Прикладное искусство Армении

Прикладное искусство Армении средних веков
Оклад Киликийского евангелия 1249 г. 1255. Серебро. Верхняя доска

Прикладное искусство Армении средних веков

Характер зодчества и изобразительных искусств отражался на прикладных видах творчества, отмечая их формы своими закономерностями. Сходство подхода роднит их, прикладные искусства как бы перекладывают на свой лад определённые принципы, приближают их к себе, к своему материалу, перефразируя формы архитектуры, приспосабливая к предмету изобразительные мотивы. Есть глубокое внутреннее родство между декоративными скульптурными рельефами, надгробиями и хачкарами, монументальными росписями, оформлением рукописных книг и керамическими изделиями, предметами из
дерева и металла: тектонические принципы, сам подход к таким понятиям, как масштаб, форма, декор, в любом виде творчества в средневековой Армении отмечен духом общности.

Керамическая посуда V – VII веков не сохранилась, но её формы нам известны по каменным изображениям кувшинов, помещённым на карнизах северной стены храма в Птгни (VI в.). Они составляют оригинальный декоративный ряд, входят в сдержанный убор храма.
Среди керамических изделий, найденных в Ани, а также при раскопках Двина, есть образцы, которые можно отнести к X – XI векам. Эта простая крашеная керамика, крестьянские кувшины‐«карасы», служившие для хранения продуктов, самая простая бытовая «тара». Их обычный декор — рельеф в виде ленты с изображением домашних животных. Эти керамические изделия связаны с очень глубокими пластами местной культуры, в них отразились мотивы, характерные для керамики земледельческих и скотоводческих районов. Продуманная, тяжеловесная функциональность их формы — характерная примета народного гончарства.
Археологические экспедиции расширили материал керамики следующего периода — XI – XIII веков. Это разнообразнейшие по формам и силуэтам сосуды — чаши, блюда, кувшины, — покрытые поливой. Их декор, наравне с формой, связан типологически со всей керамикой этого времени, ходившей по свету. Широкие торговые связи Армении делали доступными изделия многих стран, вводили в привычный обиход привозные формы: остатки керамики, созданной во всех концах тогдашнего культурного мира вплоть до Китая, были найдены при раскопках древних армянских столиц. Но бóльшая часть изделий, обнаруженных в развалинах Ани и датируемых XII – XIII веками, создавалась здесь же, это были изделия местного производства. По технике исполнения, по декоративным приёмам и самим использованным изобразительным и орнаментальным мотивам, по цветовой гамме эти изделия, разделяясь на группы, находят близкие аналогии в керамике Персии и Византии своего времени. В них проявляется в осязаемой форме то связующее положение, которое занимала Армения в Передней Азии, связь между Византией и Персией шла часто через Армению: в течение всех средних веков купцы двигались по этим путям навстречу друг другу.

Прикладное искусство Армении
Оклад Киликийского евангелия XIII в. 1496. Серебро. Нижняя доска
Прикладное искусство Армении
Расписная чаша из раскопок в Ани. XIII в. Керамика

Однако общность мотивов и технических приёмов, которые обнаруживает поливная керамика всего этого района, не могла быть результатом только перевоза изделий. Было и общение самих мастеров, ремесленники путешествовали, жили в разных городах и странах, это была наиболее подвижная часть населения тогдашнего культурного мира. В керамике, произведённой в Ани и Двине, можно обнаружить следы знакомства с византийскими образцами, с персидскими глазурованными чашами и блюдами. Здесь можно встретить те же излюбленные силуэты и формы, те же изображения животных и птиц, орнаментированный куфи, четырёхлистник. Здесь всадники и стоящие человеческие фигуры, беседы, охоты, сирины — распространённые «бродячие мотивы» эпохи. На материале керамики — самого древнего и самого «мирного» из прикладных искусств, по тонкому замечанию известного византиниста А. В. Банк, взаимодействие культур выявляется особенно доказательно и зримо. «Скупые письменные данные, обычно свидетельствующие больше о враждебных, чем о дружественных связях различных областей, могут быть обогащены вещественными источниками, наглядно и ярко демонстрирующими живое переплетение стран Востока и Запада, культурную и социальную общность различных народов». Причём по источникам известно, что роль армянских ремесленников в искусстве Передней Азии была очень велика.
Раннюю группу анийской поливной керамики составляют фаянсовые чаши, покрытые синей глазурью, а также изделия, расписанные люстром, с процарапанными или свободно нарисованными кистью изображениями птиц и зверей. Они были обнаружены в 1907 году при раскопках дворца и датируются серединой XI века, потому что были засыпаны при взятии Ани войсками Алп‐Арслана в 1065 году. Сходные изделия были найдены и при раскопках жилых домов (сезон 1912 г.), построенных в XII веке. Некоторые из этих предметов, в частности великолепная чаша с сирином, находят аналогии в византийской керамике, другие примыкают к керамике XI – XIII веков, найденной в Самарканде, Фостате (Каир), Самарре.
Интересно, что декоративный живописный эффект глазурованных глиняных поверхностей использовался не только в области посуды. Имеются упоминания о существовании керамических икон в Армении XIV – XV веков, в частности в армянских церквах Иерусалима и Новой Джульфы.

Складень «Хотакерац Сурб-Ншан». 1300. Серебро
Складень «Хотакерац Сурб-Ншан». 1300. Серебро
Складень царя Хетума II с раскрытыми створками
Складень царя Хетума II с раскрытыми створками

Среди произведений прикладного искусства особое место занимают изделия из металла, найденные в Ани, в развалинах трёхъярусного храма св. Григория, построенного при царе Гагике I («Гагикашен»). Это медная люстра‐лампадофор принятой в Византии в XI веке формы и бронзовые кадильницы со скульптурными изображениями евангельских сцен.
Лампадофор как бы вырезан из листа ножницами. Широкий обод, подвешенный на цепях, очень лёгкий благодаря вырезанным в нём сквозным медальонам с изображениями птиц и тонким кольцам для держания самих лампад, прикреплённым к краям, кажется прозрачным: ажурная металлическая конструкция висит в воздухе, как бы растворяясь в нём. Легко представить себе эффект такой люстры при зажжённых лампадах, в высоте, под куполом, в колышущемся дыму кадильниц.
Бронзовая кадильница — предмет, характерный для всего средневекового христианского быта. Схожие по форме, размеру и технике выполнения, эти небольшие металлические чаши создавались во всём мире и достаточно близки друг другу. Они интересны тем, что в них можно увидеть своего рода слепок явлений «большого искусства» каждой страны. По мнению Т. Тораманяна, кадильницы не входили в первоначальное убранство Гагикашена.
Все анийские кадильницы обнаруживают одинаковый подход к форме: они покрыты целиком рельефом, на котором фигуры, завязанные в замкнутые сцены без цезур, сменяют друг друга, составляя объём самого сосуда. Благовещение, Встреча Марии с Елизаветой, Поклонение волхвов, Распятие, Вознесение, Сошествие во ад чередуются, и только взаимодействие внутри сцен (обращённость фигур друг к другу) создаёт обособление.
Христологический цикл предстаёт в сокращённом виде, но насыщенно и с восполняющим пропуски динамическим подъёмом. Хотя композиция, техника и масштабы фигур на всех кадильницах одинаковы, они отличаются по стилю. Одни отражают развитой изобразительный подход к скульптурному рельефу, другие обобщены, почти схематичны (но не менее экспрессивны, а может быть, на сегодняшний взгляд и более выразительны).

Керамическая посуда. XI в.
Керамическая посуда. XI в.

Рельефы на первой группе кадильниц имеют чрезвычайно разработанный пластический язык, это скульптурная миниатюра, связанная по характеру со скульптурой, украшавшей стены архитектурных сооружений. Рельефы этих кадильниц переняли масштабы, пластику и отношение к плоскости, принятые в монументальных памятниках.
В отличие от первых, изображения на кадильницах второй группы, вероятно, созданных чуть позже, уже не стремятся к точности и скульптурной убедительности. Те же композиции Рождества и Распятия обретают здесь некоторую грубость, резкость. Внутри объёмов, налепленных на форму самих чаш, мастер уже не стремится к убедительности передачи форм человеческого тела, не отделывает драпировки, не мотивирует действием повороты фигур и их жесты. Сохранены композиции сцен, их персонажи, но всё только намечено, «названо». Борозды прорисовывают черты лиц, схематичными волнистыми линиями разделены волосы, конечности, одежда. Бег линий только обрисовывает каждую фигуру, выделяет её — и не более. Сам путь обобщения здесь тот же, что в народном творчестве. «…Народное творчество, сводя впечатления, даёт общий образ нескольких однородных предметов, а передавая движение как случайный момент, непосредственно заостряет его характер, не всегда, может быть, справляясь, за отсутствием практики, с изобразительными средствами и возможностями».
Попав в поле зрения учёных, кадильницы из Гагикашена сразу же вызвали различные предположения о месте и времени их создания: Н. Кондаков связывал их с Византией, Г. Овсепян — с Палестиной, причём датировал V веком. Однако кадильницы как предметы, необходимые в богослужении, могли изготовляться и в самом Ани.
Изделия из металла более поздние, XIII – XIV веков, составляют наиболее яркую страницу развития прикладных искусств средневековой Армении. Их сохранилось немного (изделия из благородных металлов, парчовые ткани, дорогая посуда вывозились из страны), но то, что имеется, свидетельствует об очень большом пути, уже пройденном в этой области, о культуре обращения с материалом и умении использовать его в качестве материала искусства.

Хоругвь Григория Просветителя. 1448. Вышивка
Хоругвь Григория Просветителя. 1448. Вышивка

Складни, дарохранительницы, оклады рукописей постоянно упоминаются у историков и хронистов этого времени. Шедеврами по праву считаются два складня: хранящийся в Эрмитаже большой складень киликийского царя Хетума II, выполненный в 1293 году в монастыре Скевра, и складень князя Эачи Прошьяна, называемый «Хотакерац Сурб‐Ншан», созданный (возможно, тоже в Киликии) в 1300 году и хранящийся ныне в ризнице Эчмиадзинского кафедрального собора.
Первый складень настолько близок по своим художественным принципам одновременной ему киликийской миниатюре (в частности, того же монастыря Скевра, где он был создан), что исследовательница этого складня С. Дер‐Нерсисян постоянно приводит в качестве аналогий к его рельефам листы миниатюр Евангелия царицы Керан 1272 года (Иерусалим, № 2563), Евангелие из монастыря Ромкла, иллюстрированное Торосом Рослином в 1262 году (Балтимор, Галерея Уолтерса, № 538), Евангелие второй половины XIII века.
Другой шедевр чеканного искусства этого времени, ничем не уступающий складню царя Хетума II, — Эчмиадзинский складень князя Эачи Прошьяна, тоже позолоченный серебряный, но гораздо меньший по размерам.
Как и складень царя Хетума, в закрытом виде складень «Хотакерац Сурб‐Ншан» имеет вид архитектурного фасада. В нижнем ярусе по бокам помещены изображения святых Петра и Павла, а в центре — сам князь Эачи Прошьян в позе молящегося. Между ними —чеканное посвящение и дата. В центральном ярусе — Мария‐Оранта и Иоанн Евангелист по бокам, а на створках — Григорий Просветитель и Иоанн Креститель. Над створками, в верхнем ярусе, два ангела с жезлами склоняются в сторону узорного медальона с изображением Христа. Христос восседает на символах четырёх евангелистов — это распространённая в Армении композиция, в чеканном искусстве она встречается и позже, в частности в окладе киликийского Евангелия XIII века.

Складень царя Хетума II. 1293. Серебро
Складень царя Хетума II. 1293. Серебро

Если при закрытых створках оба складня кажутся фасадами архитектурных памятников XIII – XIV веков, то при открытых они преображаются в образ чудесных врат, ведущих к спасению (через изображённое в центре распятие или его символ — крест). Замкнутость композиции при открытых створках разбивается, в фигурах появляется движение. Это происходит оттого, что разительно меняется центр — изображения «разводятся», между ними возникает цезура — на гладкой, лёгкой по тону золочёной поверхности, покрытой гравированным изящным узором, царит крест. В складне царя Хетума на открытых створках помещена сцена Благовещения (слева — архангел Гавриил, справа — Мария), на складне Эачи Прошьяна — архангелы Гавриил и Михаил с жезлами, склонившие головы к кресту.
Чеканный скульптурный рельеф в этих серебряных складнях отражает сложное содержание самого предмета — с одной стороны, он включён в малую архитектурную форму, построение которой находит аналогию в большой архитектуре, с другой — расположенная на конструкции скульптура имеет самостоятельность, её выразительность — выразительность изобразительного искусства, в этом смысле она роднится с книжной живописью своего времени, с которой у неё есть, кстати, и огромное стилистическое сходство.
Другое применение скульптура из металла имела в окладах. Памятные записи армянских рукописей оставили нам имена авторов: это Аракел («смиренный Аракел») — автор оклада киликийского Евангелия царицы Керан, некий Петрос при Ахпатском храме Св. Креста, инок Алексанос из Татевского монастыря и др.
Один из самых ранних образцов серебряных окладов — оклад киликийского Евангелия 1249 года из монастыря Ромкла (М 7690), он создан в 1255 году и имеет форму своего рода ларца, крышки которого заняты рельефными композициями. На верхней доске —Деисус, на нижней — изображение четырёх стоящих евангелистов.

Оклад Евангелия из Генуи 1325 г. 1347. Серебро. Верхняя и нижняя доски
Оклад Евангелия из Генуи 1325 г. 1347. Серебро. Верхняя и нижняя доски

Сравнительно ранний датированный серебряный оклад Евангелия 1325 года, хранящегося в Эрмитаже, относится к 1347 году и представляет другое направление в искусстве скульптуры — изображение здесь плоско и условно. На верхней доске — Распятие, на нижней — Богоматерь с младенцем. Из более поздних достоин упоминания оклад Евангелия XIII века (М 9422), датируемый 1496 годом. Изображения на этом окладе составляют сплошной узор, он ориентирован на формы бытовых изделий своего времени, заимствуя у ковра, набойки и ювелирных украшений сам подход к орнаментации плоскости.
Среди изделий из металла особняком стоит бронзовый котёл 1237 года из трапезной Агарцинского монастыря. Громадный котёл этот с крестовидным бортом, по которому идёт надпись на армянском языке, содержащая дату отливки, относится к типу котлов, распространённых в это время в Дагестане, — это так называемый «хачэшек».
Если керамика и металл оставили ряд памятников, по которым можно судить об их состоянии, то изделий из дерева в Армении сохранилось немного. Как строительный материал оно было менее характерно для Армении, здесь строили из камня. Однако некоторые из древнейших сооружений гражданского характера включали дерево — оно могло служить в плоских перекрытиях и для колонн открытых галерей.
От раннего периода развития средневековой армянской архитектуры сохранились четыре деревянные капители, поддерживавшие перекрытие одного из первых армянских притворов — церкви Апостолов на полуострове Севан. На восточной части барабана купола церкви Апостолов в 1924 году Л. Меликсет‐Беков обнаружил надпись, содержащую дату постройки — 874 год. Но сами деревянные капители, по предположению Н. Токарского, могли быть созданы и раньше, потому что в притворе они были уже во вторичном использовании. «Наличие резьбы только с одной стороны даёт основание полагать, что первоначально капители увенчивали столбы какой‐либо галереи».

Карас с поясным орнаментом из Двина. XI в. Керамика
Карас с поясным орнаментом из Двина. XI в. Керамика

Сама форма этой капители характерна для архитектуры Востока в разные века, по-видимому, её устойчивость была связана с конструктивной целесообразностью. В статье, специально посвящённой севанским капителям, Т. Измайлова пишет: «От времени ахеменидского Ирана до наших дней сохранился этот тип капители, продолжая бытовать и посейчас в грузинских, армянских, курдских, среднеазиатских и иранских крестьянских домах».
Между севанскими капителями, формы которых, восходя к сасанидскому Ирану, очень декоративны по характеру рельефа и одновременно — архитектурны, где птицы и растения использованы как однородные элементы украшения плоскости, — и следующим дошедшим до нас памятником деревянной резьбы — распятием, известным под названием «Спаситель из обители Авуц‐Тар», лежит немалая дистанция.
«Спаситель из обители Авуц‐Тар» был изучен исследователем всего этого круга памятников Г. Овсепяном, он датируется X веком. Мы останавливались на нём в разделе «Скульптура» в связи с анализом композиционной схемы хачкаров.
Сцена Снятия с креста разрабатывается в скульптурных хачкарах. В частности, в одной из известных религиозных святынь Армении — уже отмеченном нами ахпатском хачкаре 1273 года, сцена Снятия с креста даётся в такой же редакции, как на деревянном распятии, — с Иосифом Аримафейским, Никодимом и целым рядом других персонажей.
Бытовые ткани — набойки, в которых окраска шла по трафарету, доходят от старины с трудом — они используются максимально, приходят в ветхость и исчезают. Но в Армении, как уже говорилось, есть коллекция старых набоек, сохранившаяся в переплётах рукописных книг. Благодаря тому огромному пиетету, которым пользовались священные книги, оберегаемые от порчи, в тяжёлые дни хранимые в тайниках как национальные реликвии, образцы набойки сохранились до наших дней. Вместе с переплётом, тетрадью миниатюр, изысканным шрифтом, набойка в памятнике письменности свидетельствовала ещё об одной грани культуры — о том окружении, в котором создавалась книга, о фольклорной стихии, с которой она была связана, и быте, в котором книга жила.
Условно набойки из собрания Матенадарана можно разделить на группы по типу орнамента. Самые старые (до XIV в.) построены по принципу деления на широкие полосы, позже, в XIV – XV веках, появляется растительный орнамент, многолепестковые цветы и звёзды. Излюбленный фон — красный. Наконец, самые поздние — XV – XVII веков — отличаются реалистичностью изображённых мотивов (кусты, букеты и пр.). Связь набоечного узора с одновременной орнаментацией книжной живописи очевидна.

Кадильница из храма св. Григория в Ани. XII – XIII вв. Бронза
Кадильница из храма св. Григория в Ани. XII – XIII вв. Бронза

Так же как и дорогие парчовые ткани и изделия из золота, вышивка от периода средневековья почти не сохранилась. Однако среди немногого есть шедевр — хоругвь Григория Просветителя, датируемая 1448 годом на основании описи древностей Эчмиадзинского монастыря. Качество этой вышивки свидетельствует об очень большом пути, уже пройденном вышивальным искусством в Армении. В XV – XVI веках вышивальщики были организованы в самостоятельные цехи во всех крупных городах с армянским населением. Таким образом, и этот вид ремесла получал форму профессиональной преемственности. В более позднее время слава армянских кружевниц и вышивальщиц распространилась очень широко.
Именно декоративно‐прикладное искусство — создание художественных изделий из глины, цветных и драгоценных металлов, ковроткачество, вышивка — сохраняет непрерывность развития, продолжает историю пластических искусств в неблагоприятный для армянского народа период позднего средневековья.
Рассмотренный нами большой период можно назвать временем сложения национальной изобразительной традиции. Какие же из её черт не только обнаружили себя, но и прорастают в следующие по времени этапы истории народа и его культуры? По своему географическому положению Армения находится между миром Востока и миром средиземноморских культур, но по языку и религии ближе к последнему. Переводы античных авторов, греческой и сирийской религиозной литературы, которые велись в Армении в течение столетий, оказывали огромное влияние на мысль и отражались на художественной жизни, особенно в области изобразительных искусств.
Справедливо принято считать, что высшие достижения в Армении раннего и зрелого средневековья лежат в области архитектуры и книжной живописи. Но изучение скульптуры приводит к мысли, что она отнюдь не была искусством «второго плана». Памятниками оригинальными, типично армянскими следует считать стелы V – VII веков и хачкары, мемориалы, демонстрирующие самобытный подход к скульптурному изображению и неисчерпаемое богатство орнаментальных камнерезных форм. Исключительный по своему скульптурному убранству храм Св. Креста на острове Ахтамар X века и другие сооружения X – XIV веков обнаруживают уникальные для всей средневековой скульптуры трактовки религиозных сюжетов и огромное количество декоративных мотивов.

Дарохранительница. X в. Серебро.
Дарохранительница. X в. Серебро.

Многие особенности средневековой скульптуры были использованы в наши дни, повлияв на сложение образных качеств современной армянской скульптуры: богатейший репертуар орнаментального и изобразительного рельефа был уже разработан, его активное освоение, его новое прочтение оказались увлекательной областью работы. В наши дни переходила — особенно в жанре воинских мемориалов — и тяга к привлечению текстов, к созданию каменных летописей, которые были характерны для прошлого.
Книжная живопись — та область искусства, где вклад средневековой Армении в мировую культуру бесспорен. Памятные записи при рукописях свидетельствуют о том, какая огромная роль им отводилась в жизни и мировоззрении народа: рукопись была посредницей между человеком и Богом, отсюда их количество — религиозными книгами были охвачены не только верхние слои общества, но и люди скромного звания. Контакты с культурами других народов обогащали «словарь» армян миниатюристов, но сквозь воздействие чужеземных образцов просвечивают самобытные истоки творчества: местные
прототипы и индивидуальность мастеров. И хотя многообразие направлений в средневековой армянской книжной живописи очевидно, её можно охарактеризовать в целом как монументальную, строгого стиля, с экспрессивным, сводящим контур изображения до знака рисунком и отсутствием робости при работе контрастными цветами. Можно отметить преданность образцам, но и развитие, которое идёт под воздействием жизни, — она вносит обновление в традиционные решения.
Рукописная книга в Киликийской Армении была несколько иной: точность рисунка, мастерство в обработке каждой детали, нарядность, сияющие золотом фоны, разворачивание сюжета во всех подробностях, изощрённость в орнаменте — вот отличительные черты данной школы. Но и эта «отдельная страница» находится во взаимодействии с армянской изобразительной культурой: в её основе лежат образцы, привезённые в Киликию из коренной Армении, а после падения Киликийского армянского царства созданные здесь рукописи рассеиваются, и происходит перенос отражённых в них художественных норм в структуру более поздних по времени армянских иллюстрированных манускриптов.
Какие же черты пластического языка можно назвать ведущими для рассмотренных нами памятников и можно ли ограничиться для их определения несколькими эпитетами? Любое «сведение качеств» обедняет картину и может встретить вполне обоснованные возражения. Но при постоянной оговорке, что далеко не всё входит в эти несколько определений, их следует попытаться дать.
Наиболее правильный в этом случае путь — путь сравнительного анализа. В сопоставлении одновременных памятников наиболее ярко вырисовываются особенности каждой из национальных изобразительных школ. Мы не имели возможности развернуть эти сравнения в данной работе, но попытки такого рода делались и делаются. Особого внимания в этом смысле заслуживает работа Г. Алибегашвили «Византия, христианский Восток и формирование художественных традиций в миниатюрной живописи Грузии и Армении», построенная на параллельном анализе памятников книжной живописи Армении и Грузии, со ссылками и на одновременные явления в скульптурном рельефе этих соседних стран. Отмеченные Г. Алибегашвили черты — широкая, разрезающая форму линия рисунка, декоративная сила цвета, концентрированная выразительность образов — оказались близкими и многим современным армянским художникам.
По‐видимому, в них нашли отражение свойства самого общего порядка, которые можно считать проявлениями национального характера. Экспрессия рисунка и яркость цветовой гаммы восходят к народному пониманию выразительного и красивого, отсюда постоянство этих свойств армянского изобразительного искусства на протяжении веков, они и сегодня выделяют живопись Армении.
Подтверждение сказанному можно найти в прикладных формах творчества: в силу особенностей своего функционирования они сближали черты искусств изобразительных с повседневностью. Образцы керамики, металлических изделий, вышивок, набоек, ювелирных украшений говорят о преемственности, проносят сквозь века верность пластической традиции.
Постоянное, истовое желание продолжать дело строительства родной культуры вопреки сметающим ударам истории позволяет нам сегодня делать выводы об искусстве раннего и зрелого средневековья Армении по большому количеству сохранившихся памятников. Активность во всех областях творчества, оригинальность и содержательность завоевали ему важное место в искусстве христианского Востока.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Culture and art