Сергей Арсеньевич Виноградов художник
Годы ученичества
Картины его были замечены современниками: на выставках он получал золотые медали, а в печати публиковались положительные отзывы. Художник весь принадлежал своему делу, до конца дней оставался верен ему: «Радость работы на счастье похожа. И как же не любить мне ее, родную красавицу». Даже в последние часы своей жизни желал только одного — создавать картины. Политические события заставили его покинуть Россию, но всегда он помнил счастливые годы на родине, когда хотелось жить и свободно творить.
Виноградов как художник формировался в стенах Московского училища живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ), приехав в 1880 году из провинциального посада Большие Соли Костромской губернии. Окруженное березовыми рощами и еловыми лесами, с живописной речкой Солоницей, старой церковной архитектурой, село навсегда останется в его памяти. Совсем немного пришлось мальчику пожить в этом красивейшем местечке, где он родился первого июня 1869 года в многодетной семье священника.Мать, Мария Осиповна, не возражала: видеть своего сына образованным для женщины, едва знавшей грамоту, было мечтой. Сама больна туберкулезом, на руках восемь детей… Благо рядом с домом огород и корова-кормилица.
Прекрасная дорогая широкополая шляпа, а зимой серая барашковая с бобровой же шубой. Очень красивая голова с каштановыми волнистыми, несколько спутанными волосами, так и не поседевшими до конца его жизни… Ах, как вообще всегда во всем он был наряден и импозантен!».
Таким запомнился ученику первый учитель, которого он считал чрезвычайно одаренным и даже гениальным.
Более 30 лет — с 1859 года и до конца своих дней — работал Сорокин в московском училище. Влияние его на учеников было огромным. Виноградов удивлялся и восхищался его методом преподавания. В мастерской, поправляя ученические работы, профессор одной коричневой краской делал показ и «так утверждал форму, что дальше уже нельзя».
Первая живописная картина Утро в монастыре XVII века с изображением монаха, бьющего в било, появилась у Сергея Виноградова под влиянием соученика А. Янова, который увлекался русской историей. На ученической выставке она вызвала интерес. «В газетах осмеяли ее название, но ее саму не бранили (монах — в современной рясе, ворота нашего училища). Но была симпатичная, много тоски в пейзаже, и вся она была написана любовно», — вспоминал юношеский друг начинающего художника М.М. Яровой. Церковная жизнь была близка сыну деревенского священника с детства, и ему легко было найти сюжет. В дальнейшем он будет развивать эту тему и напишет интересные полотна. И естественно, на выбор темы повлиял Евграф Семенович, работавший много над монументальной живописью. Уже став самостоятельным художником, Виноградов увидел в Костромской губернии на родине своего профессора в монастырской церкви его фрески.
Он жадно впитывал все, что любимый профессор преподносил на занятиях в мастерской, благодаря ему полюбил рисование. Работал мягким графитным карандашом или тушью, рисовал много, все, что окружало его. Он не расставался с карандашом, создавая бессчетное количество рисунков на бумаге и картоне. Готовые листы раздаривал своим товарищам, уже тогда они приобретались коллекционерами.
Художник Владимир Егорович Маковский остался в его памяти как человек кипучей энергии и изумительной работоспособности: «Сухой, подвижный, всегда изящно одетый, даже изысканно, очень барственный облик его был, а какой-то неутомимый, жадный в живописи, к работе, продуктивный чрезвычайно. Сколько создано им произведений… Велика его любовь была к искусству, весь он в культе искусства был».
В классе Владимир Егорович обычно показывал живописные приемы на ученических этюдах. Подойдет, расскажет «юному живописцу» о недостатках и достоинствах, поправит, напишет какую-то деталь — и все становится понятным. Он всегда с большим теплом относился к своим ученикам, они ведь приходили детьми, росли на его глазах. И потом, после выпуска из училища, Маковский всегда интересовался их жизнью и, спрашивая о них, называл ласкательными именами.
Любили ученики и Иллариона Михайловича Прянишникова, преподававшего в классе портрета, хотя тот был требовательным и не очень ласковым. Но это внешне, в нем чувствовалась скрытая сердечность. На этюде он показывал не часто, но, когда брал кисть в руки, ученик завороженно смотрел, как «из детского живописного лепета» появлялась свободно написанная чудесная голова. После его поправок Сергей Виноградов не смел касаться мастерских мазков. «И сидишь, бывало, глупо за мольбертом и ковыряешь какую-то пуговицу, воротничок или еще что, где чего не касался Илларион Михайлович. А он опять через день-два увидит и говорит: — Что же в порядок не приводите? Я тогда скрывался вместе с этюдом домой и до экзамена уже не появлялся. А экзамены-просмотры у нас были через каждые четыре недели. Вечером Прянишников руководил рисованием в гипсовом фигурном классе, чередуясь с Павлом Сорокиным, братом блестящего Евграфа. Поправляя рисунок, как он крепко ставил фигуру и опять в такой художественной манере штриха и увлекательной вкусной черте. Из учащихся он обращал внимание только на способных, талантливых, остальных игнорировал совершенно. Да он и говорил, что смотрит на учеников «как на слепых щенят в воду брошенных. Который, вижу к берегу барахтается — за шиворот вытащу, а те, что в пучину лезут — не жалко, все равно пусть тонут, толку из них не будет». Ученик Сергей Виноградов относился к лучшим и внимание педагога чувствовал больше, чем многие другие. Благодарный, он в 1883 году нарисовал на бумаге итальянским карандашом портрет Прянишникова.
Виноградов дружил с Иосифом Трояновским, Михаилом Яровым, приехавшими с Украины. А к концу обучения к ним присоединились Егор Хруслов и Мануил Аладжалов с Кавказа. Сергей всем им дарил свои рисунки. Друзья часто собирались у М. Ярового, который тогда снимал напротив училища меблированную комнату. Было шумно и весело. Говорили об искусстве, много спорили, иногда читали вслух. Ходили играть в бильярд в трактире у телеграфа. Хорошая дружба связывала Сергея Виноградова с уважаемым им Егором Хрусловым, старшим по возрасту: он хорошо влиял на Сергея, сдерживая его порывы. Это был 1887 год.
В Московском училище живописи, ваяния и зодчества юноша постигал основы изобразительного искусства и в летние каникулы, выезжая из Москвы, работал на природе, писал маслом этюды. Больше всего его интересовали жанровые сценки — крестьянские типажи, работники, жители маленьких городов. Тяжелый баркас с мужской и женской фигурами заполняет вытянутый вертикально прямоугольный холст. Темная рябь создает впечатление движения на воде.
Починка барки (1888). Яркий солнечный свет отражается на водной поверхности. Громада днища деревянной барки, отбрасывающая тень, на фоне голубого неба кажется отполированной. Фигура работника, чинящего барку, подчеркивает ее тяжесть. Живописец передает свои наблюдения игрой света и тени, в изображении световоздушной массы достигает легкости.
В 1887 году на летние каникулы вместе со своим другом И.И. Трояновским он едет на Украину в Полтавскую губернию. Родина друга очаровала Виноградова, украинские типы столь живописны, что он с удовольствием изображает их в этюдах, а в училище привозит множество рисунков и живописную картину У корчмы (1887). В развернутом на фоне белой стены ветхого дома изображении мы видим сидящих путников в белых рубахах, коричневых зипунах. Прохудившаяся соломенная крыша корчмы, решенная в темноохристых тонах, указывает на бедность хозяина, преподносящего гостям чарку. Его фигура становится центром, объединяющим группу людей. Виноградов не дает индивидуальной характеристики персонажам, подчеркивая скромность их существования. В довольно тоскливую сценку он вносит мажорный акцент: красные цветы в палисаднике тянутся к желтому закатному небу. Художник еще недостаточно владеет передачей светотени. Но прозрачность воздуха и состояние предвечернего дня изображены правдиво.
От картины к картине Виноградов набирался опыта, в жанровые композиции вносил свое импрессионистическое видение. И в этом была заслуга его учителя — замечательного пейзажиста Василия Дмитриевича Поленова, выпускника Петербургской Академии художеств.
Поленов пришел работать в училище во вторую половину обучения Виноградова, вел мастерскую живописи, натюрморта и костюма. Художник вспоминал: «Для нас это было сенсацией: новая мастерская, новый профессор и такой непохожий на тех наших, с которыми так сжились и так любили». Отличавшийся от других учителей внешним видом, сдержанностью и даже холодностью, он вскоре также стал любим учениками, они видели, что их учитель горел искусством, узнали много нового, необыкновенного: «С большим вкусом тональной гармонии он ставил нам модели мертвой натуры и учил видеть невидимое нами раньше в живописи».
Поленов впервые повел своих учеников на Пречистенский бульвар в дом мецената, собирателя живописи Сергея Михайловича Третьякова, где они увидели картины европейских художников в оригиналах. В живописных полотнах барбизонцев К. Коро, Ш. Добиньи, художника крестьянской темы Ж. Бастьен-Лепажа превосходно решались проблемы солнечного света, рефлексов. Картины Ж.Л. Давида, Э. Делакруа, Ж.О.Д. Энгра, Т. Жерико, Ж.Ф. Милле, Ж.Д.Г. Курбе и других французских художников очаровывали и волновали начинающих живописцев. Здесь же были представлены полотна немецкого художника Менцеля, испанца Фортуни и других мастеров европейских школ. Завороженные ученики любовались жемчужинами коллекции.
Знакомство с современным западным искусством происходило и в доме на Покровке Дмитрия Петровича Боткина — почетного члена Академии художеств. Образованный человек, он в то время был председателем Московского общества любителей искусства, почетным членом Академии художеств. Основное место в его собрании занимало французское искусство, а русское было представлено самыми известными именами — А.П. Боголюбовым, А.А. Ивановым, В.В. Верещагиным, В.Г. Перовым, И.Н. Крамским и многими другими.
И, конечно же, любимым стало собрание Павла Михайловича Третьякова в Лаврушенском переулке. С молодых лет, занимаясь торговлей, он интересовался искусством. В 1850-х годах приобрел первые полотна (Н.Г. Шильдера Искушение и В.Г. Худякова Стычка с финляндскими контрабандистами), положивших основу собрания. Картины самых известных современных художников он покупал в больших количествах, коллекционировал иконы, портреты XVIII века. Ученики училища на протяжении всего обучения могли свободно знакомиться с самыми значительными произведениями русского искусства и копировать их.
Василий Дмитриевич Поленов и сам писал светлые поэтические полотна, которые вызывали восторг у любителей живописи. Московский дворик, Заросший пруд, а также пейзажи, выполненные во время поездки в Египет, Палестину, Сирию, поражали его воспитанников новым живописным решением: «С трепетом мы смотрели на эти невиданные живописные откровения и на самого создателя их… видели, что это истинный художник, горевший огромной любовью к искусству».
Он поддерживал и молодых начинающих художников. Виноградов и его товарищи по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества А.Е. Архипов, Е.М. Хруслов бывали на вечерах творчества в доме Поленова. Виноградов вспоминал, как однажды позировал Левитан и все с увлечением изображали красками его красивую голову. У начинающего художника образ талантливого пейзажиста получился несколько экзотично: в двух рисунках Левитан в одежде бедуина
(1889) — голова в чалме в фас и профиль. А сам Поленов написал замечательный портрет создателя пейзажа настроения.
В июне 1890 года он пишет своему старшему другу художнику Е.М. Хруслову: «Знаешь ли, как хочет измениться мое положение, мне предлагают учительствовать в Харькове в ремесленном училище с окладом 700 рублей в год с избавлением от воинской службы…».
В харьковском ремесленном училище Виноградов преподавал рисование с 1890 по 1898 год. Это было временем становления его личности, начало самостоятельной творческой деятельности, активного участия в московских художественных выставках.
Художника восхищали хозяйские рысаки — их привозили из Оренбурга. Некрупные, гордые, непокорные, они должны были участвовать в скачках. Виноградов увлеченно изображал их на холстах и рисунках экспрессивными сочными мазками, передавая свой восторг от их гордой и совершенной красоты. На «портретах коней» художник любовно выписал их милые красивые головы, умные темно-лиловые глаза.
Картины сразу же приобретали хозяева имений. Вместе с многочисленными гостями своих богатых друзей Харитоненко художник охотно участвовал в общем веселье — в выездах на рысаках, в охоте на зайцев.
Художник любил изображать деревенских баб в одеждах с украинскими национальными орнаментами, пастухов, подпасков, поденщиков.
Харьков. Путь к известности
Изображая за столом отдыхающих мастеров в белых рубахах и крестьянских лаптях, живописец объединяет их не только действием, но и общим настроением. Все деловито спокойны, сосредоточены. Фигуры мужчин на фоне горизонтально вытянутой стены дома гармонично вписываются в открытое пространство с акцентами охристо-зеленой выжженной солнцем травы. Виноградов использует игру света и тени, объединяющую детали. Световоздушная масса заставляет звучать изображение в едином живописном тембре.
В письме врачу и коллекционеру А.П. Ланговому в январе 1893 года С.А. Виноградов сообщает: «Как приехал сюда (в Харьков), так и сел за старушек. И это мне, к счастью, мешает остро чувствовать окружающую меня гнусь. Боюсь не кончить картинки к Передвижной, хотя и двинул вперед сильно уже, а недовольство еще сильно».
Картину под названием Бабы (Подруги) он все же закончил в этом же году. Художник акцентирует композиционный центр изображением фигур крестьянок. Две женщины встретились после разлуки, но в их облике нет радости. Забота, тяжелые раздумья читаются на усталых лицах, подчеркиваются одеждой: запыленной обувью, поношенным светлым салопом; малиновый узелок женщины справа и натруженные руки ее подруги в темной юбке усиливают впечатление унылой беспросветности их жизни. Лучи закатного солнца высветили согбенные фигуры, выявили загар на лицах. Голубые холодные тона, со множеством оттенков на изображении стены украинской хаты, с темными проемами маленьких окон, вывешенном женщиной белья на веревке, чистое небо, зелень травы создают глубину пространства. Одиноко стоит осеннее деревце. Художнику удалось показать единство живой природы и человека, сказалось его умение передать атмосферу, в которой развернут жанровый сюжет.
Годом раньше художник увидел и изобразил свои типы в деревне Пархомовка, и этюды «старушек» получились настолько завершенными, что он без изменения перенес их в жанровую композицию. Первый (с согнувшейся крестьянкой) находится ныне в Государственном художественном музее Латвии в Риге. Тяжеловесность ее фигуры подчеркивает темная тень. Второй этюд представлен в Алупкинском музее-заповеднике: очертания фигуры женщины в светлом больше «увязаны» с пейзажным окружением, блики света предвечернего солнца пятнами падают на ее одежду.
Он еще не уверен в себе, не верит, что жюри примет его работы. «Хотелось бы наконец написать и мне на Передвижную, — пишет он Е.М. Хруслову в 1892 году. — Сегодня целое утро работал с жаром… Дал я клятву Поленову и Абраше (А.Е. Архипову. — H.J1.), что пошлю на Передвижную, но теперь, именно сегодня, решил не посылать — уж очень плохо идет картина… А может — если улучшится, то пошлю».
Выдвинутый идеологом передвижников И.Н. Крамским лозунг «Художник есть критик существующего строя» являлся ведущим в деятельности товарищества на протяжении почти двух десятилетий.
Конечно, на передвижных выставках показывали свои замечательные пейзажи А.К. Саврасов, И.И. Шишкин, исторические полотна В.И. Суриков и другие передвижники, прекрасно владевшие кистью: их выставки были чрезвычайно популярны в народе. Выбор тем зависел от мгновенного восприятия: написанная с натуры картина могла носить характер законченного этюда, а фактура живописи отличаться от общепринятой передвижниками. Виноградов потом вспоминал: «Такой дивный художник, как Константин Коровин, не мог ни одной вещи показать на Передвижной: все они браковались, отвергались по непониманию».
Отношения между поколениями были трудными, ведь молодым живописцам хотелось непременно участвовать в выставках ведущего объединения, заявить о себе, стать членом товарищества.
Поленов и Левитан, стоявшие за свободный выбор темы в искусстве, увидели профессионализм молодого художника. В выборе темы он старался следовать правилам этого главенствующего направления. Однако было и другое: познав достоинство оживляющей изображение пленэрной живописи, он уже не оставлял найденных приемов, постепенно их развивал.
О первой он сообщал Хруслову: «Написал ’’пизаж”, кажется удачно: сумерки — вид с железнодорожного моста на вокзал. Масса дыму и всяких огней. Симпатично по впечатлению. Помнишь, мы наблюдали этот мотив на Крестовской?
А воздух — Левитана, да так постиг, что совестно и в Москву посылать — прямо чок в чок».
Признание и уважение харьковского окружения не отдаляла художника от московских друзей, он часто писал им, сообщал о жизни и работе, делился впечатлениями. М.М. Яровой вспоминал: «Все это время я с ним переписывался. Письма его были интересные. Тянуло его в Москву, и тосковал он по ней, но зато много работал и в рисунке, и в композиции, сделал большие успехи. На Рождество, Пасху и Масленицу он приезжал в Москву, и я с Трояновским всегда встречал его на вокзале и все это время его отпуска проводили вместе, главным образом втроем. Бывали в ресторанах и дома, мечтали о настоящем и будущем, острили, чу- дачились, влюблялись… К этому времени мы всегда прикапливали денег, и аукцион картин, который бывал в Обществе любителей художеств за неделю до Рождества или Пасхи, очень поддерживал нас. В Харькове Сережа начал бывать в обществе, для чего ему пришлось обратить внимание на свою внешность, и вот он начал понемногу франтить и стричься, пахло от него всегда одеколоном и духами. Занимался французским языком, много читал. Это уже был новый Сережа».
Виноградов рвался в Москву, для него поездка в любимый город всегда была праздником. Он поражался активностью художественной жизни древней столицы. «Дух какой-то носится интересный, художественный, все им пропитано. Очень популярна живопись делается. Клокочет все. Право, редко не встретишь, ездя по Москве, чтобы не несли и везли рамы. Приятно. Центр какой-то художественный», — пишет он Хруслову.
Открывали москвичам прекрасный мир искусства художественные выставки, газеты и журналы извещали о вернисажах, их участниках.
С какой радостью в 1898 году возвращался художник в любимый город, предвкушая интересную творческую жизнь и в полной мере осознавая ее значение в своей судьбе. Он уже заявил о себе, будучи в Харькове, его имя упоминалось в московских газетных отзывах о выставках. Сейчас он может идти дальше, развивать свое творчество, окунуться в общественную художественную жизнь.
И еще одно событие в его жизни приносит ему радость. Он получил приглашение: «Милостивый государь, Сергей Арсеньевич. Общее собрание Товарищества передвижных художественных выставок от 4 марта 1899 года постановило предложить Вам вступить в число членов Товарищества, в чем Правление имеет удовольствие уведомить Вас. При этом приложен устав Товарищества». В 1899 году он становится полноправным членом ТПХВ.
Московское окружение. Поиски новых образов
Хозяева могут себе позволить покупать художественные вещи. А хозяйка Вера Андреевна с увлечением коллекционирует древние потемневшие иконы. Казалось, черные доски интриговали ее: что же появится на них после расчистки? И два мастера своего дела занимались расчисткой образов. К Виноградову обращались как к знатоку, и с его помощью было приобретено немало древних шедевров иконописи. Собранную коллекцию ценнейших икон Вера Андреевна поместила в выстроенную ею церковь в украинском имении Натальевка. И, уже обосновавшийся в Москве в начале XX века, Виноградов не раз ездил вместе с хозяевами на Украину в их многочисленные имения, отдыхал там и много работал.
«Среднего роста, отнюдь не полный, блондин с голубыми глазами, с чрезвычайно подвижным лицом и руками артиста — таков был внешний облик Виноградова. Живой и ясный ум светился в его глазах, красивый лоб невольно обращал на себя внимание. А речь быстрая, увлекательная, иногда едкая и всегда остроумная, доставляла большое удовольствие слушателям. Жизнерадостность была в натуре этого человека: он любил жизнь, природу, красоту, искусство, преклонялся перед женщинами — словом все, что блестело, радовало, приносило счастье, невольно привлекало и тянуло. Он не любил политики, ею не интересовался, на жизнь смотрел глазами артиста и брал от нее все, что мог. Своим весельем заражал окружающих, а когда принимался рассказывать анекдоты, бывал неподражаем. Он особенно рассказывал анекдоты из жизни артистов, главным образом Шаляпина, с которым был дружен и которого называл не иначе как Федя. Эти анекдоты подчас бывали сплошной импровизацией, так как Виноградов был не только художник, но и актер в душе, и избери он в свое время это призвание, из него, несомненно, выработалась бы крупная артистическая сила. Анекдоты Виноградова никогда не были пошлы и клубничны — он их черпал из жизни, а она его пытливому уму и наблюдательному глазу давала больше чем достаточно материала. По своей внешности Виноградов мало напоминал русского, в особенности московского художника: ни длинных волос, ни загадочного вида, ни напускной серьезности, ни небрежности в костюме, ничего этого не было в Виноградове, наоборот, одетый по последней моде, гладко причесанный, чаще всего в фетровой шляпе и с перчаткой в руке, он был европейцем с ног до головы, и это, конечно, чувствовалось не только в его внешности, но и во всей его сущности, начиная от взглядов на искусство и кончая тем, что и как писать» — таким запомнился художник современникам.
Первый колорист в России. Серебристая гамма красок, в которой написана им масса вещей первой половины его творчества, поразительна! Какая гармония! Что-то приближающееся в этот период к Джеймсу Уистлеру, но Коровин страстнее, мне ближе, роднее». И декорации для Частной оперы С.И. Мамонтова, а затем Императорских театров по замыслу, стилю, колориту казались ему совершенно новыми — и «волшебными».
Своеобразное блестящее мышление Коровина, доброта, привлекали Сергея Арсеньевича. Их тесная дружба началась с конца XIX века: они вместе ездили на этюды, рыбачили.
Недалеко от Ростова Великого по мамонтовской Московско-Ярославской дороге выходили на станции Итлар, добирались за четыре версты до пустоши «Ратухино» на живописнейшей речке Нерль, с чистой водой и рыболовными местами. Ставили палатку со складными кроватями и наслаждались тем, что проводили время на природе, вдали от цивилизации. Здесь Виноградов создавал пейзажи с мельницей Новинькой у омута, передавая «угрюмость, уединенность, поэтичность» природы.
Приезжали из Москвы близкие друзья Коровина — Валентин Александрович Серов и Федор Иванович Шаляпин. Знаменитый художник рыбачить не любил, уходил на этюды, а первый российский бас, отдыхая после напряженной работы, присоединялся к рыбакам. «Рыба скоро не брала, скучал он, и посмотришь, уже спит Федор Иванович, голова в тени — в тальнике, а могучая его фигура раскинулась на песке».
В Ратухино К. Коровин построил охотничий домик с просторной мастерской и двумя комнатами, из Москвы привезли красивый камин. И для художников началась жизнь, исполненная поэзии. Но Шаляпин уговорил друга продать землю ему, и Константину Алексеевичу вновь пришлось строиться по соседству на той же красивейшей речке Нерль. На легком изящном рисунке изображены кресло-качалка, лампа, у стены рамы с холстами. Солнечный свет, проникая сквозь листву сада, бликами ложится на крашеный пол, освещает камин у стены. Мастерски передана атмосфера тишины и прохлады окруженного зеленью дачного помещения.
Коровин, Виноградов и Серов ездили вместе и на Сенежское озеро. Рыбачили, писали этюды, передавая на холстах неисчерпаемую прелесть природы.
Рядом деревня, где для картин Виноградова можно найти много колоритных жанровых сюжетов. Но крестьянская, не очень радостная жизнь его уже не привлекает. Ему хочется писать природу, которая бы играла главенствующую роль в картине, превалировала над жанровым сюжетом.
Передвижнический характер картины По жнивью раскрывает сюжет в деталях: пастух-крестьянин в темном зипуне, надвинутой на глаза шапке опирается на палку, к нему пришла жена с узелком в руке. Оба наблюдают за подпаском, тянущим упирающуюся корову. Слева композицию заполняет стадо пасущихся коров. Художник уделяет большое внимание состоянию природы. Осень, ветреный день, тяжелые серые облака нависают над лесными далями у горизонта. Эмоциональная выразительность природы оказалась важнее самого повествования о деревенской жизни, и в этом была находка Виноградова.
Волжские пейзажи были открыты еще в 1870-е годы А.К. Саврасовым, Ф.А. Васильевым, И.И. Шишкиным. И молодое поколение тоже жаждало попасть в эти края. Исаак Ильич Левитан, побывав на Волге, привез замечательные пейзажи, поразившие почитателей его таланта глубиной чувств, эмоциональной выразительностью.
Он следил за творчеством Левитана, за процессом написания им картин, от которых на выставках нельзя было отвести взор. Еще недавно жаловался он другу Хруслову о своем неумении писать этюды и по ним работать над картиной: «Если что и могу сделать, то только с натуры». А тут узнает, что Левитан работает по этюдам в мастерской, и при этом законченные картины лиричны и замечательно передают настроение. И как чудесно разработаны композиция и колорит…
Тихий, удивительно красивый городок Плёс встретил художников солнечной погодой. На холмистой местности — белокаменная церковь с синими куполами, с высокого берега открывается вид на водную ширь Волги. Все здесь словно создано для пейзажиста.
Художники быстро обустраиваются, каждый день на барке отправляются на противоположный берег и работают с утра до темноты.
Виноградов, потрясенный красотой местной природы, целыми днями пишет этюды, в которых старается отобразить состояние природы. С другого берега совсем по-иному смотрелся городок на возвышенности, простиралась до горизонта речная гладь, легкой и нарядной казалась среди деревьев вознесшаяся над рекой церковь с куполами. Баркасы, лодки, мостки на воде, фигуры рыбаков и местных жителей — все связано с природой. Интересно было изобразить и маленькую деревянную церковь, которую он впервые увидел на выставке в картине И.И. Левитана Над вечным покоем. Правда, знаменитый пейзажист для своей работы использовал лишь этюд с церковью, окружив ее пейзажем озера Удомля. Работавший же с натуры Виноградов написал Старую церковь так, как видел ее здесь, у самой реки. Симметричная композиция с центральным расположением старого низкого строения, с куполом на барабане и крестом над ним, хорошо вписавшегося в природное окружение.
К концу августа у него уже много этюдов, а испортившаяся погода вынуждает уехать из этого благословенного места. Поездка дала ему многое в понимании природы и решения живописных задач, основанных на импрессионистическом видении. В Москве один из этюдов Волга против заштатного города Плёса художник отдает для воспроизведения в московский сборник На трудовом пути.
И еще одно путешествие по родной земле помогло художнику освободиться от превалирования жанровости его ранних картин, теперь природа заняла главное место в изображении, превратив Виноградова в пейзажиста. Эта была поездка на Север.
Край этот в 1890-е годы для художников уже не был недосягаемым. Северная дорога, построенная на деньги промышленника Саввы Ивановича Мамонтова, связала Москву с Ярославлем и Архангельском, и это позволило исследователям изучать природу, жизнь и быт местного населения.
Отправились на Север и художники. Первыми побывали и изобразили неизведанную природу В.А. Серов и К.А. Коровин, В.В. Верещагин, А.А. Борисов. Коровинские северные пейзажи в серебристой гамме Виноградов называл «чудными и оригинальными». От своего друга он слышал колоритные рассказы о поездке, и это побуждало его отправиться в далекие края, чтобы увидеть все самому. Все увиденное в пути очаровывало: старинные города, на холмистых берегах деревни с двухэтажными столетними избами. Северная Двина — река многоводная, величавая, с редкими пристанями, на ее берегах стеной стоят густые лиственные леса. От Рыбинска до Архангельска три тысячи верст, ехать долго, но для живописцев интересно. В Белом море шли мимо Соловецких островов. У Соловецкого монастыря собственные пароходы привозят многочисленных паломников: команда на пароходах — сами монахи. Художники остановились в Архангельске, поселившись в гостинице на единственной большой улице — Троицком проспекте, протянувшемся вдоль Двины. А от него короткие неприветливые улочки, уводящие прямо в тундру. Возле порта — масса судов, раскрашенных шхун. На улице городка шумно: много иностранцев, бородатых русских купцов; в меховых лавках продают оленьи шубы «совики», украшенные по подолу орнаментом из разноцветной кожи…
Таковы были первые впечатления живописцев. Они могли работать в любое время суток, и, к их удивлению и радости, ночью здесь было так же светло, как и днем. Часто уходили на этюды в одиннадцатом часу вечера, возвращались за полночь.
Написанные смелыми энергичными контрастными мазками, с цветными переливами волн, полотна стали новым шагом в творчестве Виноградова. Эмоциональная наполненность его пейзажей ставит художника вровень с большими мастерами.
Решили остановиться в последней. Когда утрясли все формальности, представив уряднику документ от Архангельского губернатора, устроились в одной из изб.
В Москву художник привезет северный сарафан и кокошник, собираясь использовать их в своих картинах.
Холодное невидимое северное солнце осветило бревенчатую стену потемневшего от времени дома, из-под крыши которого смотрят темные крохотные оконца. Его лучи скользнули в глубину двора, на омытую дождем изумрудную траву. Засверкали серыми пятнами по крыше блики неспокойного облачного с голубыми просветами неба. Поленница дров под окнами, прижавшийся к углу дома хрупкий белокурый мальчик в светлой рубашке вносят впечатление обжитости этого старого подворья. Особенности колорита придают изображению необыкновенную выразительность: зритель чувствует печаль кратковременного лета. Картина, представленная вместе с десятью другими на Выставке работ «36 художников» в декабре 1902 года, наглядно демонстрировала импрессионистическое видение художника.
Союз русских художников. Поездки в Париж
В 1898 году группа молодых, талантливых, ищущих новые живописные пути художников Петербурга объединилась вокруг издаваемого С.П. Дягилевым художественного журнала Мир искусства и по его названию создала объединение. Особо поощрялось проявление индивидуальности, широкий выбор изобразительных средств.
Следующие выставки «Мира искусства» с влившимися в объединение новыми участниками — известными мастерами, вызвали огромный интерес у любителей искусства. Виноградов позднее вспоминал: «…в мир художеств в начале этого века явился блистательный Сергей Павлович Дягилев и перевернул все в этом мире и озадачил, возбудил невероятную ненависть одних и преданность других, готовых радостно, безоговорочно идти за ним. Кто не знает из людей тех лет его замечательных выставок и невиданного журнала Мир искусства…».
Многие относились к идеям мир искусников настороженно, признавая их, однако, «импульсом» в художественной жизни. Они выступали за реорганизацию передвижничества, призывали, отбросив инертность, создать новую организацию, не уповая на одни дягилевские выставки. Москвичи жаждали такого объединения, в которое бы вошли художники нового мышления.
И сразу она сделалась популярной и любимой в Москве. И название ”36-ти” как-то приросло к выставке сразу. Всюду говорили о выставке и все восторженно. Сидишь в театре, а рядом в ложе нарядные люди говорят о выставке, какая она новая, непохожая на все другие. Всех она радовала», — расскажет позже Виноградов.
Запомнилась москвичам и вторая выставка в следующем году. Любители живописи «валом валили» смотреть искусство «своих». Томимый ревностью, Дягилев именно в это же время показывает в Москве картины мирискусников, но на его, тоже замечательной, выставке посетителей оказалось гораздо меньше, чем на московской. И в поддержке горожанами своих художников Виноградов усматривал «особый патриотизм».
Начинался следующий этап его творчества, на совершенно новой основе, построенной на принятии современных тенденций в русском и европейском искусстве.
В художественной галерее-магазине на улице Рю Лафитт, во главе которой был Амбруаз Воллар, они увидели Портрет мадам Самара, актрисы, исполненный П.О. Ренуаром.
После долгого торга с продавцом Волларом картина была куплена за 20 тысяч франков. В той же галерее внимание Виноградова привлек натюрморт пока еще неизвестного художника П. Сезанна: «На странном холсте те же фрукты — груши и яблочко, и кувшин на деревянном столе, странная корявая живопись, кривой как будто рисунок. Впечатление незабываемое. Я взволновался… Никто никогда не говорил этого имени, и еще ряд лет оно было в безвестности. Только после 1905 года — смерти Сезанна, робко начало мелькать это славное имя и в художественной литературе, и на рынке».
В Москве никто так хорошо не знал искусство импрессионистов, как Виноградов, и богатые коллекционеры охотно пользовались его советами в приобретении картин.
Знал он и других художников, однажды довелось быть свидетелем того, как великий Роден из витрины салона доставал изделия модного ювелира Лалика из драгоценных металлов и камней, вертел их в руках, кажется, не очень одобрял и шутил с очаровательными дамами вокруг него.
Много раз Виноградов бывал во Франции. В 1909 году, приехав на
юг страны в Монте-Карло, место отдыха знаменитостей, он наслаждался колоритной жизнью курортного городка. Загорал, купался, ходил в казино, общался с французскими художниками, поэтами и работал. В этом году художник написал этюд Монте-Карло (1909) с видом со стороны моря, расположенного на горных ступенях. В воде отражается берег с игрой огоньков, своей особой жизнью живет природа. Импрессионистическое видение помогло художнику создать картину с легкой воздушной живописью, тонкой игрой цвета.
Эта поэтичная дворянская усадьба
Мамонтовы были не столь богаты, как Харитоненко, но они «горели» искусством и литературой. Это и привлекало Сергея Виноградова: он часто, особенно в летнее время, бывал в их имении Головинка Новосельского уезда Тульской губернии. Барский дом с красивыми цветниками был окружен садом, переходящим в живописный, десятин сорока, парк с длинными рядами лип и елей, который постепенно терялся в зарослях леса.
В картине Охота с борзыми (1907) Виноградов запечатлел сцену выезда на охоту. Деревенская улица, у бревенчатых домов крестьяне, наблюдавшие за кавалькадой мчащихся на конях охотников с собаками. Многофигурная композиция с широкой перспективой, колоритными образами местных жителей, прозрачное небо, хорошо найденные цветовые решения создают правдивое произведение, представляющее Виноградова уже сложившимся художником, решающим серьезные живописные задачи.
Навещавшие Головинку гости обязательно писали восторженные слова о красоте и поэзии усадьбы в тетрадь в красном сафьяне. Однажды пришел в гости и Лев Толстой из соседних Кочетов — имения его дочери, что за шесть верст. Но он никого не застал. Ах, как же переживали все, что разбрелись по окрестностям и не увиделись с великим писателем. Виноградову потом довелось встретиться с ним и в имении дочери писателя, а затем и в Ясной Поляне. Лев Николаевич любил винт — карточную игру «с пересадкой», и, когда Толстой сдавал карты, художник думал: «Господи, да неужто эти руки написали Войну и мир, Смерть Ивана Ильича, Холстомера? Смотрю так, и зазеваюсь от почтения, а сам Лев Николаевич не с того туза пойдет — от старости»’. Его рисунок В гостиной. В Кочетах (1911), выполненный в имении дочери писателя, посвящен JI.H. Толстому.
Часто по вечерам вся семья собиралась за круглым столом с лампой под зеленым абажуром (так художник изобразил в своей картине), читали книги, рассказывали о выставках, постановках в театрах и спорили.
Софья Вячеславовна Волкова, урожденная Мамонтова, вспоминала: «В нашей семье очень любили Сергея Арсеньевича — ’’Сергеюшку”. Мы с сестрой все детство прожили с сознанием, что Сергеюшка нам ближе многих родственников, в нашей семье все его любили и ценили, все относились к нему как к близкому, любимому другу. Меня он с самого далекого детства ’’пихал” во многие свои произведения, за что я неукоснительно требовала ’’платы”, то уздечку, то седло, то сарафан и т. д. Ежегодно, лет десять подряд, лето он проводил в нашем имении Головинка, где ’’желтый дом в цветах” создал ему популярность, и он получал еще заказы на эти красивые пейзажи».
Воспевая очарование весенней и летней природы, ее цветения, он в осенних пейзажах передает щемящее чувство, которое вызывает увядание природы.
В усадьбе осенью (1907) состояние природы передается игрой багрянца в листьях деревьев, сверканием солнечных бликов в их кронах, на крыше желтого дома. Голые ветви деревьев контрастируют с пышностью зеленого покрова земли.
Манера письма Виноградова свободна и артистична, мазок быстрый — он хорошо постиг премудрость законов живописи. В его усадебных пейзажах всегда много воздуха, в нем купаются кусты и деревья. Вспыхивают радостными огоньками листва и цветы, солнечный свет сверкает бликами, сияет голубизной летнее небо — от его картин исходит живительная сила.
В картине Летом (1908) изображен обычный день на даче: две ее обитательницы, женщины в белых платьях, расположились во дворе за столом с шитьем и книгой. Тень от березы голубым и фиолетовым кружевом ложится на землю, белую скатерть, одежду дам. Солнце высветило верхнюю часть дома в глубине двора и деревья, над которыми просвечивает чистая голубизна неба. Спокойствие и умиротворение вносит природа в жизнь человека, и эта прочувствованная художником гармония передана с подкупающей искренностью.
В числе лучших картин назывались Северная деревня, В усадьбе осенью, Цветник, Лето, В доме и жанровые — Поденщики и В праздник. Это была заслуженная оценка таланта художника.
Наполненные светом анфилады помещений или отдельные комнаты с фигурками взрослых и детей, занятых своим делом. Со стен смотрят портреты предков, рядом репродукция с картины Рафаэля Мадонна с Младенцем, этюды картин русских художников; на круглых столиках пышные букеты полевых цветов, стоит спиной к зрителю девочка с косичками, за столом в глубине комнаты сидит погруженная в чтение молодая женщина. В открытую балконную дверь врываются запахи деревьев, цветов. И везде солнечные блики наполняют комнаты сверкающим, колеблющимся светом. Художнику важно было создать пейзаж настроения, показать гармонию человека и среды его обитания, сделать интерьер как бы свидетелем прошлой и современной жизни.
В этих полотнах художник вновь показал себя превосходным колористом. Художник создал в Головинке множество картин, рассеянных еще при жизни по российским музеям и частным собраниям. Его искусство созвучно поэзии, и не о нем ли писал поэт С. Надсон:
Неожиданно и у него самого проявились литературные способности. В Москве он публикует статьи в газетах, рецензию на роман Н.А. Крашенникова Аллея. Этот сборник под редакцией И.А. Бужко был издан в помощь жертвам Первой мировой войны.
Она молода, красива, талантлива. Останавливаются в Алупке, отдыхают, но он вновь работает, постоянно изображая море. Солнечный Крым благотворно действует на его здоровье. Для художника это благодатное место — еще и сверкание красок, прозрачность южного неба, неутихающая жизнь моря. Как поэтична фигурка очаровательной девушки в белом платье на фоне моря в темном окне. В темперной картине Лунная ночь передано ее настроение, мечтательность, смутное ожидание. Тонко выписанные легкие занавески на окне, букет цветов на столике, причудливой формы деревце и залитое лунным светом море за окном — все так созвучно очарованию молодости портретируемой.
После холодной и голодной зимы художник встретил на московской улице своего давнего знакомого, бывшего владельца конного завода в Прилепах Я.И. Бутовича. И по его приглашению, с трудом получив разрешение на выезд в Тульскую губернию, весной 1921 года художник отправился в знакомые места. Дорога в имение Прилепы проходила мимо разоренных и опустевших имений.
Дворянский дом в Прилепах поразил художника собранием множества картин с изображением орловских рысаков, а хозяин его Я.И. Бутович после революции поступил дальновидно: он передал конный завод государству и остался при нем управляющим. Душа Сергея Арсеньевича отдыхала от кошмара московских дней, он наслаждался тишиной, работал над «портретами» рысаков: Кронпринца, Безнадежной Ласки, Лакея; написал несколько этюдов.
Он любил наблюдать за повадками коней, часто заходил в конюшни и угощал их яблоками; ему нравилось прикосновение теплых, шершавых губ, ищущих лакомство на его ладони.
Величественная красота наступившей осени не вызвала восхищения. А ведь совсем недавно он радовался зимним дням, пробуждению природы, знойному лету и пестрому осеннему наряду деревьев. Что-то будто умерло в нем…
В октябре после Покрова Сергей Арсеньевич вернулся в столицу. Так закончилась для художника последняя встреча с прошлым. А что впереди? Непредсказуемое будущее…
Пароход «Belgenland», на котором художники из Лондона отправились в Америку, из-за шторма прибыл в Нью-Йорк лишь на десятый день. Панорама города со стороны залива поразила воображение художников. «Мы с борта любовались изумительным невиданным силуэтом Нью-Йорка. Сгрудившись на узком мысу выдвинувшегося в океан острова, гигантские ящики домов под лиловой дымкой ясного осеннего утра представляли прямо фантастический вид, очень волнующий».
Виноградов за короткое время успел написать две картины под названием Нью-Йорк.
После нью-йоркской выставки оставшиеся работы были отправлены в другие города Америки для экспонирования. Уставший от огромной организационной работы, он ждал выезда из Америки.
Латвия. Последний период творчества
Стояла багряно-золотая осень, которая в Латвии наступает в конце сентября. Кое-как обустроившись, художник даром не теряет времени: каждый день выезжает в окрестности Риги, чтобы запечатлеть то, что его волнует. Он вновь любуется природой, как прежде радуется осенней красоте, и на его полотнах появляются Рижское взморье, Кокнесе, Сигул- да с развалинами замков, ущельем с водопадами, с поросшими золотистыми деревьями берегами. «А тут молоденькая грациозная сосенка притулилась рядом с раззолоченными березками», — восторгался он.
В 1920-1930-е годы имение принадлежало его дочери Марии Александровне Вощининой, в доме сдавались комнаты.
Все нравилось Виноградову: живописные невысокие холмы, перелески, вековые деревья и окружавшие имение озера. Шоссе, У озера. Названия часто были такими же, как в картинах периода его жизни в России, но другие условия работы порождали и иное восприятие натуры. В картине Утро {И.К. Войцеховская, 1925) блики раннего солнечного света, проникая в окно, робко скользят по комнате, ложатся на полированный столик, ручки кресла. Голубые тени играют на белом чепчике и пеньюаре женщины. Виноградов отводит особую роль цветовой гамме, используя мягкий теплый колорит для передачи конкретного материального мира. Наполненная светом и воздухом комната, природа за окном объединились в единый эмоциональный образ, навеянный внутренним состоянием живописца.
Он приезжал в имение Лобарж и в последующие годы, большей частью в летнее время. И всегда восторгался его природой.
«Латгалия — вот край, благодать для живописца! Сколько красоты здесь. Озера, лес, чудесная Даугава, река быстрых вод, по ней небольшие пороги, чешуйчато на них рябит, блестит на солнце вода. Разнообразие ее берегов чрезвычайное, и все красиво, все живописно. А луга в цветах ласковые, поэтичные, и под ними стрекозы, как крошечные блестящие аэропланчики, реют, шныряют, точно резвятся в воздухе…» — восхищался художник.
При встречах они приветствовали его: «Бог в помощь!» — и любили наблюдать за работой художника, искренне удивляясь, когда из-под кисти появлялись поленья дров, как и те, что лежали сложенными в поленницы. Умиляла и изображенная на холсте дорога: они только-только проехали по ней в своих тряских телегах (Латгальский пейзаж. Шоссе).
Склонила над дорогой яркокрасные кисти рябина, зарделся среди зелени клен (Дорога в лесу. Лобарж, 1926), золотистыми листьями усеяна дорожка к дому (Золотая осень), собирают урожай яблок крестьянки (Сбор яблок). Его интересуют обычаи и быт крестьян, и появляются картины Сваха, Сироты, По грибы.
Любил художник и зимнюю пору, особенно тот ее период, когда появляются первые признаки нарождающейся весны. Еще в имении Мамонтовых он в 1911 году посвятил этому мгновению несколько полотен {Весна, В усадьбе. В марте, Весна идет), передав быстротечность каждого мгновения пробуждающейся природы. Красота этих пейзажей отмечалась в печати критиками, пишущими о выставках Союза русских художников.
Начало весны он замечательно передал и в картине Вечер ранней весны, написанной в латвийский период и ныне находящейся в частной коллекции Владимира Пешича. Весеннее состояние природы — в закатном голубом небе с розовыми всполохами, голубой дымке, окутывающей полосу леса вдали, тающем снеге на крыше деревенской баньки, за которой по-праздничному выглядывают темно-зеленые ели. Сквозь розовые отблески на снегу топорщатся ряды пожелтевшей прошлогодней травы. Красота окружающей природы не перестает волновать живописца, вызывая потребность передать ее на холсте. И в этом он видит смысл своей жизни.
В конце апреля 1927 года Виноградов приехал в Лобарж. Природа только-только вступила в пору цветения, распустились листья на березках, зазеленела трава на лугах. Больше всего ему нравилось бродить по лесу, по лугам, работать у озера. Он заходит в деревушки близ имения, наблюдает за работой местных жителей и изображает их в рисунках и на холстах.
В живописном полотне Деревенские девочки (1927) две крестьянские девочки в цветастых платочках присели у дороги. За ними виднеются уходящие к горизонту перелески, среди которых вьется голубая лента реки. Художник основной акцент делает на лицах и фигурах девочек, «ступенчатость» расположения которых по краю первого плана «перекликается» с холмистой местностью далей. И это сообщает композиции движение. Каждая из героинь полотна кажется погруженной в свои мысли, и в передаче их настроения художнику удается показать скованность подростков в необычной для моделей ситуации позирования. Внимание останавливается на предметах в их руках — латгальском керамическом, покрытом зеленой глазурью горшке и плетеной корзине с узлом желтого цвета. Мягкий пастельный колорит картины построен на коричневых, голубых, зеленых оттенках, с акцентами красных и синих тонов одежды девочек. Краски дальнего плана смягчены и как бы «потушены» световоздушной массой — весенняя природа нежна и лирична. Для ВиноградоваДля картины использован необычно большой размер (112,7 х 150,4), что давало возможность художнику показать широкую панораму своеобразной природы, которую можно встретить лишь в этих восточных краях Латвии.
В начале мая распустились листья деревьев, бело-розовыми цветами покрылись яблони, вишни, черемуха. Виноградов спешит запечатлеть это ликование природы, наполняющие воздух ароматом цветущие деревья, заглядывающие в окна комнат пушистые пахучие ветки. Он работал на пленэре по десять часов в день. «Хотелось две
в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. В методике обучения объединяющим началом служили академические принципы. Но в отличие от ее строгих канонов правила в его студии были ближе к жизни. Он воспитывал в учениках умение видеть и живописно передавать многогранность и разнообразие мира. Много полезного вынесли ученики из этих встреч, сохранив в памяти воспоминания своего учителя о самых известных людях Москвы — учителях МУЖВЗ, о К. Коровине, В. Серове, Ф. Шаляпине, И. Левитане, М. Аладжалове, братьях В. и А. Васнецовых, В. Переплетчикове, французских импрессионистах. Виноградов рассказывал о московских миллионерах, собирателях русской и западной живописи: Морозовых, Харитоненко, Рябушинском. О встречах с великим писателем Л.Н. Толстым.
Закончились годы обучения, но общение с Виноградовым ученики не прерывали. Теперь уже ставшие самостоятельными, молодые художники открывают совместные выставки общества «Эстетика», которые вновь тепло встречались рижскими любителями живописи.
Прошло уже много лет с первой выставки самого художника, показанной в салоне рижского магазина
Среди этого живописного великолепия гармонично смотрелись картины с ансамблем Псково-Пе- чёрского монастыря. Крепкие монастырские стены, возведенные в давние времена «обороны ради», белые высокие звонницы с колоколами, стоявшая при входе древняя Никольская церковь, утопающий в зелени главный храм монастырского ансамбля Успенский собор с синими «лазуритовыми» куполами. Склонилась в поклоне перед иконой Богоматери крестьянка, сидят на траве нищие, «отвергнутые миром и принятые под свою защиту монастырем». Хорошо «прочувствованная» старина — тема рисунков и картин художника, выполненных в летнее время 1928 и 1929 годов. После Октябрьской революции монастырь оказался на территории Эстонии.
С самого начала творчества обращался Виноградов к изображению церквей: Выход из церкви, У часовни (обе — 1893), Нищие около церковной ограды (1899), В келье (1916), Марфо-Мариинская обитель (1922), Симбирск.
В латвийский период он написал пейзаж Ледоход на реке (1927) с моленной рижской староверческой Гребенщиковской общины, расположенной на берегу Даугавы.
И цикл замечательных живописных произведений древнего монастыря, с иллюстрациями которых рижане познакомились еще в 1929 году в изданном профессором Латвийского университета В.И. Синайским альбоме Псковo-Печёрский монастырь, украсил его персональную выставку.
Примиряют с собою и латгальская глушь, и осенние вечера, и нищета… У этого художника бодрые, счастливые краски… Так разбегаются глаза, так разжигается художественный аппетит от этих световых пятен… играющих, поющих и ласковых цветов».
Где бы ни работал художник — в латгальских Радополе, Зофино, Даугавпилсе или Краславе, он вновь и вновь возвращался в Лобарж. Здесь, как он считал, воздух напоен ароматом творчества. По-прежнему окрестности имения с тремя живописными озерами давали ему мотивы для новых картин.
В картине Озеро в лесу пробуждается ранней весной латгальская природа. Отражаются в озерной воде молодые ели и березы, над которыми повисли беспокойные облака. «Так прекрасно, поэтично живописно все, все до мелочей. Живет прутик красненький, живет барашек вербы, желто цветет клен и очаровательный, точно крупный бисер; на молодых березках такой изумительной прелести и чистоты зеленый цвет ее клейких крошечных листиков… В зеленой нежнейшей дымке деревья, розово-зеленоватые рощи, по нежно-голубому небу плавают белые облачка, чуть- чуть колеблет тоненькие веточки теплый ветерок весенний… Какое очарование! Уж сколько весен я пережил, а волшебство весны все как- то волнительно чувствую я. Изо всех сил хочется передать это очарование в живописи… все же, думается, что должна же попасть в картину хоть часть выспренности чувства восторга, ведь душа полна им…» — воспевает он природу в статье Весна и Пасха в деревне в 1937 году.
За один сеанс написана и другая картина Лесная речка с осенним лесом на берегах, окутанным в глубине синей дымкой. Этот восторг перед природой воплощается и в картине Золотая осень, написанной на вытянутом вертикально холсте — редком формате в творчестве Сергея Арсеньевича.
Оба они — москвичи, влюбленные в белокаменную столицу.
Не смог художник до конца смириться с жизнью в чужом краю. «О, как ужасно быть без Родины, и особенно потерять ее — эту сказочную, эту чудесную, богатейшую, прекрасную». Оторванный от родной земли, он оставался верен ей и той культуре, которая сформировала его как личность. И, по воспоминаниям современников, стоило в разговоре коснуться темы русского искусства, он весь загорался, начинал волноваться, глаза метали искры, а выразительные руки в перстнях все время в движении скрещивали лучи бриллиантов и сапфиров.
Живописные произведения, статьи о природе, воспоминания о самых известных деятелях России — на всем печать многогранного дарования этого замечательного человека.
