Народная роспись Северной Двины

Народная роспись Северной Двины

Если белофонные росписи первого центра — Пермогорья — были хорошо представлены в крупных музейных собраниях и уже публиковались в работах по русскому народному искусству. Прялки с желтым фоном были представлены в музеях лишь единичными экземплярами, которые не имели научных паспортов и никогда и никем из ученых «Народная роспись Северной Двины» не относили к искусству.

Прялки этого типа пользовались особенной популярностью и были в ходу у населения деревень, расположенных на большом протяжении Северной Двины. А делали их, как выяснила экспедиция, в деревне.
Прялки нижнетоемские, пучужские и борецкие (как их сейчас принято называть) хотя и имеют между собой некоторые отличия в росписи.
Еще более мелкой посудой были ставы, ставцы и ставчики. Их точили тысячами. Каждый ставец состоял как бы из двух глубоких чашек, одна из которых служила крышкой. Узор северодвинских ставов повторяет орнамент скопкарей первой половины XIX века. Но присущая скопкарям парадность в этой обычной повседневной посуде отсутствует.
Примером гостеприимству может служить также парадная большая чаша из собрания Государственного Исторического музея, где в одной из композиций за круглым столом изображены, по всей вероятности, хозяева дома, приглашающие своих гостей оказать честь их гостеприимству. Об этом гласит конец надписи на чаше: „Просим кушать деревенского кваску с перышкомъ. . .“

Яркая раскраска прежде всего выявляла конструкцию предмета. Полозья с боков покрывали ярко-красным цветом, филенки сиденья тоже обводились красным. Когда белые заснеженные берега Двины были усыпаны десятками таких расписных санок, то зрелище было незабываемо красивым. Недаром старые люди тех мест не могут его забыть и рассказывают о нем так образно, словно они рождены поэтами. При создании этого праздничного предмета свое искусство показал не только плотник и художник, но и кузнец. Санки обивались фигурными накладками из железа. Сиденье соединялось с полозьями великолепными кручеными тягами. Вся задняя часть и передок увешивались гнутыми из меди и коваными из железа связками колец и для тяжести, и для звона.
Самой распространенной схемой расположения на них жанровых сцен, пожалуй, является роспись бурака и, о сватовстве и обычной трудовой жизни крестьянской семьи после свадьбы. Последовательность рассказа подчеркнута изменением головного убора на женщине в различных композициях.
Единая сюжетная линия легко прослеживается и в предметах, украшенных отдельными фигурками людей и животных, которые разбросаны среди растительного узора. Так, например, на первый взгляд роспись на коробе-хлебнице из собрания загорского музея, на котором нарисованы мужчина и женщина, а вокруг них собаки, куры, лошадки, коровы, олени, кажется лишенной логической связи. А между тем основная тема читается здесь очень ясно.
В изделиях первой половины и середины XIX века, когда промысел северодвинской крестьянской росписи переживал особенный расцвет, почти в каждой вещи, украшенной росписью, можно увидеть единую линию, объединяющую все жанровые композиции, разбросанные среди ковра растительного узора. Роспись бытовых предметов не только доставляла людям большую радость своей красотой, она утверждала с большой поэтической силой моральные устои крестьянской трудовой семьи.

На прялке из загорского музея (ил. 16,17) сцена посиделок компонуется из четырех фигур — три девушки с кустушками на голове и женщина в повойнике. В собрании загорского музея есть еще одна прялка (ил. 11, 12), роспись которой является почти двойником росписи прялки, о которой только что шла речь. Но на этом, видимо, более раннем образце в сцене посиделок есть и четвертое действующее лицо — кудрявый парень, играющий на маленькой тальянке. Это, вероятно, основной вариант подобной композиции. Дело в том, что на деревенские посиделки девушки деревни собирались с какой-нибудь чистой работой, чаще с прялками. На посиделки приходили и парни как на своеобразный вечер свиданий и веселья молодежи. Замена в более поздней прялке мужской фигуры на женскую привела в значительной мере к потере первоначального смысла композиции, хотя формальное ее построение и осталось традиционным.
По всей вероятности, таким свадебным подарком была и прялка также из собрания загорского музея (ил. 58-61), роспись которой исполнена по другой старинной схеме. Кучер, сидящий на передке, размахивает кнутом над головой, в санях в ухарской позе сидит парень с тальянкой в руках. Это изображение, видимо, должно было напоминать невесте о замечательных качествах ее бравого жениха, о его удали, богатстве и веселом нраве.
В Государственном музее этнографии есть прялка, которую следует датировать, по-видимому, концом века. В этой более ранней работе сцена катания со свадебным обрядом еще непосредственно не связывается. Многочисленные надписи, включенные в роспись, повествуют о достоинствах и богатстве купца, который изображен в сцене катания. Иную трактовку имеет и центральная часть композиции, где вместо птицы Сирин изображены „поднебесные птицы“. Возможно, такие росписи предшествовали композициям свадебных циклов.
Крупный специалист в области народного искусства С. К.Жегалова в своей книге „Русская народная живопись“ вводит в список мастеров еще одного Ярыгина Якова Васильевича, утверждая, что именно ему принадлежит большинство шедевров пермогорской росписи первой половины XIX века в собрании ГИМ, ссылаясь на „Ведомости Вологодской Епархии Сольвычегодской уездной Пермогорской Воскресенской церкви за 1833 год“. Но это утверждение не имеет научного обоснования. В „Ведомостях ничего не сказано о том, что он занимался росписью. Кроме того, нам хорошо известно, что ни один предмет этого времени, ни в одной из известных нам коллекций не подписан ни его именем, ни его фамилией.
Мастера Мокрой Едомы в последние три десятилетия работы промысла украшали росписью главным образом прялки. К этому времени их насчитывалось около десяти. Экспедиция загорского музея сумела выявить имена всех мастеров последнего поколения.

Художники Северной Двины

Одну из последних работ Егора Максимовича Ярыгина подарила экспедиции внучка художника Анна Максимовна Ярыгина. Эта нарядная прялочка экспонируется в загорском музее с 1959 года и воспроизводилась с тех пор уже во многих изданиях по народному искусству (В. М. Василенко, Ю. А. Арбат и др.).
В основе плотного коврового узора этой прялки лежит сочный красный цвет в контрасте с белым фоном. Необычайно освежает колорит синий кобальт. Четкий и твердый перовой рисунок росписи в работах Е.М. Ярыгина обрамлен дополнительным пунктиром из мелких точек.
Характер росписи Е.М.Ярыгина, его школа, если можно так выразиться, ярко проступает в работах его ученика, младшего из братьев-художников Хрипуновых, Василия Андреевича. В юности ему нравились четкие и яркие работы Ярыгина. „И после того, как получил первые навыки мастерства у нас в семье, ушел учиться к Егору Максимовичу», — вспоминал старший брат Василия Дмитрий Андреевич Хрипунов. Экспедиции удалось приобрести для коллекции загорского музея прялку, на оборотной стороне которой сделана надпись: „Работал Василий А.Хрипунов». Эта прялка является пока единственной из известных нам работ, где пермогорский мастер оставил свое имя.. Василий Андреевич Хрипунов прекрасно усвоил основную манеру Ярыгина — густоту коврового узора и звучную яркость росписи. В работах старших братьев Хрипуновых — Дмитрия и Петра — колорит росписи очень сдержанный, приглушенный, даже несколько тусклый. Все цвета кажутся как бы разбавленными белилами.

Из художников последнего поколения следует остановиться еще на творчестве Александра Лукьяновича Мишарина, работы которого тоже очень ценились. На первый взгляд роспись Мишарина может показаться небрежной. Но это лишь первое впечатление. И чем больше на нее смотришь, тем все больше и больше она подкупает своей простотой, наивностью рисунка, непосредственностью передачи окружающего мира, задушевной теплотой. Неповторимую красоту работам Мишарина придает гармония колорита.
Несмотря на скованность рисунка и несколько крикливую роспись с позолотой, что, несомненно, являлось чертами упадка промысла, прялки Третьяковых выглядят в целом очень весело, нарядно, броско. Поэтому они пользовались у населения огромной популярностью.

Открытие центров Народная роспись Северной Двины в конце 50-х годов, большая исследовательская работа в последующие годы многих научных коллективов, которая проводилась непосредственно на местах распространения росписи, значительное пополнение музейных коллекций экспонатами, новые материалы по истории иконописи и рукописного искусства русского Севера позволяют сделать предположительный вывод, что зарождение северодвинской росписи восходит к XVII веку, и передвинуть дату затухания промысла с первой половины XIX века (как определял ее В. С. Воронов) на начало XX века.

Роспись этого бурака характерна для Мокрой Едомы первой половины XIX века. Она исполнена рукой настоящего профессионала. Черный контур, легкий, изящный, не дробит живопись. Колорит необычайно мягкий, золотистый. Красный и зеленый цвета лишь сопутствуют желтому цвету, который здесь является ведущим, что совсем не характерно для более поздних произведений. Автор росписи начинает цикл жанровых композиций бурака со сцены, изображающей мастерскую художника во всех ее деталях: стол и полка заставлены маленькими баночками с краской, а на полу в большой чаше стоят яйца. Здесь пишут темперой, как миниатюристы древних книг и как художники—иконописцы. Но не только состав краски был одинаковым. Главное здесь — традиции живописи. В росписи бурака мастер прекрасно демонстрирует мастерство этой древней школы, которое могло развиться лишь на серьезной профессиональной основе древнерусской живописи. Жанровые сцены окружены растениями: россыпи золотистых ягод, тюльпановидных сказочных цветов, напоминающих по форме древний цветок крина, изогнутые листья на гибких стеблях. Рядом с изображением живописной мастерской художник поместил любимые сцены народных росписей — чаепития, верховой езды и, наконец, охоты. По низу бурака, по синей полосе как узор бежит надпись: „Сеиъ буракъ Матфея Смиреникова харошенькой Г 1811«. Эта фамилия владельца дважды встречается в надписях на произведениях Мокрой Едомы. Более чем через 50 лет, в 1867 году, по—видимому, сын Матвея Николай Матвеев Смиренников заказал расписать в Мокрой Едоме детскую колыбель. И оба эти произведения, имеющие надпись, где упоминается имя и фамилия владельца, авторской подписи, к сожалению, не имеют. Существуют различные мнения об авторстве как этого бурака, так и ряда сходных с ним по манере исполнения произведений. Утверждение С. К. Жегаловой о том, что автором бурака был крестьянин Яков Васильевич Ярыгин, по нашему мнению, не имеет достаточно аргументированных доказательств.

Употреблялся как праздничная посуда для пива. Сделан из клепок. Ручка вырезана вместе с задней клепкой, а верхняя часть, возвышающаяся над жбаном, имеет форму стилизованной конской головы. К ней на вертлюге прикреплена крышка. Обвязка жбана — красные обручи в три ряда, — красная массивная ручка, сама мягкая, округлая форма приземистого жбана с крышкой, прикрывающей острый край сосуда, придают всему предмету необычайную пластичность, он воспринимается прежде всего как единый объем, как скульптурное произведение, гармоничное в своих пропорциях. Роспись жбана еще больше усиливает это впечатление. Две полосы между обручами, покрытые росписью, тоже представляют собой как бы живописную обвязку из растительного узора. В его ритмичные изгибы вписаны пестрые петухи с хвостами, напоминающими кустики из четырех округлых листов. По краю жбан обегает узор из треугольников. На крышке этот же орнамент окаймляет композицию, где в растительный узор кроме петуха мастер вписал еще фигурки старика и старухи. Но все это и в цвете, и в ритме, и в пропорциях тесно связано между собой и представляет единую ковровую композицию, характерную для пермогорских росписей. Основной цвет росписи — красный. Желтый цвет придает ему солнечную мягкость, а яркий зеленый редкими акцентами еще больше усиливает звучание горячего колорита росписи.

Санки делались специально для масленичных катаний с гор девушек и парней. Для прочности оковывались полосами железа, для звона обвешивались связками металлических колец. Сделанные из дерева, они всегда ярко расписывались. Встречаются санки, где в квадраты вкомпонованы сложные многофигурные композиции. Например, на одних санках из коллекции Государственного Исторического музея рядом с очень популярной сценой чаепития в соседнем квадрате размещена редкая композиция, связанная по сюжету с предметом, который она украшает, — сцена катания девушки и парня на саночках. Красочный слой этой композиции сильно поврежден, и сюжет долго оставался для исследователей неясным. Содержание композиции сумела прочитать С. К. Жега— лова. Но чаще санки просто раскрашивались в яркие цвета. При этом всегда подчеркивалась и выявлялась конструкция санок, в основе которой обычно лежали три квадрата—филенки, одна из них чуть приподнималась на передке.

Форма сундука с чуть выгнутой крышкой очень характерна для всех районов Архангельской области. Сундук невелик по размерам и очень красив в пропорциях. Его крышка почти квадратная. Этим он напоминает древние сундуки в форме теремов, но без „второго этажа“ , без „светелки“. Роспись, следуя традициям промысла, подчеркивает прежде всего конструктивные особенности сундука. За основу деления росписи на отдельные композиции берется оковка сундука полосами железа. Три черные ленты обвязывают весь сундук поперек, разделяя его крышку, переднюю и заднюю стенки на четыре части. Продольная обвязка состоит из двух железных лент, и таким образом крышка разбита на 12 почти равных квадратов с железной ручкой в центре. И все эти квадратные и прямоугольные пространства между лентами оковки художник покрывает росписью. Среди известных нам сотен вещей, покрытых пермогорской росписью, этот сундук является исключением по своему цветовому решению. Основной, ведущий цвет росписи в нем не красный, а голубой. Красный цвет лишь оттеняет его холодное звучание. И весь сундук, особенно крышка, кажется огромным драгоценным предметом, который усыпан бирюзой или покрыт голубой эмалью. Мотивы росписи очень простые — это в основном трилистник с острыми окончаниями листьев, трилистник с закругленными листами и розетки. Особенно большое значение уделяет художник росписи передней стенки сундука. Здесь по обе стороны железной личины запора он расположил композиции с часовыми в форме гусар в окружении орнамента, где опять ведущим цветом является голубой. Подобную композицию передней стенки с гусарами можно видеть и на известном сундуке из коллекции Государственного Исторического музея. Боковые стенки голубого сундучка расписаны в цвете более сдержанно, тем самым они подчеркивают звучность росписи основных частей сундука — крышки и передней стенки. Сундук восхищает красотой пропорций, блестящим мастерством композиции росписи, красотой и гармонией необычного колорита, предельной декоративностью.

Овальные стенки хлебницы выгнуты из луба. Деревянная крышка и дно обвязаны плоскими лубяными обручами. Схема росписи этой хлебницы является одной из самых древних и традиционных в Пермогорье. Вся роспись хлебницы подчеркивает конструктивные особенности предмета: обручи выявлены крупным декоративным узором из ромбов и треугольников, крышка окаймлена крупным ритмичным узором из треугольников и цветов шиповника, ее центр определяет большая лучистая розетка. Все остальные плоскости хлебницы покрыты мелким ковром белофонной росписи, где основой являются жанровые сцены, связанные между собой единым сюжетом. Это рассказ о жизни благополучной, полной достатка крестьянской семьи, начиная от сватовства и парадного свадебного выезда молодых и до момента, когда в семье появляется сын. Здесь и чинное семейное застолье, где паренек сидит между своими родителями. В другой сцене он изображен маленьким мальчиком в лесу с корзинкой и собачкой на поводке, несущим в руках, как букет, ветку с ягодами, следуя за отцом и подражая ему. Далее размещены сцены охоты, верховой езды. Дополняют рассказ несколько композиций, где действующими лицами являются женщины. Они изображены за шитьем, за прядением, за ткацким станком. Трудно утверждать, кто изображен в этих сценах — мать, сестра, невеста или молодая жена, которой родители дали эту хлебницу как приданое с пожеланием благополучия и счастья. В цикле композиций художник раскрывает тему согласной, счастливой, полной достатка семейной жизни.Овальные стенки хлебницы выгнуты из луба. Деревянная крышка и дно обвязаны плоскими лубяными обручами. Схема росписи этой хлебницы является одной из самых древних и традиционных в Пермогорье. Вся роспись хлебницы подчеркивает конструктивные особенности предмета: обручи выявлены крупным декоративным узором из ромбов и треугольников, крышка окаймлена крупным ритмичным узором из треугольников и цветов шиповника, ее центр определяет большая лучистая розетка. Все остальные плоскости хлебницы покрыты мелким ковром белофонной росписи, где основой являются жанровые сцены, связанные между собой единым сюжетом. Это рассказ о жизни благополучной, полной достатка крестьянской семьи, начиная от сватовства и парадного свадебного выезда молодых и до момента, когда в семье появляется сын. Здесь и чинное семейное застолье, где паренек сидит между своими родителями. В другой сцене он изображен маленьким мальчиком в лесу с корзинкой и собачкой на поводке, несущим в руках, как букет, ветку с ягодами, следуя за отцом и подражая ему. Далее размещены сцены охоты, верховой езды. Дополняют рассказ несколько композиций, где действующими лицами являются женщины. Они изображены за шитьем, за прядением, за ткацким станком. Трудно утверждать, кто изображен в этих сценах — мать, сестра, невеста или молодая жена, которой родители дали эту хлебницу как приданое с пожеланием благополучия и счастья. В цикле композиций художник раскрывает тему согласной, счастливой, полной достатка семейной жизни.

Композиция фасадной стороны этой прялки — одна из наиболее древних, где основное значение имеют жанровые сцены, связанные со свадебным циклом. Подобная прялка первой половины XIX века из собрания загорского музея воспроизведена в альбоме. Но ее роспись имеет большие утраты на внутренней стороне лопасти. Прялка же из собрания ГИМ роспись оборотной стороны сохранила хорошо. По характеру декора композиция росписи делится как бы на две части. Внизу, в орнаментальную раму, вписана сцена, продолжающая тему фасадной стороны прялки — парадное застолье из пяти фигур. За столом девушка и юноша. Хозяин со штофом в руках, у его ног собака. Хозяйка в женском повойнике с мальчиком на руках, в ногах у нее кошка. Дом, как терем, с узорными оконцами. По сторонам окон в общий узор из листьев, цветов и трав вписаны размахивающие крыльями курицы. Верхняя, большая по размеру часть лопасти расписана по- иному. Здесь, под нарядно раскрашенными городками, художник симметрично по обе стороны кустика с ягодами размещает двух птиц в окружении пермогорского узора. Роспись мелкая исполнена с большой тщательностью, как и основные жанровые композиции прялки. А ниже вся центральная часть обычно была закрыта пучком льна. И чаще всего художник это место оставлял без росписи, а резчик — без резьбы. В данном случае как редкое исключение и центральная часть лопасти покрыта росписью (это говорит об очень раннем времени росписи прялки). Но она исполнена в иной, более декоративной манере — крупный рапорт узора из трилистника разбросан по фону, как на полотнище ситца. В его роспись для большей декоративности введена синяя краска. Таким же узором из крупных трилистников, но только без синего цвета художник расписал и внутреннюю сторону ножки. В ее верхний медальон вписана курица. Вся роспись внутренней стороны прялки в целом восхищает рациональностью композиции, большим чувством формы предмета, сочным и несколько необычным колоритом.