» и «Спас Вседержитель на престоле с припадающими Дарьей и неизвестным святителем» (1888 г.?).
Более полувека эти династии одновременно работали в Невьянске, соперничая и ревностно следя за творчеством друг друга, а также за работой многочисленных местных и пришлых иконописцев. Опираясь на сложившуюся систему обучения, отшлифованную десятилетиями творческой преемственной работы, Богатыревы и Черно-бровины своим авторитетом и талантом художников способствовали тому, что внешние влияния обогащали, а не разрушали невьянскую школу иконописи.
