Крестьянское искусство Костромы
Произведения крестьянского искусства органично связаны с архитектурой, внутренним убранством жилища, орудиями труда, посудой, форма которой веками складывалась в коллективном творчестве народа. Они одновременно декоративно выразительны и функционально оправданы.
Одной из распространенных сфер приложения резного искусства в быту было производство прялок. В условиях широкой мануфактуризации крестьянского труда ручное прядение занимало одно из важных мест в жизни женщины. «Пряха» — так называлась прялка в северных районах Костромской области.
Русским и советским искусствоведом В. С. Вороновым был выделен тип ярославско-костромской прялки. Он отмечал своеобразие этого вида народного искусства, считал их единственными памятниками народного бытового искусства, в резной декоративной обработке которых воплощены новые изобразительные искания и достижения художников-резчиков.
С древних времен и вплоть до начала XX века на Руси были распространены печатные фигурные пряники. Их готовили на торжества и семейные праздники, в дни траурных событий, подносили как подарки детям, девушкам на гуляньях, родственникам.
В Костромской губернии в Гали чеком уезде, по приезду отходников, дети ходили по домам «питерщиков» и под окнами просили: «Дайте-ка пряничка!» И было немалым позором отказать детям. Такой отходник-питерщик считался «прогоревшим». Для выпечки пряников делали резные доски различных размеров, с разнообразными узорами. Праздничные пряники украшались изображениями двуглавого орла. Такие изображения появились в XVII веке.
Пряничное дело было известно в Костроме и Костромской губернии. Пряники выделывали в пряничных куренях (б. Мшанской улице в г. Костроме). Производителями их были Подошенников, Осокин, Гожев и др. Известны пряничные доски из с. Андреевское, Галича. На многих пряниках отпечатывалось клеймо города, например, «Горкост» (г. Кострома), «Г. К.», «Г. Костро». По сохранившимся отпечаткам с пряничных досок, сделанным И. А. Рязановским (ныне частично хранятся в музее-заповеднике г. Кострома), можно считать, что в XVIII веке в Костроме было развито пряничное дело. Примером тому служит отпечаток пряничной доски с изображением герба города XVIII в. Эта доска имела большие размеры: 23,5 см х 28 см. В практике печатания пряников встречаются доски до 120—130 см и весом до 30 кг, среди них «фигурные» и «штучные». «Фигурные» — это, обычно, небольшие по размеру доски с каким-либо одним сюжетным изображением. Например: «Пастух», «Конь», «Рыба», «Охотник» и т. д. Резчики пряничных досок изображают домашних (лошадей, коров, баранов, коз, уток, собак) и экзотических животных и птиц (львов, павлинов и т. д.). Пряники были рассчитаны на самые широкие круги населения. Костромской пряник порой имел и орнаментально украшенную обратную сторону, а порой делался с прослойкой. Для такого пряника резались доски с одним и тем же изображением. Оба изображения находились рядом, зеркально перевернутые. Пряничные доски резались мастерами-промысловиками в центрах, где традиционно занимались мелкоузорной резьбой по дереву.
Наиболее профессиональной была резьба для производства официальных подарочных пряников с геральдикой, «штучных». Четкий контур, тонкая проработка деталей, изысканная декоративность были отличительными чертами таких пряничных досок.
Стилизованное изображение лошадей очень популярно в ассортименте пряников XIX в. Кони были скачущие во весь опор, стоящие, со всадником или без, пышно украшенные сбруей, накрытые богато орнаментированной попоной и т. д.
Среди силуэтных пряников конца XIX века большое распространение, по-видимому, имели изделия с изображением льва. Своеобразно понятое резчиком экзотическое животное несомненно было увидено им среди архитектурных украшений городских или сельских домов. Такие изображения, как известно, широко бытовали в глухой резьбе 60-х годов XIX в. Животные, вырезанные на прянике средствами контррельефа, хотя и изображались с характерной львиной гривой и длинным хвостом, загнутым крутой дугой, но более походили на собаку, а конец загнутого хвоста неожиданно «процвел» колосом пшеницы.
В пластической практике «петуха» с ее четко выраженной графической структурой использованы характерные для мелкоузорной резьбы разнообразные технические приемы. Используются резчиком известные приемы «копытца», «желобки», «зубчики» и др. Талантливый народный мастер сумел отразить в соответствии с народными представлениями о красоте присущие «петуху» изящество, грацию. Тонкой, мелкой резьбой выполнена доска для наборного пряника с изображением «павлина», «райской птицы», «Сирина» и «коня». На поле доски справа от изображения мастер вырезал счеты с установленными для упражнений костяшками, предлагая подсчитать сумму. Пряник в данном случае служил и практической пользе — обучению неграмотных.
Немалую долю среди пряничных костромских досок занимают мелкие пряники типа «разгоня». Эти пряники преподносились гостям на свадьбах, когда хотели сказать, что свадьба окончилась и можно расходиться. Каждый такой пряник (их могло быть до 100 штук) был украшен либо восьмилепестковым цветком, либо короной, стилизованной птицей и другими мелкоузорными элементами. На пряниках встречались надписи, например: «Костромская коврижка», «Московская коврижка», «Г. Кост.», «Г. Костро», «Сарепский», «Царский медальон» и т. д.. Кроме того, изготовители пряников ставили нередко свои имена, инициалы резчика или владельца мастерской. Так, например, буквы «И. А. ОС». (Иван Алексеевич Осокин), «И. С. П.» или «И. С. Подо» (Подошевников), «Н. Гож.» (Николай Гожев) и т. д. Гораздо реже на пряниках ставились цифры.
В Костромской губернии издавна бытовал лепной пряник, подававшийся на свадебных обрядах, при встречах жениха и невесты.
Этот вид пряников назывался «советником». «Советник» представлял собой выпеченных из сладкого теста птиц и животных, укрепленных на лучинках. «Советники» — несомненный отголосок прежних старинных языческих обрядов Костромской губернии.
Пряничные доски костромичей обладают несомненным своеобразием, высокой техникой резьбы, традиционной декоративностью, мелкой узорностью. И хотя костромской пряник не получил столь широкую популярность, какой обладал тульский или вяземский, все же ничуть не уступает им по декоративным качествам, образности, монументальности, пластическому разнообразию. Костромской пряник прошел длительный путь развития от лепной выпечки до печатной формы.
В резьбе пряничных досок XIX века нередко изображалась человеческая фигура, она была проекцией, отголоском тех исканий, которые происходили в сложном и противоречивом течении костромской культуры в этот период. Искусство пряничной резьбы с изображением человека встало на ту же ступень, что и лубочная печать. Зашифрованная резьбой социальная сущность человека сделала пряничную доску не просто информатором, а также выражала отношение мастера к окружающему миру и закрепляла это отношение в сознании большого числа людей. Вместе с тем, костромской резчик, автор резной пряничной доски, не прерывает нить традиций резьбы, но идет дальше, синтезируя традиционные элементы для создания нового художественного образа и этим обогащая и развивая традиции..
В Костроме пряниками торговали на ярмарках с лотков. Позднее в XIX веке были построены каменные ряды, получившие название пряничных, где шла систематическая торговля мучными изделиями и пряниками.
Другой сферой применения резьбы был красильно-набивной промысел. В Костромской губернии существовало два направления: крашение тканей и выбойка, или набойка. Набойка осуществлялась с помощью деревянных манер, изготовленных резчиком способом торцовой резьбы.
Рисунок, выполненный в технике торцовой резьбы, был четким и мог быть многократно использован для нанесения красочного слоя на ткань. Для более плотного соприкосновения поверхности дерева с льняной тканью использовали специальное «колотило»— род деревянного молотка, которым красильщик ударял по тыльной стороне доски. Рисунок вырезался таким образом, чтобы отпечаток доски стыковался со следующим отпечатком рядом с первым, и, таким образом, на всей ткани получался единый непрерывный рисунок. В основном, костромские красильщики использовали мотивы «мильфлер», «дорогами» и др.
Широкую известность в 60-х годах XVII столетия получили красносельские красильщики новин из льняной ткани. Красносельские колотилыци к и были так же хорошо известны в России, как муромские калашники или тверские замочники. Кроме красноселов крашенины делали в посаде Большие Соли и ряде других волостей и селений Костромской губернии. Историю возникновения крашенины и ее распространения можно проследить лишь с XVI столетия. К этому времени относятся первые упоминания о костромских набоечниках в документах архива Болыпесольской посадской избы и в писцовой книге по городу Костроме (1628—1629 гг.). О мастере-набоечнике писалось: «Колотилыцики …промысел его — крашенины колотить», или же «колотилыцик колотит набойки». Исследователь набойки Костромской губернии Н. Н. Виноградов приводит в своей книге ряд примеров описания материалов набойки: «пелена выбойчатая, обложена крашениной травчатою» и т. д.
По данным писцовой книги по Костроме уже в 1628 году в ней процветало набойное дело. В районе Большого Города на Торговой площади было выстроено пять торговых красильных рядов, «один из них именуемый старый», и два крашенинных. По переписи 1628—1629 гг. в городе 40 человек занимались красильным делом. И это вскоре после «лихолетья» польско-литовской интервенции.
Почти сплошь из выбойки шиты ризницы многих костромских церквей XVII века. Набойка употреблялась чаще в сочетании с дорогими тканями, в то время как крашенина — только лишь в сочетании с набойкой, пестрядью и полотном. Это также говорит, что набойка ценилась значительно выше, чем крашенина. Хотя в литературе разделяют крашенину от набойки, провести резкую границу между ними нельзя. Так, сами красильщики нередко были и набойщиками, и торговцами собственных изделий. Окрашенный материал на крестьянском рынке стоил вдвое дороже неокрашенного. В описях дворянского имущества набойка встречалась сравнительно редко. Хотя редки упоминания о резчиках манер, специалистах-знаменщиках, тем не менее они были и не упоминались по той простой причине, что их ремесло теснейшим образом связано с процессом крашения и считалось, по-видимому, неразделимым. Колотилыцики, или набоечники, в XVII столетии жили только в городах и достаточно крупных по тому времени торговых центрах, откуда разъезжали и по окрестным базарам с готовым товаром и принимали заказы. Известные нам писцовые книги, а также другие документы не содержат каких-либо сведений о наличии вне городов и посадов красильнонабоечного производства. В деревню перенесли свою деятельность красильщики и набоечники уже в середине XVIII столетия, когда материалом для одежды городских жителей уже не служила набойка и крашенина. В XIX веке набоечные и красильные заводы в городах были уже редким явлением. «Так, постепенно совершилось сначала переселение красильно-набойного промысла из города в деревню, а затем — почти совершенное вытеснение из деревенского обихода набойки и крашенины продуктами фабричного производства», — заключает Н. Н. Виноградов.
Производство манерной резьбы — своеобразный вид торцовой гравюры, со временем претерпевал значительные изменения. Так, если старые манеры колотилыциков были сделаны из целого куска твердопородного дерева, то в более позднее время появились в манерах металлические части в виде проволок и кусков металла, появилась тенденция к замене резного рисунка на все большее число металлических частей и к заполнению сплошных плоскостей различными легкими массами, ограниченными металлом. Наконец, в начале XX века деревянные манеры заменились полностью металлическими валами. Набойка велась почти исключительно на льняных тканях. «Холст в краску даван», «крашенина алленая», или «альняная выбойка», «холсты битые» — предметная терминология в рукописях и тетрадях красильщиков. Редко набойка употреблялась для украшения бумажных тканей. В этом видна особенность технологии крашения, мало пригодная к более легким тканям, а также почти исключительное предпочтение деревенских жителей льняной ткани по отношению к другим.
Кустарь-красильщик работал, как правило, в течение зимнего сезона. «Красильщик отправляется по первому снегу, по «перепутку», в объезд своего, искони оставшимся за ним от отца, участка и сам он передает этот участок своему сыну, если только не придется преждевременно бросить мастерство, вследствие год от году уменьшающихся заказов». Красильщик, оставив лошадь впереди главной улицы,-отправляется по домам оповещать жителей о своем приезде. Подойдя под «среднее окошко каждой избы, красильщик громким голосом, нараспев произносит одни и те же слова: «Хозяйка-матушка, есть ли пряжу красить, холсты синить, новины бить? Выходите работу получать!»
Красильщик, собирая таким образом всю деревню, очень просто осуществляет акт приемки-продажи. Например, пишет Виноградов, принимая пряжу, холсты и др. от своих «давальщиков», перевязывает «дачку толстой бечевкой, на конец которой навязывает заранее приготовленный «жеребечек», полуторавершковый отрезок нетолстого прута тальника, обструганный с двух сторон. Тут же на нем вырезаются перочинным ножом «меты» владельца материала (родовой знак каждого крестьянина, состоящий из комбинации крестиков и черточек, прямых и косых черт). Половина «жеребейка» откалывается и отдается «давальщику», другая привязывается красильщиком к материалу, который ему предстоит красить. При этом желаемый цвет окраски обозначается на тыльной стороне «жеребейка» куском сухой краски. Половина «жеребейка», оставшаяся в руках у заказчика, на будущий год при получении материала обратно сверяется с оставшейся на руках красильщика половинкой. Заказчик может выбрать «из манерника» целые холсты с последовательно оттиснутыми на нем рисунками на имеющихся в распоряжении красильщика манерах.
Писцовые книги скупы на какие-либо подробности при описании хозяйства красильщика. Занятия кустарей-набоечников определялись словами: промысел их — «крашенины колотят» или «растительное делает», или же «краенинник, выбойщик, красильщик, красильник, колотилыцик». Гораздо более разнообразны названия узоров: «в шахмат», «дорогами», «лапки», «звездочки», «репьи», «репешки», «лепехи», «огурцами», «01урчики», «шашаками», «борок», «в елочку», «троеньки», «трояшки», «лисенки», «горохом», «горошинки», «гребешки», «змейка», «вичура», «скобочками», «жуки», «вавилоны», «прорись», «с именам»; «светочки», «светиками», «светы», «мительки», «ломаный», «ломань», «травами», «глазами», «глазками», «мураши», «середа», «рубчики», «круги», «копытцами», «струями» и т. д. Все это говорит о большом разнообразии рисунков резных манер и о той популярности, какую имели набоечные украшения в народе. Набоечные узоры костромских новин, полотенец, скатертей в громадном большинстве растительного характера: мелкие и крупные цветы, травы, стебли растений, дающие извилистую с завитками линию. Реже — комбинации растительного и геометрического орнаментов, элементов. Изображение животных, а также орнаменты чисто геометрического характера чрезвычайно редки. В практике использования крашеных тканей и тканей с набойкой нередко применялась ручная роспись по ткани. Набойка часто служила материалом для церковных предметов и богослужений евангелий, а крашенина употреблялась в домашнем быту, в житейском обиходе. Так же, как и в производстве печатных пряников, в искусстве набойки красота ткани зависела главным образдм от красоты узора набивной доски. О костромских набойных досках, о разнообразии рисунка манер можно судить по немногочисленным экземплярам XVII, XVIII и XIX вв., а также по отпечаткам с манер из коллекции И. А. Рязановского. Некоторые отпечатки манер приобретались И. А. Рязановским в с. Андреевское Костромского уезда.
Перед нами доска твердопородного дерева. Часть доски, вероятно, была утрачена давно, т. к. дерево в месте разлома состарилось. Довольно большие размеры доски, а также то, что резьба сделана без применения металлических деталей (практиковалось набойщиками с XVIII века), говорит об изготовлении доски в XVII веке.
Цветочный мотив типа «дорогами» (широкие полосы узоров) содержит в себе стилизованное изображение фантастического цветка (излюбленного сюжета в XVII веке). Манеру густо и плотно заполняет пышный растительный узор невысокого рельефа. Мелкая, тонкая резьба говорит о высоком профессионализме резчика.
В 1877 году в Костромской губернии было 22 красильных заведения: в Буйском уезде — 1, Варнавинском — 4 красильни, Кинешемском — один красильный завод, Юрьевецком — 13. Еще существовали 10 специальных набоечных заводов, из-них по два в Костроме и Ветлуге.
В XX веке лишь отдельные мастера занимались набойкой по льняным тканям в глубинках Костромской губернии. В 1912 году их было 223 человека.
Предметы быта костромского крестьянина скорее не украшались, а «оберегались», подобно расположению резьбы с целью «оберега» на домах. Знаки, вырезанные на наличниках костромских домов, на воротах, во всех местах предполагаемого проникновения нечистой силы, создавали как бы круговую оборону обитателям домов и построек. Если предмет никак не оберегался с помощью резных знаков-узоров, то, по-видимому, сам предмет служил носителем знаковой системы, адекватной в представлении костромских мерян или славян статусу оберега. Костромские предметы быта XIX века во многих случаях почти гладкие, без резного узора, иногда с раскраской вареным маслом, часто и без окраски. Зато обобщенность, интеграция форм достигает уровня настоящего искусства. Ковши XIX века из села Мисково — примеры такой обобщенности. Зооморфный мотив ковша почти утрачивает возможность прочтения жизненного прототипа. Петушиные головы с гребнем и бородкой XVIII века, стилизованные конские головы с крутым изгибом шеи в традиционные решения костромских ковшей едва укладываются, присутствуя лишь в элементах ручек. Если сравнить двуручные ковши из с. Мискова с эталонным ковшом из п. Пыщуг, окажется, что сделаны они резчиками в одной знаковой системе, на одном уровне обобщен и».
Костромская традиция — это накопление таких черт в народном искусстве, когда каждый мастер, единолично производящий изделия, или промысловик, производящий продукцию в коллективе артели, создает в конечном итоге тот набор этнических, мировоззренческих, фольклорных, социальных и других черт, которые в конечном итоге выполняют заказ широчайших масс населения, этноса, и удовлетворяют потребности групп классов, а в широком смысле и нации.
Народное творчество создавало необычайные по форме и оригинальные по своей художественной выразительности произведения. В таких произведениях традиции обработки дерева ярко воплощают в себе синтез творческого мышления народностей на основе фольклора, мифологии, праздности, обрядов и т. д. На севере Костромской области в Пыщугском районе в первой половине XIX века неизвестными мастерами были созданы двуручные ковши, так называемые «чаруши». Чаруша — двойной ковш, вырезанный из липового дерева, то есть ковши с двумя емкостями, соединенными между собой, с двумя ручками по бокам. Подобные предметы могли использоваться для свадебных и иных обрядов. На некоторых двойных ковшах мастера поставили дату изготовления. Ковш красился целиком, по зеленому или темно-коричневому фону наносились изображения трав, цветов, елочных ветвей. На одной стороне ковшей краской нанесена дата, например, 1848 год.
Подобные эталоны помогли провести атрибуцию многих предметов резьбы, ранее причисленных к другим временным границам. Ручками ковша были стилизованные круто изогнутые шеи коней, считающиеся в костромском фольклоре символами, носителями солнца по небосводу. В данном примере мы видим художественную форму, адекватную традиционно-обрядной сущности предмета. Резные зооморфные мотивы ковшей, солярный знак, соединяющий ковши, в сочетании с народной живописью на бортах делают «чарушу» неповторимым образом художественной культуры севера Костромской области.
