Архитектурные памятники Манду
Город-форт Манду находится в индийском штате Мадхья-Прадеш, само название которого, приблизительно переводимое, как «среднее» княжество, указывает на то, что мы имеем дело с самым сердцем Северной Индии. Мадхья Прадсш настолько насыщен памятниками искусства первостатейного значения, начиная от пещер Бимбстики с первобытными росписями и комплексом ступ в Санчи, и кончая храмами Кхаджурахо, не говоря уже о Гвалиоре, Орчс, Начнс, Снрпурс и пещерах Удайгири, что покинутый жителями город-призрак Манду часто оказывается за пределами внимания как исследователей, так и любителей искусства. Отвлекает на себя силы искусствоведов и не так далеко расположенная прославленная Агра. В искусствоведческой литературе Манду упоминается редко и большей частью в контексте визитов туда могольских правителей или в связи с развитием там миниатюры школы Мальва. А между тем архитектурная история Манду одновременно и характерна, и уникальна, поскольку демонстрирует соприкосновения и столкновения различных династий, конфессий и культурных традиций Северной Индии в пределах своей локальной территории (около 20 кв км), границы которой строго очерчены самой природой.
Удаленное на 40 км от районного центра Дхар, нагорье Манду возвышается на живописном плато Мальва (известном в истории искусства большей частью по одноименной школе миниатюры), и отделяется от него древним естественным оврагом, что превращает его в идеальное место для укрепленного города. В письменных источниках он упоминается в этом качестве уже в 555 г. Надпись на пьедестале джайне кой статуи Адинаггха, обнаруженной в том же районе, гласит, что она принадлежала храму Паршванатха, находившемся в населенном пункте Мандапа-Дурга, что на соответствующем пракрите звучит, как «Мандава», и, вероятно, породило в дальнейшем сокращенную версию названия — «Манду». В X в. Манду принадлежал членам династии Гурджара-Пратихара, которые укрепили его. К концу X в. вся долина Мальва под властью династии Парамара
расцвела, как независимое княжество со столицей в Удасжайне, а потом — Дхарс, не столь отдаленном от собственно Манду, где появились шиваистские храмы и пегцеры отшельников. По сравнению с другими сопредельными территориями, Манду долго оставался в лоне индуистской культуры. Вторжение Махмуда Газни не затронуло труднодоступной крепости, и лишь в 1305 г. Джслалэтдин Газни окончательно завоевал ее, включив в состав Делийского султаната. С этого времени архитектура Манду развивается в контексте исламской культуры. Однако когда в Индию вторглись Великие Моголы, княжество Мальва получило независимость из рук афганского правителя Дилавар Хана Гури. Его сын, Алп Хан, который под именем Хошан-шах правил в 1405-1432, перенес столицу из Дхара в Манду чем и начал золотой век этого города, продолжавшийся до конца 1550-х гг. В 1561 г моголы установили суверенитет над Манду, что сразу заметно снизило строительную активность. После перехода княжества в руки маратхов столица вновь перенесена была в Дхар, а Манду оказался заброшенным городом.
Наиболее древние из ныне сохранившихся памятников на территории Манду — это пещеры Лохани — они представляют собой простые искусственные гроты, вырытые в XI или XII в. и лишенные архитектурного оформления. Несколько отдельных келий предназначались для шиваистских отшельников, а перед ними находится высеченный в скале водоем. Неподалеку имелись индуистские храмы, в основном шиваистские, которые разрушены и представлены ныне лишь разрозненными фрагментами. Часть из них использована в качестве строительного материала при постройке позднейших сооружений, таких, как мечеть Дилавар Хана или дворец Хин дола Махал, и сохраняются там в кладке стен. Найденные археологами скульптуры и архитектурные фрагменты помещены ныне в т. н. Дхармасапу, относящуюся к комплексу гробницы Хошан Шаха. Среди фрагментов скульптурного декора — орнаментированные дверные рамы, фрагменты резных столбов, миниатюрные шикхары, игравшие роль шпилей храмов, амалака и т. п. Среди скульптур — фигура священного быка Нанди, спутника Шивы, горельефы Шивы, Дурги, Лакшми-Нараяны, украшавшие потолки фигурки танцоров и небесных музыкантов. Все эти произведения, насколько можно судить при их сохранности, достойно представляют собой стиль династии Парамара безо всяких периферийных упрощений. Сохранились и остатки несколько более поздних джайнских мраморных сооружений, вероятно, не ранее XIII в., неподалеку от таких построек, как гробница Хошан Шаха, Хиндола-Махап и др. (Рис. 1).
Характерное для эпохи делийских султанов беспардонное обращение с фрагментами индуистских памятников широко известно на примере мечети Кувват-аль Ислам в Дели; но не менее красноречивые образцы использования фрагментов индуистских сооружений в качестве строительного материала можно видеть и в Манду, начиная с самых ранних мусульманских построек.
К их числу принадлежит мечеть Малика Мугиса, отца Махмуда Халджи, выстроенная в 1432 г. Фигуративные элементы индуистского декора в ней довольно последовательно уничтожены, но колонны из древнего храма использованы целиком и полностью определяют вид центрального внутреннего двора с четырьмя «нефами» по западной стороне. Главный вход отмечен высоким и глубоким портиком но центру аркады нижнего яруса. Во внешнем облике здания, в отличие от внутреннего двора, ощутимо присутствует фортификационное впечатление, и аркады, вместо гонких индуистских колонок, опираются на массивные устои. Но и в портике сохранились столбы индуистского происхождения, которые поддерживали некогда венчавший его (ныне утраченный) купол. Близ мечети был, вероятно, одновременно с нею построен караван-сарай, где имелись складские и жилые помещения.
Гробница Хошан Шаха (1440) (Рис. 2, 3) и примыкающая к ней Пятничная мечеть (Джами маеджид, 1454) — один из лучших и наиболее чистых по стилю комплексов всего города. Считается, что когда Хошан Шах одобрил проект мечети, он начал и строительство собственного мавзолея. Квадратная территория гробницы имеет одну грань, смежную с таким же квадратом, очерчивающим план мечети. Когда верующие молятся, обратись к михрабу на запад, это означает, что одновременно они почитают и гробницу Хошан Шаха. Они имеют одинаковую высоту и покрыты куполами сходного абриса, что еще раз подчеркивает единство ансамбля. Контраст заключается в том, что гробница выстроена из белого мрамора, а мечеть — из песчаника.
На территорию гробницы ведет квадратный в плане портик под мраморным куполом. В интерьере портика единственным украшением является аркатурный поясок с голубыми изразцами. Снаружи купол портика также сдержанно украшен аркатурным поясом, напоминающим парапет. В центре территории здание мавзолея стоит на квадратной мраморной платформе с резной орнаментальной каймой с весьма выпуклыми деталями, в чем такие авторы, как Патель, усматривают указание на влияние индуистских скульпторов, нанятых для постройки здания.
Стены с чуть заметным пирамидальным наклоном имеют высоту около 10 м над парапетом и завершаются рядом кронштейнов в форме «слонового бивня», также весьма характерных для архитектуры индуистских дворцов и храмов. Они поддерживают узкую кровлю из каменных плит, над которой располагается резной фриз с ажурными арочками сложного профиля. Вход оформлен по бокам и сверху рельефами, изображающими букеты поникших лотосов и розетками тимпанах двойной перспективной арки. Каменную кладку украшают редкие звездчатые изразцовые вкрапления голубого цвета. Две арки по бокам от входного проема забраны ажурными мраморными решетками джали с различными геометрическими млтыпямм
Внутри квадратное в плане помещение размером около 15 * 15 м при помощи угловых арок переходит в восьмигранник, а затем, путем применения обычных для индуистской архитектуры напускных, скошенных под углом 45 градусов плит— и в 16-гранник, на который и опирается купол с барабаном минимальной высоты.
Снаружи к тяжелому центральному куполу примыкают четыре боковых куполка на едва заметно сужающихся кверху цилиндрических (то есть строго говоря, конических) барабанах.
Шпиль собора венчает полумесяц, — элемент, который, по словам того же Пателя, «по-видимому, завезен в Манду прямо из Месопотамии или Персии». К западу от гробницы имеется колоннада из пилонов вполне индуистского стиля, крытая плоской крышей на традиционных кронштейнах.
Очень скоро после захоронения Хошан Шаха гробницу стали почитать как святыню, и урс (суфийские поминальные церемонии в честь усопшего) проводился в ней вплоть до конца XIX в.
Любопытная надпись на дверном откосе в интерьере зафиксировала, что четверо архитскгоров Шаха Джахана посетили мавзолей в 1659 г. и выразили почтение также памяти его строителей. Среди этих четверых зодчих был устад Хамид, который был тесно связан с постройкой знаменитого Тадж Махала в Агре (в целом закончен в 1654). В свете сопоставления этих дат не приходится говорить о каком-либо прямом влиянии гробницы Хошан Шаха на знаменитый Тадж, однако слава беломраморного мавзолея, безусловно, была широка и до визита в Манду устада Хамида и могла косвенным образом повлиять на выбор материала и другие характеристики мавзолеев Агры.
Благородство и величие этого мавзолея в такой же степени присущи и мечети Джами-масджид. Она принадлежит к колонному, или дворовому типу, что само по себе подчеркивает ее традиционность. Может быть, поэтому среди местных знатоков существует мнение, что она подражает большой мечети Омсйядов в Дамаске.
Ее начал строить Хошан Шах, а завершил в 1454 г. Махмуд Халджи. В мечети воплощен весьма масштабный замысел. Весь комплекс поднят на платформу от 4 до 6 м высотой, и к входному (надвратному) павильону ведст царственная лестница. Аркада ведет в помещения внутри платформы, предназначенные для приезжих или обслуживающего персонала. Конструкции поражают своей строгой красотой и почти крепостной мощью, а роль декора во внешнем облике сведена к минимуму. Впечатление гармоничности от ансамбля создастся благодаря перекличке близких по форме трех крупных и множества мелких куполов. Дверной проем входного павильона оформлен резьбой по мрамору и своими характерными кронштейнами напоминает портики индуистских храмов.
Его площадь сама по себе сравнительно велика — около 14 кв м, а резные каменные решетки джали в боковых проемах усиливают ощущение его просторности. Над проемами расположены изразцовые мозаики в форме звезд. Павильон перекрыт эффектным тяжелым куполом.
Миновав портик, посетитель попадает во внутренний двор мечети, окруженный по периметру колоннадами, которые перекрыты небольшими куполами. Западная стена оформлена, кроме михраба, еще шестнадцатью декоративными нишами, украшенными полированным черным камнем с резными орнаментами. Вокруг михрабной ниши имеется каллиграфическая надпись с кораническими текстами. Балдахин мимбара осеняет небольшой изящный мраморный купол, а поддерживающие его консоли определенно принадлежат к традиции индуистской архитектуры. С севера и с юга к михрабом стене примыкают хоры второго яруса, предназначенные для женщин и высшей знаки.
Зеркально симметрично мечети на востоке фрагментарно сохранилась еще одна высокая платформа сходной конфигурации и размера. Эту постройку традиционно называют Ашрафи-махал, но здесь в первой половине XV в. была спроектирована и началась постройка медресе, которое воспроизводило во многом план мечеги со внутренним двором, окруженным галереями с небольшими отдельными комнатами для учащихся. В сторону входного павильона Джами-масджид был обращен аналогичный входной павильон в медресе площадью ок. 11 кв м и сходного внешнего облика; на уровень земли вела с платформы лестница почти точно таких же пропорций, как лестница Пятничной мечети. Сохранились остатки круглых башен, которые могли быть минаретами. Однако в 1443 г. Мухаммад Халджи надстроил северо-восточную башню до ссмиярусной, и она стала служить мемориальной «башней победы», в честь его победы над правителем {раной) Мсвара. Внутренний двор мечети Мухаммад Халджи превратил в подиум для своего мавзолея, который превышал по площади и величине купола и мечеть Джами маеджид, и мавзолей Хошан Шаха. Купол его, находившийся с ними на одной линии, был выше них на 7,6 м. Однако здание не выдержало тяжести купола и обрушилось в том же столетии. Стены гробницы были украшены резьбой по каллиграфическим мотивам, возможно, работы персидских мастеров. Снаружи здание было облицовано мрамором разных цветов, в основном, — белым, желтым и черным. Любопытно, что, как и у других мечетей в Манду, здесь отсутствует минарет, что сказывается на общем силуэте всего комплекса, сближенном с традицией индуистской архитектуры.
Среди построек XV в. особое место занимает дворец Хиндола-махал, получивший свое название («Качели»), видимо, за свой трапециевидный силуэт. Т-образное в плане сооружение состоит из основной и более поздней (поперечная часть) построек. В позднем «трансепте», представляющем собой своеобразный подъезд для высоких особ, находятся небольшие помещения (по всей вероятности, для их охраны и прислуги), и — любопытная особенность — площадка для удобной посадки на слона или верблюда на уровне перекрытий первого этажа, куда изнутри небольшого зала ведет лестница. Основная же часть здания представляет собой торжественное однозальное пространство, предназначенное для приемов, аудиенций и других торжественных церемоний. Некогда оно было перекрыто массивными сводами, которые ныне утрачены, будучи намеренно разрушенными противниками мусульманства. Перекрытие поддерживалось красивейших очертаний двухъярусными стрельчатыми арками, которые опирались на массивные столбы, слегка наклонные к центру (что придаст и интерьеру условное сходство с «качелями»). Зал с обеих длинных сторон имеет по шесть высоких стрельчатых окон, забранных великолепными резными каменными решетками. Собственно, ими, да еще несколькими резными тимпанами арок и ограничивается весь декор здания, сдержанность и строгость которого, подчеркнутая снаружи мощными контрфорсами, с лихвой компенсируется ритмическим совершенством, удачными пропорциями и красотой очертаний арок.
Все это делает Хиндола-махал, относимый к последним годам правления Гияс-ат-дина, то есть, к концу пятнадцатого столетия, одним из лучших архитектурных сооружений Манду.
К архитектурному стилю дворца Хиндола-махал примыкают две постройки, связанные с именем некоего Гада-шаха (по всей вероятности, это прозвище носил Медини Рай, предводитель раджпутских воинов на службе у султана Махмуда II (у власти в 1510-1526), который в свое время пользовался большим влиянием). Так называемая «Лавка Гада-шаха» была, видимо, некогда дворцом аудиенций для широкой публики, в то время, как Хиндола-махал предназначался для ассамблей избранного общества. Это огромное сооружение дошло до нас в руинированном состоянии. Можно отмстить лишь, что стены его были оштукатурены и сохранили следы изразцового декора. Так называемый «Дом Гада-шаха» — двухъярусная постройка, также украшенная небольшим количеством изразцов. В зале второго этажа находился фонтан, куда вода подавалась под напором и изливалась через фонтан в форме голов слона и тигра, что, конечно, отображает индуистский круг сюжетов и еще раз подтверждает версию о том. что таинственный Гада-шах был раджпутом. Невозможны были бы для мусульманского владельца и портреты, быть может, Медини Рая и его супруги, фрагменты которых сохранились на штукатурке в одной из ниш верхнего этажа.
К числу феноменов хинду-мусульманской толерантности следует причислить факт существования (ныне — в полуразрушенном виде) театральной сцены с сосудами-голосниками под полом сцены и задником с отверстиями для создания звуковых и световых эффектов.
Особая романтическая атмосфера присуща относимому ко второй половине XV в. дворцу Джахаз-Махал («Дворец-корабль»). Он стоит на узкой полоске земли между искусственно выкопанными прудами Мундж и Капур, и продолговатостью очертаний действительно напоминает плывущий корабль с многочисленными палубными надстройками. Это масштабное сооружение длиной более 120 м порождало у современников скорее гедонистические ассоциации, прежде всего, в сезон дождей, когда здание практически окружено водой. Они называли его приятнейшим местом в стране для проведения именно этого сезона. Джахангир, посещая Манду со своей красавицей-женой Нур Джахан, предпочитал останавливаться именно в этом дворце. В своих воспоминаниях он описал одно из празднеств в его честь: «Это был замечательный праздник. В начале вечера повсюду вокруг прудов и зданий освещение было столь ярким, какого, пожалуй, никогда ни в каком другом дворце устроить не удавалось. Лампы и фонари отражались в воде, и было такое впечатление, что весь пруд — огненный. Было много развлечений, и выпивохи нагрузились до крайности…».
Продолговатый план первого этажа имеет трсхчастное деление, при котором маленькие помещения примыкают к торцовым стенам трех больших залов. С северной стороны здание завершается бассейном, окруженным с трех сторон колоннадой. Бассейн имеет изысканные очертания, ступеньки ведут под воду, а пол его приподнят с одной стороны, образуя площадку мелководья для тех, кто не умеет плавать. Каждому из трех больших залов во втором ярусе соответствует павильон, причем центральный больше остальных и украшен под куполом фризом чередующихся синих и желтых изразцов снаружи и изнутри. Там же можно видеть и оставшиеся следы росписей на растительные мотивы. Многочисленные павильоны меньших размеров дополняют картину «палубы». Их стрельчатые арочные проемы занавешивались тканями, когда там находились знатные дамы. На террасе, примыкающей к водоему, царит приятная полутень. Террасу уктрашают мелкие башенки и павильончики — хавели и ччхатри, веселящие взор разнообразием формы своих куполов и пирамидальных покрытий. Стены покрыты толстым слоем штукатурки облицовка камнем не применена — видимо, и в силу финансовых обстоятельств, и потому, что она традиционно более приличествовала мечетям и гробницам. Но озеро Капур имело каменную облицовку берегов и даже узенькую мощеную набережную. Посередине озера первоначально находился уединенный павильон, к сожалению, не сохранившийся. Имеются следы акведука, который вел воду в бассейн дворца, а подземные каналы со сводчатыми перекрытиями, соединяющие оба искусственных озера, сохранились до сих пор.
К северо-западу от Хавели-махала, за озером Мундж сохранились руины дворца или нескольких дворцов, принадлежавших в свое время, видимо, султанам княжества Мальва. Среди них в относительной сохранности находится грандиозный колодец Чампа-Баоли («Жасминовый»), славившийся ароматностью воды. Квадратный резервуар с водой глубоко под уровнем земли окружен восемью стрельчатыми нишами, которые зрительно скругляют его очертания. Пространство в нишах использовалось знатными дамами из гарема в поисках прохлады в жаркий сезон. Благодаря большому диаметру выходящего на поверхность горла колодца пространство хорошо освещено естественным светом. Недалеко от колодца находится халшет — баня, на каменном перекрытии которой вырезаны звезды для освещения, а в стены вмонтированы трубы для подачи горячего пара, заканчивающиеся изящными раструбами-раковинами. Среди относительно сохранных остатков зданий — два зала со сводчатыми перекрытиями. Они некогда были украшены синими и желтыми изразцами, на некоторых из которых можно видеть следы куфических надписей.
Отдельную группу памятников составляют два дворца начала XVI в., стоящие неподалеку друг от друга, — дворец Баз Бахадура и т. н. «Павильоны Рупамати», в действительности — целый дворец Рупамати. Их сближает не только местоположение около пруда Рсва-кунд, но и сходная трактовка пространства. И в том, и в другом памятнике оно выступает безграничным, прозрачным, а само здание воспринимается прежде всего как смотровая площадка, позиция для созерцания. Баз Бахадур во время постройки дворца (1508-1509) еще не был правителем Манду (персидская надпись над главным входом приписывает сооружение дворца Пасир-шаху в 914 г. хиджры (1508-1509)), и это объясняет небольшие размеры постройки. Но впечатление просторности достигается благодаря живописному расположению на холме.
К главному входу ведет широчайшая лестница из широких же ступеней, марши которой прерываются через каждые четыре ступени обширными площадками для отдыха и обзора видов. Перед главным зданием расположен парадный двор, и планировка самого дворца тоже подчинена двору — уже внутреннему, квадратному в плане, с расположенным посередине искусственным водоемом. Внутренний двор окружен выходящими в него со всех четырех сторон залами и комнатами. С северной стороны за колоннадой наружу выдается павильон, арки которого открывают вид на некогда разбитый ниже по склону холма обширный сад. Планировка его, как нам представляется, могла бы быть восстановлена по сохранившимся следам, и он дополнил бы собой ряд прекрасных садов Индии XVI в., представив в них своего рода горную версию сада могольской эпохи. Через помещения с южной стороны двора можно попасть в очередной внутренний дворик, меньший по размеру и, очевидно, предназначенный для обслуживающего персонала. В него также со всех сторон выходят различные помещения. В стену между большим и малым внутренним дворами встроена лестница, ведущая иа просторную террасу второго яруса, где имеются две изящных беседки-павильона барадхари (буквально «двенадцать дверей»), квадратные в плане, увенчанные тpaдиционно тяжелыми, но здесь весьма пропорциональными куполами.
Каждая сторона состоит из трех стрельчатых арок на довольно легких колонках. Эти беседки придают законченность впечатлению прозрачности пространства дворца и его открытости в прекрасный окружающий пейзаж.
Дворец (или «павильон»), названный в честь Рупамаги (Рис. 10), пережил несколько строительных периодов. Его старейшая часть (XIV в.?), вероятно, представляла собой наблюдательный пункт, использовалась в военных целях, и отличалась полной функциональностью, приземленностью и тяжестью пропорций. Впоследствии к этому ядру были пристроены две длинные галереи на аркадах. Павильоны, появившиеся на крыше первоначального блока, придали всему зданию законченный вид. Квадратные в плане, с тремя арками с каждой стороны, они перекрыты дольчатыми куполами. Стиль и пропорции арок и столбов свидетельствуют об их раннем происхождении, вероятно, восходящем к первой половине XV в. Это же частично доказывают две полустертые надписи внутри павильона, которые не поддаю гея прочтению, но по каллиграфическому стилю специалисты относят их ко времени правления султанов Мальвы. Предание связывает постройку с именем Рупамаги потому, что она приходила туда, чтобы поклониться священной реке Нармаде, которую в ясный день можно разглядеть вдали из павильонов второго яруса.
Нельзя не отметать и архитектуру гробницы Дарья-хана, приближенного султана Махмуда И. Постройка стоит близ водоема, и вместе с отражением формирует компактный, но изящный силуэт. Здание приподнято на высокий цоколь. Оно облицовано красным камнем и когда-то было украшено цветными изразцами, которые не сохранились до нашего времени. По бокам от арок, находящихся по центру каждого фасада, имеются октагональные столбы, напоминающие о традиционной индуистской архитектуре. К центральному куполу, имеющему луковичную форму, примыкают четыре малых купола на довольно высоких окгатнальных барабанах, что заставляет предположить попытку зодчих руководствоваться, как образцом, гробницей Хошан-Шаха. Однако мавзолей, построенный в 1526 г., ни по масштабу, ни по стилистической чистоте не смог приблизиться к желаемому прототипу.
Самостоятельную группу памятников составляют сохранившиеся фрагменты крепостных стен общей длиной около 45 км, сложенных из массивных блоков тесаного камня с применением необработанных камней. Внутри города-крепости были еще два замкнутых кольца оборонительных сооружений вокруг двух групп дворцов. Главный вход в город был обращен в сторону Дели, откуда и название защищавших его ворот — Дили- дарваз. Строенные из красного камня, украшенного голубыми изразцами, они не раз перестраивались и дополнялись новыми воротами, образовавшими целый коридор, который ранее был перекрыт коробовым сводом. Недалеко от них расположены ворота Рампол-дарваз, а с южной стороны наиболее важное стратегическое значение имели ворота Таранур-дарваз.
Они представляли собой крытую довольно длинную и крутую лестницу, замыкаемую двумя арочными проемами с тяжелыми укрепленными дверями. Они были построены в 1406-1407 г. Дил авар-ханом, первым мусульманским султаном Манду. (Впоследствии Акбар повелел встроить на середине подъема еще одни ворота, предназначенные большей часгыо для церемониальных целей.)
В 1534 г. Манду был завоеван Хумаюном и вскоре оставлен им. В 1542 г. город пережил нашествие Шершаха — и вновь обрсл независимость при Бахадуре и Рупамати.
В 1561 г. Манду находится под властью Моголов, и строительная активность резко снижается. Здесь можно отметить только дворец Джали- махал, значительно уступающий предшествующим дворцовым постройкам. Когда могольская династия ослабла, княжество Манду попало под власть маратхов, которые перенесли столицу обратно в Дхар. Постепенно Манду превратился в мертвый город, покинутый жителями. И так же, как в других индийских городах сходной судьбы, памятники его именно в силу этого прекрасно сохранились и ждут дальнейших исследований и интерпретаций.
Манду дольше других сопредельных территорий оставался в лоне индуистской культуры, а в эпоху Моголов не вполне разделял их архитектурные вкусы, окрашенные псрсианизированной роскошью могольскою двора. Наибольшего подъема она достигла в период независимых мусульманских правителей княжества Мальва (1401-1526). (Предшествующая фаза развития индо-мусульманской архитектуры ознаменована мечетями Дилавар-хана и Малика Мугиса). Архитектура Манду сочетает в себе с одной стороны, простоту, суровость и массивность конструкций, и с другой — величие и достоинство. В ней господствует функциональность; практически отсутствует «декор ради декора», не используются мшшреты, что особым образом формирует высотную композицию. Очень умеренно применяется резьба по камню и изразцы, почти отсутствуют обычные для могольской архитектуры джали. Строгость и стилевая однородность, масштабность, выгоднейшее природное окружение, пластичность и красота форм составляют неповторимую ценность архитектурного комплекса Манду.
