Владимир Маковский
Был он привлекателен и своей внешностью: ростом гораздо выше среднего, худой, живой в движениях, элегантный, с зачесанными назад темно-каштановыми волосами, с небольшой бородкой, светлыми глазами и чарующей улыбкой», — писала дочь Павла Третьякова Вера Зилоти. А вот художник Михаил Яровой вспоминал, что ученики Училища живописи, ваяния и зодчества не очень любили Маковского, заменившего покойного Перова. Преподавал Владимир Егорович хорошо, но держался холодно и сухо. Когда ученики приходили к нему домой поздравить с Рождеством, как было принято, то он, случалось, не пускал их дальше передней.
Так он и запомнился современникам по-разному: кому — душой компании, веселым, остроумным, общительным, кому добрым другом дома, а кому-то — неприступным мэтром или надменным барином. Очевидно он бывал разным в различных ситуациях. Таково было свойство его натуры.
Жизнь во всех ее проявлениях неудержимо влекла Владимира Маковского. И чем глубже художник познавал ее, тем больше ему хотелось отображать ее в своих произведениях. Запечатлевать каждую, самую незначительную деталь окружающего быта. Плохо знавших его людей всегда поражало стремление этого тонкого ценителя прекрасного, художника и скрипача заниматься изучением жизни низших слоев общества, тщательно выписывать поддевки и лапти. В этом многим виделось необъяснимое противоречие.
Эта характеристика, несомненно, точна. На ум приходит аналогия с двумя другими бытописателями его времени, уже из мира литературы, — Петром Боборыкиным и Владимиром Гиляровским (дядей Гиляем). Они принадлежали к цвету русской интеллигенции, но так же, как Владимир Маковский, были страстно увлечены изучением и описанием быта современного им общества и особенно тех обездоленных кругов, к которым сами они не относились. Просто это было их призванием, потребностью души. В этом заключалось их служение людям.
Владимир Егорович всю жизнь работал как одержимый. Целая галерея образов: чиновники и рыночные торговцы, музыканты и горничные, монахи и ростовщики, адвокаты и «хи- тровцы», лакеи, барыни, крестьянские ребятишки — люди различного звания, положения, возраста вновь и вновь возникали на его полотнах. Не случайно газета Новое время писала в 1894 году: «Когда приезжий в Москву увидел бы на собрании высокого, стройного господина, с острой бородкой, оживленно перебрасывающегося шутками и весело запевающего иногда хоровую песню, то он никогда не сказал бы, что перед ним В. Маковский, проработавший в этот день не меньше любого мужика».
Исключительное трудолюбие художника отмечалось всеми. Более пятисот картин вышло из-под его кисти. Хотя количество иногда и шло в ущерб качеству. Интересно, что в рукописном юмористическом журнале, издаваемом им одно время вместе с композитором Сергеем Танеевым, он сам подписывался псевдонимом Немврод Плодовитов. Обладая редкой наблюдательностью, прекрасно изучив человеческие нравы и характеры, он с поразительной точностью и добрым юмором живописал своих героев. Их житейскую обстановку, обычаи и развлечения, волнения и переживания по разным жизненным поводам, их манеру общения, мимику, жесты.
Люди как бы представляли себя на месте героев жанровых картин, мысленно проигрывали изображенные ситуации, радовались или вновь переживали, когда видели сцены, взятые художником словно бы прямо из их жизни. Маковский давал им возможность увидеть, как в зеркале, самих себя, умилиться, всплакнуть или посмеяться над собой. Поэтому художник был так любим современной ему публикой. Не менее интересен он и нам. В чисто живописном плане Маковский нередко испытывал на себе влияние Ильи Репина и других художников. Используя их достижения, он не стремился и, очевидно, не мог добиться решения самостоятельных живописных задач.Мы можем воочию увидеть их современников, представить обстановку комнат, их вкусы, моду, уклад жизни. Поэтому так хочется снова и снова перелистывать страницы творчества интересного художника-бытописателя Владимира Егоровича Маковского.
Но широкую известность приобрели двое — Константин и Владимир. Своей любовью к художеству дети были обязаны отцу, которого боготворили. Вот уж кто был истинным любителем художеств, страстным, отдавшим служению любимому делу всего себя. И первую награду Московскому художественному классу — малую серебряную медаль за рисунок Два натурщика, посланный на Академическую выставку в Санкт- Петербург, также принес художник- любитель Егор Маковский. Он же стал одним из первых серьезных коллекционеров гравюр, акварелей и рисунков в Москве.
По некоторым сведениям, он собрал около трех тысяч работ. Имелись у него и живописные полотна. В его коллекции были представлены лучшие русские художники того времени: Карл Брюллов, Максим Воробьев, Павел Федотов, Петр Соколов, Василий Тропинин, Орест Кипренский и другие.
А ведь был Егор Иванович обычным бухгалтером Экспедиции Кремлевских строений. Занимал комнаты, «выходившие на парапет с церковью Спаса за Золотою решеткою» в Кремле. В свободное время, получив разрешение, копировал картины во дворце. В 1830 году женился на Любови Корнелиевне Моленгауэр, обладавшей прекрасным голосом. Очарованный ее пением, Карл Брюллов сделал ее карандашный портрет, начал и большой, маслом, но заболел и не окончил. А Николай Рубинштейн, основав в Москве Консерваторию, пригласил ее преподавать пение. Несложно понять, что в доме Маковских, небогатом, но открытом для всех, всегда царило искусство. Художники и музыканты были ближайшими друзьями Егора Ивановича и Любови Корнелиевны. Устраивались литературные, рисовальные, музыкальные вечера. И дети с малых лет впитывали любовь к прекрасному. Все начинается с семьи.
Владимир с детства учился играть на гитаре и скрипке. И с малолетства стал рисовать. Ведь он был младшим в семье, а все старшие рисовали. Отец сам занимался живописью и, конечно, учил детей любимому делу. И друзья отца — художники, особенно Тропинин, помогали своими советами. Есть даже предположение, что Тропинин давал домашние уроки Константину и Владимиру. Так что увлечение живописью вышло на первый план. Главную роль в этом сыграл обожаемый детьми отец, для которого художество было смыслом жизни.
Кусочек отеческой квартиры изобразил в 1863 году Владимир Маковский, тогда еще ученик Училища живописи, на картине Семейная сцена в кабинете любителя художесте (Домашняя сцена). И, наверное, не случайно, что для своей первой сюжетной картины семнадцатилетний Владимир выбрал тихую, уютную обстановку родного дома, в которой запечатлел отца, себя (мальчиком)и брата.
Рано еще говорить о каких-либо художественных достоинствах произведения. Но показательно то, что все интересы ученика Владимира Маковского сосредоточены вокруг дома — основного для него центра художественной жизни — и вокруг близких, посвятивших себя искусству. Главенствует, естественно, фигура отца. Как было ему не писать человека, который всегда служил для него образцом. Даже на последних портретах 1880 и 1882 года перед нами предстает подтянутый, несмотря на свой возраст, добрый, одухотворенный человек, который и в восемьдесят лет каждый день ходил на работу в свою бухгалтерию. «Оставшись таким же восторженным поклонником всего изящного на склоне лет, каким он был в юности, — писал его современник Юрий Виппер, — Егор Иванович не пропускает посетить ни одной художественной выставки, ни одной картинной галереи. Искусство для него все. “Разве я мог бы дожить до восьмидесяти лет, — говорит Егор Иванович, — если б оно не поддерживало и не живило меня”. …Стоит заговорить с Егором Ивановичем об искусстве… старец годами превращается в пылкого восторженного юношу, глаза его заискрятся».
Понятно, что отец пристально следил за художественным развитием детей. Направив троих старших, он мечтал, чтобы и младший, Владимир, стал художником, не жалея времени рассматривал, обсуждал его рисунки. «Когда мне минуло двенадцать лет, — рассказывал позже Владимир Егорович, — то в один прекрасный вечер, часов в шесть, отец торжественно приказал мне собрать мои рисунки в папку и повез меня на Мясницкую улицу в Школу живописи, Павлу Алексеевичу Десятову, который дал мне оригинал головы Жульена, посадил на место, и вот так, для меня неожиданно и быстро, я оказался учеником Школы живописи.» Шел 1858 год.
К тому же, как уже говорилось, Тропинин оказал большое влияние на молодого художника. Это был первый типаж из бесконечной серии человеческих типов, созданных Маковским. Постепенно художник совершенствовался в рисунке, старался нащупать свой путь в искусстве. В живописном отношении работа еще достаточно слаба, но уже видно умение молодого Маковского строить композицию. Чувствуется и проявившийся интерес к деталям (картины на стене, брошенная на пол изношенная одежда). Композиционное решение и любовь к точному воспроизведению деталей (идущая еще от камерной бытовой живописи 1850-х годов) станут со временем наиболее сильными сторонами его творчества.
Два года спустя появляется картина (другое название — Собиратель картин и рисунков) — бедный завсегдатай лавок старьевщиков и антикварных магазинчиков, одержимый страстью собирательства. По манере письма Любитель старины уже далек от Квасника. Тропининское влияние преодолено. Это вполне реалистический современный и хорошо известный художнику образ горожанина.
Вновь любовно воспроизвел консоли с небольшими скульптурами на них, камин, часы, ковер, мебель и, конечно, картины отцовской коллекции, которые для всех обитателей дома всегда являлись безмолвными участниками домашних вечеров. А подобные вечера занимали важное место в жизни всей творческой Москвы второй половины XIX века. Они во многом составляли движущую силу культурной деятельности общества. На их основе создавались художественные, литературные, мeзыкальные объединения. Так что Маковский, как было ему свойственно, избрал типичный сюжет, типичный домашний вечер, типичных москвичей, объединенных любовью к искусству во всех его проявлениях.
Это первое многофигурное полотно художника. На нем изображено девять человек. Одна из центральных фигур — Егор Иванович Мfковский, сидящий в кресле лицом к зрителям. Известны почти все персонажи картины. Их имена записал друживший с Маковскими коллекционер Иван Евменьевич Цветков, последний владелец полотна. Искусствоведы справедливо отмечают некоторую статичность поз, общую сухость колорита, вырывающийся из общего спокойного фона слишком яркий голубой цвет платья дамы. Но несомненно удачная компановка фигур, портретное сходство, тщательная выписанность деталей, проработка фактуры изображенных материалов обратили на себя внимание преподавателей училища. Маковскому была присуждена большая серебряная медаль и звание классного художника 3-й степени. Профессиональный художник начинал самостоятельный творческий путь.
Не на таком ли литературном вечере, что изображен на картине, художник впервые услышал и прочувствовал рассказ Тургенева Бежин луг. В то время было принято читать новые литературные произведения вслух в кругу семьи и друзей. Так или иначе, Бежин луг произвел на Маковского сильное впечатление своим лиризмом, поэтически переданными ароматом теплой летней ночи и той атмосферы, когда мальчишки, сгрудившись у костра, пугают друг друга рассказами о домовых, русалках и леших.
То, что возникло потом на полотне, конечно, не было прямой иллюстрацией. Но поэзия, эмоциональный настрой картины замечательно совпадает с тургеневским описанием.
Местонахождение картины Крестьянские мальчики в ночном стерегут лошадей много десятилетий оставалось неизвестным, и вдруг в 1989 году она объявилась на одном из аукционов в Лондоне. Судили же о картине по близкому к ней произведению Ночное (варианту первой картины).
Вообще, начиная с 1869 года, он часто и с любовью пишет детей. Возможно, интерес к детям возник после женитьбы в 1868 году на Анне Герасимовой, с рождением их первенца Александра, тоже будущего художника. Мальчик появился на свет весной 1869 года, в этом году Владимир Егорович, как мы уже знаем, впервые пишет крестьянских мальчиков в ночном, создает полотно Дедушкины сказки, начинает работу над лучшей из своих «детских» картин — Игра в бабки.
Такова и Игра в бабки, оконченная в 1870 году. Маковский явно любуется привольной жизнью деревенских ребятишек, не скованных правилами поведения, как их городские сверстники. Вся сценка написана очень живо, позы естественны. Особенно хорош мальчик, опирающийся руками о колени. Художник передает и характеры своих героев, у каждого — свой: озорной, заводной, спокойный. Это — личности, пока утверждающие себя через игру. Более мягкие, чем прежде, цветовые соотношения, светлые тона, полутона, тени хорошо воспроизводят атмосферу теплого весеннего дня, свежесть деревенского воздуха. Маковскому удается создать ощущение сопричастности происходящему, что в дальнейшем будет так привлекать зрителя к его картинам. Но при всем легком, светлом звучании полотна вас не покидает и ощущение некоторой грусти, испытываемой художником при виде деревенской нищеты, при мысли о том, что эти выдумщики и озорники вряд ли смогут в будущем проявить свои таланты и занять достойное место под солнцем. Добрая, правдивая картина сразу полюбилась и зрителям, и критикам.
Если в Игре в бабки интерес художника к своим героям несомненен, то в большинстве картин, где дети изображены вместе со взрослыми, они не являются самоценными героями произведений.
Началом общественного признания Владимира Маковского и его активнейшей творческой деятельности можно считать 1870-й год. В том году он выставил две картины: Игру в бабкин В приемной у доктора. Известный критик Владимир Стасов, увидев оба полотна, отметил, что Маковский «в короткое время сделал самые большие успехи».
Картину В приемной у доктора художник написал в двух вариантах. Первым, 1869-1870 годов, он остался недоволен и не окончил его. Слишком суховатой показалась и сама живопись, и обстановка, изображенная в комнате. Чересчур назидательной выглядела манера священника, поучающего пожилую женщину, как одолеть зубную боль. Не понравился автору еще ряд деталей. Исправлять картину не захотел. Написал новую. Изменил обстановку приемной, «внес» комнатный цветок, «повесил» на стену Моление о чаше художника Бруни. Священник на картине стал не учить, а просто делиться своим опытом. Получилась очень правдивая, безыскусная жанровая сценка тягостного ожидания в приемной врача. Такая, какую и хотел создать художник, не устававший повторять: «Правда и искренность — самое главное во всех родах искусства». Как всегда, художник очень удачно строит композицию, при этом все более естественно воспроизводит и располагает на полотне человеческие фигуры. Все удачнее передает их положения, жесты, которые становятся «говорящими».
Несомненно, художника больше всего привлекает картина-новелла, глядя на которую, зритель сам может додумать все, что ему захочется. В своих маленьких жанрах он не затрагивает серьезных философских и социальных тем, не старается настроить публику на раздумья. Нет. Он просто показывает жизнь обычных людей во всем ее многообразии. И именно этими жанровыми сценками добивается самобытности и завоевывает сердца.
Так, в февральском номере журнала Гражданин в статье Московские заметки, рассказывающей о крупных явлениях культурной жизни, сообщалось, что «истинно русский художник» Владимир Маковский в небольшой картинке, на которой трое мужчин слушают соловьиное пение. Восторженно отозвался о картине писатель Николай Михайловский в журнале Отечественные записки больше всего внимания уделил Любителям соловьев великий Федор Достоевский.
Он увидел полотно еще в Петербурге, где оно вместе с работами других художников экспонировалось перед отправкой в Вену. Потом писатель посетил венскую Всемирную выставку. Русские представили довольно большое количество картин. Репин показывал Бурлаков на Волге, академист Семирадский — Грешницу. Это были прекрасные и к тому же огромные (почти трех- и пятиметровой длины) полотна. Публика толпилась около них. Казалось бы, можно легко пройти мимо небольшого жанра (55 х 76 см), не заметив его. Но Достоевский заметил,остановился и потом в своей статье По поводу выставки подробно описал его и мысли, им возбуждаемые. Начал разговор именно с этого незначительного полотна и лишь затем перешел к репинским Бурлакам. Пересказывать изображенное на картине — дело неблагодарное. Каждый видит то, что может и хочет увидеть. Но, когда перед картиной стоит гений, утверждавший, что красота спасет мир, не грех посмотреть на произведение его глазами и вслушаться в слова Федора Михайловича.
Как живо изобразил всю сценку Маковский. Как прекрасно переложил живописный язык на литературный Достоевский (случай обратный тому, когда в Мальчиках в ночном художник шел вслед за Тургеневым). Но невольно задаешься вопросом, вкладывал ли Маковский в свое произведение тот глубокий общечеловеческий смысл, который увидел в нем Достоевский? Думается, следует ответить отрицательно. Искусствоведение относит картину к чистому бытописательству. Художник просто зарисовал трогательное, слегка комичное действо. Комичное потому, что эти трое на картине испытывают чувства, абсолютно не свойственные им в обыденной жизни. Забыв обо всем, лавочники или купцы средней руки предались своей страсти — слушают соловья и умиляются. В повседневности они и нахамить могут, и обмануть, и жену под горячую руку побить, а вот, поди ж ты, отмякли, заслушались маленькую серую пташку. Видно, открыла она в их сердцах какой-то заветный уголок. Художник просто хотел, чтобы зритель улыбнулся, глядя на происходящее. Мы улыбаемся, как и Достоевский. Но писатель умеет провести мысль дальше, почувствовав общечеловеческое значение в том, что в душе каждого, даже очень грубого и грешного человека, есть место свету и красоте.
Однако ни Достоевский, ни другие критики не обратили бы внимания на Любителей соловьев, если бы полотно не имело художественных достоинств. Раз писатель увидел мысль, значит он считал картину истинно художественным произведением. Скупой, темный колорит подчеркивает убогость жилища, а свет, идущий из окна, и выразительные позы слушателей, напротив, оживляют обстановку. Маковский сумел, по словам художника Александра Киселева, «подслушать… скрытую ноту душевных движений» и передать ее на полотне. Он сумел выразить ту необходимую меру комичности, чтобы изображение не стало шаржем и чтобы юмор, в то же время, не умалил достоверности происходящего. Все естественно и живо.
Думается, именно сочетание доброго, задушевного юмора (в изображении приятных художнику людей), иронии, насмешки (над самомнением и спесью), сочувствия (к попавшим в беду, слабым и обездоленным) и просто беспристрастного свидетельства многообразия человеческого бытия привлекало к творчеству Маковского симпатии публики. Привнесение юмора в творчество было его жизненной позицией.
Вот милые старички, муж и жена, варят варенье. Для них в этот момент нет ничего важнее на свете, как то, чтобы удалось их варенье на славу: не переварилось, не засахарилось, а было бы ягодка к ягодке. Кстати, и в живописном отношении она — несомненная удача художника. Может быть, впервые здесь по- настоящему хорошо передано солнечное освещение, тени, исчезла жесткость, свойственная ранним работам.
А вот другая старая пара за клавикордами — В четыре руки (1880). Дама чувствует себя уверенно, а супруг, возможно, подслеповат, боится сбиться и получить суровый упрек от благоверной. В обоих случаях персонажи картин не смешны, а трогательны. Маковский по-доброму улыбается, глядя на них.
Чуть больше иронии в Первом фраке (1892), где небольшое, скромного достатка семейство восторгается, ахает, внимательно разглядывает только что сшитый и впервые надетый фрак единственного в семье мужчины. Очевидно, он «выбился в люди», и теперь его ожидает представление начальству или повышение по службе. Еще ироничнее картина В передней (1884) — барин-ловелас заигрывает с молоденькой плутоватой горничной. Есть и откровенное высмеивание хамоватого лакея, распоясавшегося в отсутствии господ, в картине Без хозяина (1911). Количество чисто юмористических бытовых полотен у Маковского очень велико. Они проходят через все его творчество. Художник добивается юмористической окраски в основном через жесты и позы, меньше мимикой персонажей, никогда, впрочем, не переходя в карикатуру. Такие картины легко «прочитываются» зрителем.
Не отступает Маковский от темы, отражающие общественные пороки. Казалось бы, тут не до комических изображений. Маковский же ухитряется так выписать фигуру благотворительницы в картине Посещение бедных, что становится ясно, как зло (что в его творчестве редкость) высмеивает он эту надменную, богато одетую даму, явившуюся в убогое обиталище бедной семьи. Она явно не способна проникнуться состраданием к этим несчастным. И подлинное милосердие ей вовсе не понятно. Она смешна. И вся ситуация, несмотря на грусть, подана весьма иронично.
С самого начала творчества Маковский выводит на полотна целую галерею типажей. Одни так и остались одиночными образами. Другие варьировались, вводились в многофигурные картины, повторялись в разных композиционных построениях и разных позах. Часто некоторые запомнившиеся или полюбившиеся персонажи (например, рыбачки) или образы тематические например, бедные музыканты, гитаристы или скрипачи, являвшие собой, как трудно в жизни пробиться таланту) проходили сквозь годы.
Большинство этих людей можно встретить на эскизах и этюдах Маковского. Он задумал большую картину Толкучий рынок в Москве. И начиная с 1875 года, почти шесть лет, вел подготовительную работу: делал карандашные зарисовки, акварельные эскизы, потом этюды маслом. Эти этюды (размером больше метра по горизонтали) — практически самостоятельные картины, удавшиеся, как потом оказалось, значительно лучше основного полотна.
Первым, в 1875 году, был создан этюд Обед, а в 1879-м — этюд В полдень, наиболее удачный. Маковский и воспроизвел «обжор- ку»: на полотне Обед — лишь маленькая ее часть, у самых Проломных ворот; на полотне В полдень — уже общий вид с перспективой вдоль стены Китай-города с пристроенными палатками и людской толпой. Этюды напоены солнечным светом, пестрят многоцветьем одежды: красными платочками, синими рубахами и шароварами — все это создает ощущение кипящей, деятельной жизни, несмотря на нищету и бесприютность обитателей толкучки. Для самой картины Маковский сделал в 1879 году еще несколько этюдов, в их числе Продавец кваса и Шарманщик — образ, продолжающий тему обездоленного музыканта (вспомним его скрипачей и гитаристов, а также шарманщика Перова). За шарманщиком идут девочка и мальчик. Обе работы привлекают внимание, но, когда художник вставил их в картину, она как бы распалась на отдельные группы. Образы утратили свою самоценность, пропали в безликой массе; а картина не обрела цельности. Киселев считал, что многофигурные картины Маковского «страдают монотонностью бездействия». В этом же духе высказался Крамской: «Чем больше картина у Маковского, тем дело хуже». В большинстве случаев крупные, многофигурные полотна художника статичны и неинтересно скомпанованы. Некоторое исключение составляет, пожалуй, картина Ночлежный дом в Москве (или Ночлежники) 1889 года, но о ней речь впереди.
Что же касается самой картины Толкучий рынок в Москве, выставленной на VIII выставке передвижников в 1880 году, то ее нельзя счесть удачей художника, несмотря на точность образов и деталей. Хотя в свое время она произвела впечатление на современников. Возможно, писатель имел в виду именно этюд В полдень, носивший тогда название На Толкучем рынке в Москве. Самой картины 1880 года Толкучий рынок в Москве в галерее нет. Она давно пропала из поля зрения. Судить о ней теперь можно только по воспроизведениям в старых журналах.
Период расцвета
Время, когда было создано наибольшее число самых удачных и известных картин Маковского — это 1880-е — начало 1890-х годов. Художник находился в расцвете сил и дарования. Имел огромный успех у публики. Не считался еще ретроградом, как позже. С 1882 года стал руководить натурным классом в Училище живописи, ваяния и зодчества. Шел период его творческой зрелости.
В семье подрастали трое детей: сыновья Александр, Константин и дочь Елена. В доме Владимира Егоровича, как и в доме его отца, постоянно устраивали музыкальные вечера. Обычно Маковский играл в домашних концертах на скрипке — своем любимом инструменте — и делал это с большим мастерством. Он даже купил дорогую, уникальную скрипку Гварнери — предмет его гордости. Маковский был остроумен, очень музыкален, хорошо пел, а потому был душой обедов и вечеров передвижников. Живописец Василий Поленов сообщал жене об одном из таких обедов: «Потом Маковский петь стал под аккомпанемент гитары малороссийские песни.
Очевидно, в соответствии со своей натурой, музыкальной и веселой, Маковский избегал в своей живописи трагических, конфликтных сцен, а изображал своих героев обычно в обыденных, хотя часто и печальных, ситуациях. Выбирал повседневные сюжеты, не несущие никакого глубокого содержания: беседы, споры, встречи друзей и коллег-чиновников в трактире, в ресторане или пожилых матрон за чайным столом, или стариков на лавочке, греющихся на солнце. Показывал мирную, мелкотравчатую, вялотекущую жизнь скромного разночинного люда.
Часто Маковский разрабатывал какую-либо тему в разных вариантах. Например, две работы под одинаковым названием Письмо. На одной картине одинокий человек грустно поник в кресле, получив какое-то печальное известие и уронив письмо на пол (1883). На другой — неграмотная женщина пришла к господину, у которого возможно работает кухаркой или прачкой, и попросила его прочитать письмо, полученное от сына или дочери. Хозяин читает, она внимательно слушает, сидя спиной к зрителю (картина не датирована). В первом случае художник работает над передачей психологического состояния человека путем мимики и жестов — одной рукой герой подпирает голову, другая бессильно опущена. Во втором — «говорящей» является поза женщины, ее напряженная спина. Такие приемы хорошо удаются художнику. И все эти, порой ничтожные мотивы пронизывает, как писал Киселев, лучший аналитик творчества Маковского, «скрытая нота душевных движений», одухотворяющая типажи и сцены.
В бесконечном море больших и малых работ Владимира Егоровича наилучшими являются картины-новеллы, в которых действующих персонажей двое. Художник научился виртуозно строить двухфигурные композиции в самых разнообразных и выразительных вариантах. Иногда Маковскому важен «молчаливый диалог» обеих фигур, как на картинах 1886 года Объяснение или Мать и дочь (в журнале Нива за 1895 год мне встретилось другое название этой работы, представляющееся более правильным, — Ворожея). В других случаях вторая фигура вводится в качестве дополнительной, поясняющей. Например, на картине По пути из Киева Маковского привлекает именно сластолюбивый монах, «успевающий угодить и богу, и своей грешной плоти», а молодица, кормящая его, не интересует живописца. Она нужна лишь как объект внимания монаха, помогающий раскрыть его натуру. Часто Маковский изображает две противоположности: толстый и тонкий, радостный и мрачный, богатый и бедный, как в картинах Пессимист и оптимист (1893), Не припомню {1898), Школьные товарищи (1909), вводя путем подобного контраста элемент иронии или комизма. Но лучшие полотна — те, где композиция состоит из двух самоценных фигур и одна без другой невозможна. Каждая лишь усиливает необходимое впечатление.
Многим с детства знакома картина Свидание (1883), на которой крестьянка приехала навестить сына, отданного «в люди». Босоногий, голодный мальчик-подмастерье с жадностью уплетает материнский гостинец — калач, а она пригорюнившись, с грустью смотрит на сына, и все ее мысли — о невозможности улучшить его судьбу. Невольно вспоминается Ванька Жуков Чехова. Полотно вытянуто по вертикали, и обе фигуры занимают почти всю его основную часть. Никаких лишних сантиментов. Все просто, безыскусно. Бесхитростному сюжету вполне соответствуют приглушенные красочные тона. Никакого надрыва. Но как ощутима здесь та самая «скрытая нота душевных движений», как доходчив рассказ о человеческом горе.
Другое известное двухфигурное полотно — На бульваре (1886-1887). В перспективе бульвара, правда, видны фигуры прохожих, но они почти сливаются с фоном, не привлекая внимания. По центру горизонтально вытянутого полотна на скамейке сидит пара: подвыпивший парень с гармоникой и молодая деревенская женщина, его жена, приехавшая к нему в город с грудным ребенком. По ее грустной, согбенной фигуре понятно, как ей тяжело. Может, муж и деньги-то перестал присылать. И вот она приехала поплакаться, просить у него помощи, но он, уже познавший прелести свободы и городской жизни,абсолютно равнодушен к ней. Даже не глядит на жену, наигрывая что-то на гармони. И ясно, что ее надежды были напрасны. Сюжет прост и каждому понятен, столь выразительно написаны обе фигуры.
Совершим небольшой хронологический скачок, чтобы закончить разговор о полотнах с двухфигурными композициями. Самой лучшей в живописном отношении следует, пожалуй, считать полотно Объяснение (1889-1891). На этом сходится большинство исследователей творчества Маковского. Небольшая по размеру картина вызвала восхищенный отзыв зачинателя русской пленэрной живописи Поленова. Молодой человек в белом кителе с фуражкой подмышкой (студент, а может — телеграфист) стоит у рояля. В его позе — ожидание. Ожидание ответа, видимо, на предложение руки и сердца. А девушка в красной кофте и шляпке, сидящая за роялем, молчит. Момент, казалось бы, патетический, но есть ли между этими людьми истинное чувство? Или только минутное увлечение, которое через мгновение превратится в шутку или фарс? Вероятно, эти двое только что вошли из сада, и в комнатной прохладе молодой человек наконец решил объясниться. Предоставим зрителю самому додумывать результат объяснения между девушкой и юношей, стоящим перед ней. Скажем лишь о превосходной завершенности рисунка и живописи данного полотна.
Маковского, основой выразительности являются позы персонажей, а мимика лишь дополняет создаваемое впечатление.» Здесь художнику, пожалуй, как нигде раньше удалось прекрасно воспроизвести солнечный свет, заливающий соседнюю комнату, что видна сквозь открытый дверной проем, и сад, намеченный в глубине перспективы. Свободный, крупный мазок и передача световоздушной среды — достижение русской живописи 1880-х годов — умело использованы здесь Маковским. И хоть серьезных собственных достижений в этой области у художника не было, но он умел извлекать уроки из чужого опыта.
Не столь сильная по живописи, хотя тоже очень качественная картина-новелла К венцу (имеющая еще одно название — Прощание, 1894). Тонкая психологическая работа, прекрасно передающая состояние персонажей: отца и дочери, выходящей замуж. Старый отец-вдовец испытывает двойственное чувство: радость, что дочь пристроена, будет кому о ней позаботиться, когда его не станет, и горечь от сознания надвигающегося собственного одиночества. Двойственное чувство переживает и дочь-невеста. Ей, конечно, жалко отца, но ее мысли уже о другом. Как сложится ее жизнь? Что ждет ее впереди? Видно, что она плакала и теперь, погруженная в себя, она даже не в силах ответить на чувства отца. Белый наряд невесты, воздушная фата, флер д’оранж смотрятся на темном фоне небогатой отцовской комнаты посторонними, случайными. Девушка вот-вот исчезнет из родительского дома, возможно, навсегда, и в мрачной комнате воцарятся тишина и одиночество. Только высокое мастерство художника позволяет так ясно почувствовать происходящее. Нежный образ невесты Маковский писал со своей дочери Елены.
В 1880-е годы художник иллюстрирует произведения Пушкина и Гоголя, считая, что гравюра, исполненная художником с собственной картины, позволяет исправить изображение, улучшить неудавшиеся места, усилить с помощью штриха мимику персонажей. В результате на свет появляется альбом Офорты В.Е. Маковского. Среди них — офорт с картины Секрет (1884). Тема ее была актуальна, впрочем, она и сейчас не устарела: взятка. Много еще житейских анекдотов нашли свое место на полотнах Маковского.
Кроме того, малороссийские пейзажи дают ему возможность больше работать над освоением колористических задач, над передачей солнечного освещения.
Увлекшись на Украине воспроизведением пестрой, разноцветной толпы при ярком свете солнца, Владимир Егорович не оставляет этого занятия и в гостях у своего друга Федора Маслова. Имение его, где часто гостил художник и их общий друг, композитор Сергей Танеев, находилось в селе Селище Карачевского уезда Орловской губернии. Первый вариант был создан еще в 1886 году. Коллекционер Иван Цветков, в собрании которого находилась эта работа, сообщал о ней: «Эта картина была написана вся с натуры в грунтовом сарае Федора Ивановича Маслова, члена судебной палаты; при этом Маслов позировал для дьячка- старика, а известный С.И. Танеев — для священника». Писал сначала большую акварель, и все же нельзя сказать, что достиг желаемого результата. В картине можно обнаружить целый ряд погрешностей: нехватку воздушности, слишком явный контраст между светлыми и темными частями картины, резкость цветовых соотношений. Так или иначе, Маковский потратил на это произведение много сил и времени, очевидно считая его важной вехой в своем творчестве.
Серьезная работа в имении перемежалась веселым времяпрепровождением: в течение многих лет он вместе с Танеевым выпускал там домашний юмористический журнал Захолустье, где были комические рисунки, эпиграммы, шутки и маленькие музыкальные произведения. Подписывались Маковский с Танеевым — «Плодовитов» и «Ядовитов».
Потянуло еще тогда, когда он работал над Молебном… и другими картинами на Орловщине. Набросок Ночлежников был сделан на обороте акварели В харчевне, исполненной в 1886 году. А может, Владимира
Вот он стоит на картине Маковского, почти в центре, дрожащий от холода в промозглый зимний день, с картиной подмышкой, и дает прикурить какому-то подошедшему оборванцу. Вокруг такие же нищие люди в обносках ежатся, не в силах согреться, надеясь раздобыть где-нибудь миску горячей похлебки. Полотно, несомненно, хорошо и композиционно, и по колориту, и по общему настроению — в нем все свидетельствует о большом мастерстве художника. Видно, что Маковским двигало глубокое внутреннее чувство.
В 1892 году Маковскому было присвоено звание профессора. н учил активному, творческому отношению к работе и к жизни, учил наблюдать натуру, требовал правдивого точного рисунка. И ученики у него были талантливые. Каждый — личность: Абрам Архипов, Сергей Малютин, Алексей Корин, Василий Бакшеев… Только вот они, хоть и были, как и Маковский, сторонниками реалистической жанровой живописи, но уже тяготились рамками простого копирования действительности. Они колдовали над колоритом, освещением, передачей световоздушной среды, искали новые образные средства.
А его ученикам, даже продумав картину,хотелось бесконечно искать и доискиваться все новых средств отображения натуры, пробовать новые сочетания красок, изучать новые методы живописного мастерства. Архипов на той же XVIII Передвижной выставке, на которой Маковский показывал Ночлежников, выставил свою новую картину По реке Оке. Какой она вызвала у всех восторг! Так передать солнечный свет и плывущую в ярком мареве лодку с людьми, так изобразить напоенный зноем воздух, мастерски воспроизвести «обесцвеченный пленэр» Маковскому не удавалось никогда. Это была истинная живопись.
Будучи человеком законопослушным, лояльным к властям, Маковский, тем не менее, как всякий думающий человек, не мог не видеть уродливых сторон жизни. Не мог не испытывать сочувствия к людям обездоленным, утратившим веру в справедливость. Десятки их запечатлены были художником на его полотнах. Видел он и тех, кто не смирился с превратностями судьбы, а решил бороться за себя и за счастье ближних. И хотя был далек от революционно-освободительного движения, но образы борцов и просто несправедливо осужденных, несомненно, трогали его сердце. Как прилежный летописец происходящего он переносил на полотна запомнившиеся образы и сцены. В результате тема революционного движения и царского судопроизводства не обошла его стороной.
Первой картиной на подобную тему явилось полотно Ожидание. Первый вариант был написан еще в 1874 году.
В том же, 1875 году Маковский приступил к Вечеринке. На полотне — группа людей, в основном молодых, собравшихся в комнате за чайным столом. На столе самовар, еда, но, видно, не чаепитие занимает их мысли. Они сидят давно, на полу видны брошенные окурки, листки бумаги. Они горячо и серьезно обсуждают волнующие их вопросы, явно революционной борьбы и плана дальнейших действий. А самовар — так, в основном для конспирации, если явится кто-то незваный. Свет от лампы как бы ограничивает их круг. Высвечивается лишь середина комнаты, по углам — темнота. Живописными средствами художник подчеркивает заговорщическую атмосферу собрания народовольцев. Прототипом молодой женщины, которую все слушают, возможно, стала Софья Перовская. Чем вызвано то, что художник на двадцать с лишним лет отложил работу над картиной? Не исключено, именно тем, что внутренне он был далек от этих настроений. Но другие передвижники не оставляли тему революционной борьбы. Вспомним Курсистку Николая Ярошенко, репинские Отказ от исповеди, Арест пропагандиста, Сходку. И Маковский тоже время от времени возвращался к подобным сюжетам.
Он создает полотно Осужденный (1879). Центральная фигура получилась несколько неестественной, постановочной. Художник написал второй вариант (1879-1890), работа над которым прерывалась. Он старался зафиксировать внимание на внутреннем состоянии заключенного и одновременно на переживаниях стоящих здесь же родителей. И то, и другое не слишком удалось. Отвлекал присущий художнику бытовой аспект, характерный для всех его жанровых сцен. Но, несмотря на недостатки, картина (а может, скорее, тема) взволновала публику. Когда первый ее вариант был выставлен на VII Передвижной выставке, Крамской с воодушевлением писал критику Стасову по следам выставки: «Какие жанры, например, Маковского (Владимира) Осужденный. Очень интересная вещь». А через несколько дней сообщил Репину: «Поленов молодец, а о Маковском и говорить не следует — перед его картиной люди плачут».
В 1882 году появляются Узник и Оправданная, в 1884-м — По этапу. Потом перерыв в разработке этих тем до самой Ходынки. Совсем оставить их художник не мог, но и удовлетворения от результатов работы явно не испытывал. Он был первоклассным мастером небольших бытовых сцен, а здесь требовался совсем иной подход, анализ и широта художественного обобщения, коими он не обладал. Во многом равняясь на Репина, тягаться с ним явно не мог. Что же касается Маковского, в рассказе о котором и звучал этот пассаж, то Крамской как раз очень точно подметил, что он «обладает изумительным искусством тенденциозную картину сделать нетенденциозною». И Оправданная, и По этапу — яркий тому пример. В первом случае — молодая женщина, оправданная судом, освободившись, крепко прижимает к себе ребенка, без которого истосковалась ее душа. Ей не до сестры, не до родителей, окруживших ее. Она думает только об одном — ребенок не останется сиротой. Ее понимают близкие, понимают и зрители. Простые человеческие чувства интересуют художника гораздо больше, нежели глобальные вопросы справедливости или несправедливости царского судопроизводства. То же и на полотне По этапу, где жена смотрит вслед мужу, которого увозят жандармы. О качестве самой живописи здесь говорить не приходится. Маковский до конца остается бытописателем, художником мелких жанровых сцен. Не случайны появления написанного в том же, 1884 году полотна Две сестры (целая жизненная новелла о дочери бедной и преданной, живущей с бедным стариком отцом, возможно учителем, и о дочери богатой, надменной, пришедшей, очевидно, опять что-то требовать от отца) или картин того же года Секрет и В передней, о которых уже говорилось.
Полные иронии, они значительно лучше удались художнику, нежели, например, По этапу.
Может быть, потому еще не давались Маковскому революционные темы, что они требовали иного подхода — глубины проникновения. В них невозможно было допустить никакого юмора, легкого описательного тона. А ведь именно это было его коньком. Славы художнику эти картины не принесли. Ходынка. Но художественного успеха не добился. Живопись нового поколения художников — Валентина Серова и Сергея Иванова, писавших картины на эти темы, была намного сильнее. Картину 9 января 1905 года.., как и Ходынку, запретили. При жизни автора публика ее так и не увидела.
Новое время для Маковского началось гораздо раньше, чем свершилась революция, и художник написал картину с одноименным названием. Отсчет нового постпередвижнического времени в русской живописи (условно, конечно) можно начинать с появления картины Серова Девушка, освещенная солнцем {1888). Картины, которая вызвала неадекватную реакцию Владимира Егоровича и его друга Иллариона Прянишникова. На очередном обеде передвижников Маковский, поддерживаемый сидящим рядом Прянишниковым, не в силах сдержать свой гнев, заявил громко Третьякову: «С каких пор, Павел Михайлович, Вы стали прививать Вашей галерее сифилис?
Скромный, молчаливый Третьяков с грустью выслушал упрек. Но ответом была покупка очередных картин — Пустынник (1888-1889) и Видение отроку Варфоломею (1889-1890) Нестерова, вызвавших уже настоящую бурю негодования со стороны Маковского, других старых передвижников и оплота передвижничества — критика Стасова.
Теперь нам кажется странным, что эта живопись могла не просто не нравиться (что вполне возможно, так как всякое восприятие субъективно), но, по мысли Маковского, не имела права на существование, была «сифилисом», т. е. тяжелой заразной болезнью. А ведь на картинах Серова, Нестерова и других художников этого поколения трепетали солнечные блики, рождающие игру цветовых пятен и теней, почти физически ощущались свежесть и движение воздуха. Пленэрная живопись покоряла новую поросль русских живописцев, руководимых Поленовым. Последним же достижением Маковского в плане живописных исканий так и осталось Объяснение, как помним, радостно Поленовым встреченное. Привычная тоновая живопись, «не столько живопись, сколько раскраска» (вспомним слова дочери Третьякова), да обязательный жанровый сюжет-рассказик никак не отпускали его.
По живописи они почти не отличались от бесконечного ряда других его жанровых картин. И совсем не затрагивали душу. И в другом месте он называет братьев Маковских «рыночными знаменитостями», говорит о работах Владимира Маковского, что они «крайне плохи», и сравнивает Владимира Егоровича с «пресловутым Лейкиным», юмористом 1880-х годов. Аналогия с Маковским напрашивалась сама собой.
Почему же молодое поколение относило Маковского к «рыночным художникам», а картины его называло «товаром», а не произведениями искусства? В этих эпитетах явно чувствуется уничижительный тон. А ведь в начале творчества и в 1880-е годы он был любим не только непросвещенной публикой, но и людьми понимающими. Возможно, общество тогда, устав от драматической, мрачной по колориту, очень тенденциозной живописи Перова и других старших передвижников, нуждалось в более легком взгляде на жизнь. Хотелось думать не только о социальных язвах, но и об обычном — человеческом домашнем быте, встречах с друзьями за чайным столом. Хотелось отдохнуть на созерцании легких и смешных сценок. И Владимир Маковский, уловив это желание, оказался востребованным. Он был прост, понятен и занимателен. Его картины прекрасно раскупались в самых различных слоях общества. Он быстро разбогател, построил для себя «лучшую», как считали художники, мастерскую в Москве. Стал знаменитым. И очевидно, успокоился на достигнутом.
Характерен эпизод, рассказанный Константином Коровиным, гостившим вместе с Врубелем в одном имении. Хозяева попросили Врубеля написать по фотографии портрет их умершего сына. Врубель сделал несколько вариантов, «было красиво и особенно», как считал Коровин, но портреты не удовлетворяли родных мальчика. Дядя его постоянно повторял: «Не кончено еще, не кончено, а вот Маковский, тот — раз и готово». Наконец, Врубелю это надоело, он просто срисовал фотографию, сделал стандартный коричневатый фон, изобразил голубые глаза, как были у мальчика. Просто, без затей. Нарисовал, раскрасил — и все пришли в восторг. Врубель был непонятен, а Маковский, который писал в том доме перед Врубелем, понятен. Невзыскательная публика любит незатейливые картинки, чтобы все было просто, как в жизни. Это уже были поверхностные, описательные работы, раскрашенные зарисовки, по свидетельству современников, часто выполнявшиеся по фотографиям. Творчество куда-то испарилось. Из картин ушла душа. Потому Нестеров и предлагал после просмотра полотен Маковского отдохнуть на произведениях Левитана.
Однообразный ряд жанровых сцен, сочинявшихся Маковским в 1890-х годах, прерывался работой над портретами. В ранний период своего творчества он их почти не писал. В начале 1880-х создал два портрета отца и портрет Прянишникова (1883). В 1888-м выставил два портрета — доктора Григория Антоновича Захарьина и поэта Алексея Жемчужникова.
Начиная с 1890-го года художник написал более двадцати портретов. Женских очень мало, в основном — мужские. В разное время он сделал несколько портретов коллекционера и друга их семьи Ивана Евменьевича Цветкова (1890, 1905, 1912, 1913), который приобрел для своей галереи много произведений из собрания Маковских и работ самого Владимира Егоровича. Живой любознательный взгляд умудренного жизнью ученого хорошо передан художником. Ровинский изображен в своей любимой обстановке — на фоне книг и лубков. Также очень удачен и по-домашнему уютен образ экономиста, профессора Московского университета Ивана Янжула (1907). Портреты Прянишникова, Цветкова, Сорокина, Ровинского художник выполнил и в технике офорта. Он также очень любил карандаш, считая, что в карандашном рисунке можно точнее передать характеристику персонажа. И все же портрет не был его призванием.
И дело было не в том, что Маковский продолжал отстаивать традиции реалистической живописи, давшей массу замечательных образцов. Это было бы вполне естественно и справедливо. Нет. Его критиковали за то, что он перестал развиваться творчески. За примитивизм художественных приемов. За то, что он удовлетворял лишь спрос мещанско-обывательской среды на легкую, развлекательную живопись. Неисчерпаемый мир обывателей словно поглотил художника.
Вот он смотрит с автопортрета 1905 года в преддверии своего шестидесятилетия. По-прежнему красивый, с аристократической внешностью, тонкий, одухотворенный человек. В белой манишке, галстук-бабочка, в руках палитра и кисти — атрибуты живописца. Никто из русских художников не изобразил так полно быт людей, особенно быт нищих и средних слоев московского общества, как Владимир Маковский. И он продолжал усиленно работать, верный избранным тематике и приемам. На очередных Передвижных выставках появляются его работы: очередные Охотники; в 1909-м — Школьные товарищи; в 1911-м — В отсутствие господина; в 1912-м — Гоголевский тип; в 1913-м — Возвращение из школы; в 1914-м — На солнышке, начатая еще в 1885 году, и еще многие десятки несомненно метких, но повторяющихся образов, описательных, юмористических и новеллистических сцен.
Когда началась Первая мировая война, Владимир Егорович попытался откликнуться на тревожные события. Но изображение масштабных событий и потрясений не было его стихией. Наверное, работая над этими сюжетами он вспоминал, как вместе с Илларионом Прянишниковым, своим лучшим другом, давно уже покойным, трудился в 1872 году над Севастопольским альбомом. Они сделали тогда 39 картин, писанных жидкими масляными красками по картону. Из них — 21 принадлежала ему, а 19 — Прянишникову. Все работы были посвящены героическим будням защитников Севастополя. Сцена после Инкерманского боя, Гибель П. С. Нахимова, Матрос Кошка, Дети на развалинах Севастополя… Маковский писал по фотографиям, пользовался различными документальными материалами и зачитывался Севастопольскими рассказами Льва Толстого. Они очень помогли ему в осознании темы. Наверно, можно считать, что этой работой, к сожалению, со следами спешки (к открытию выставки)закончился в 1872 году первый период его творчества. Тогда все еще только начиналось. Теперь шла другая война. А его собственный земной путь подходил к концу.
Несколько журналов поместили краткие заметки К 50-летию деятельности… Раньше без всяких юбилеев о нем часто писали многостраничные очерки и статьи. Теперь шла война, и было не до этого. Маковский продолжал преподавать в Высшем художественном училище Академии. У него были новые ученики — Ефим Чепцов, Федор Модоров. Его сын Александр тоже стал художником. Константин — архитектором.
В картине Новое время муж, взгромоздившись на стул, переводит стрелки настенных часов, а жена наблюдает, беспокоясь, как бы это не кончилось падением.
Владимир Егорович Маковский принадлежал к тому типу бытописателей, который утвердился в русской художественной культуре 1870-1880-х годов. Из писателей ему более всего соответствовали Боборыкин и Гиляровский. Поэтому хочется закончить повествование очень точными словами из воспоминаний знаменитого юриста Анатолия Кони, относящимися к Боборыкину, только заменив слова литература, роман, страницы, Боборыкин на живопись, картины, полотна, Маковский. А тем ценным, о чем говорилось выше, был огромный, многоцветный и многогранный мир старой России 1860— 1910-х годов, который оставил нам в наследство неутомимый художник на своих полотнах.
