Жан-Франсуа Милле
Внимание публики, посетившей в 1857 году парижский Салон, ежегодную художественную выставку, привлекла необычная картина. В ней мало известный тогда художник Жан-Франсуа Милле изобразил трех крестьянок, подбирающих колосья на сжатом поле. Крупные их фигуры вынесены на передний план, лиц не видно, одежда поражает бедностью. В картине не было ничего от привычной сельской пасторали: ни театрализованной эффектной природы, ни оживляющих ее хорошеньких пастушек, ни беззаботно резвящихся фавнов.
Слишком непривычным оказался тогда для многих смысл произведения, правдивый показ в живописи крестьянского труда. Труда, при котором земля требует усилий от человека, прежде чем отдаст ему свои блага.
Бессчетное число раз будут нагибаться за каждым- колоском женщины, пока не пройдут по всему полю. В их движениях, словно выверенных множеством предшествующих поколений, было передано ощущение непрерывности изнурительной работы тех, кому из милости, по старинному обычаю, разрешали подбирать оставшиеся от сбора урожая колоски.
В основном крестьяне на картинах сосредоточенно задумчивы и грустны. Но во всех творениях художника они спокойны, живут и действуют в природе, оживляя, одухотворяя и являясь частью ее… Почему же именно этой работе — «Сборщицам колосьев» — история отвела роль программной?
Казалось бы, у ее персонажей одно из простых занятий — одна женщина подбирает колос, другая тянет к нему руку, третья приподнялась взглянуть, куда двигаться дальше. Художник показал всего три движения, совершаемые в один и тот же момент, — вот и все. Три разные стадии ритмично повторяющейся «операции». Само расположение фигур на холсте создает мерный торжественный ритм картины. Этому способствует и свободное пространство. На фоне обширного и величественного пейзажа монументальные фигуры выглядят символически. Вся сцена приобретает особую значительность. Написанная в мягких золотистых тонах спелого хлеба, она раскрывает высокое понятие: труд человека.
Вполне закономерно, что именно Милле создал такую картину. Он сам родился в крестьянской семье, с раннего детства трудился в поле — пахал, сеял, возил навоз. Даже готов был отказаться от призвания художника, ибо, когда умер его отец, Жан-Франсуа остался старшим в семье и, естественно, считал себя обязанным помогать родным. Но близкие, понимая, какое значение имело для юноши рисование (а рисовал он с раннего детства), уговорили его поехать учиться в столицу.
В возрасте двадцати трех лет Милле прибыл в Париж. Первое, что поразило его в городе, — не красота архитектуры, а зловещее царство закопченного камня доходных домов и памятников зодчества. В тесноте городских зданий ему было душно. Постоянно вспоминал свежие ветры родной Нормандии, открытые пространства полей. Привыкший к постоянной физической работе, с удивлением наблюдал он за толпами праздно гуляющих людей. Коренному горожанину этот молодой человек мог показаться неотесанным провинциалом, неспособным понять элементарную разницу между городским и деревенским бытом. Он, конечно, выглядел провинциалом, крестьянин «богатырского сложения, с могучими руками пахаря», но при этом с проницательным взглядом, способностью к серьезной беседе, раскрывавшей самобытный ум. Чтение Гомера, Вергилия, Данте, Монтеня способствовало развитию врожденной душевной тонкости.
Отрадой для молодого Милле был Лувр. Часами простаивал он перед холстами великих мастеров, постигая самое главное — умение видеть мир и передавать его в своих поизведениях. Он мечтал научиться проникновенно и сильно рассказывать о тех, кто растит хлеб, выражать свои мысли «с такой точностью, с какой чеканятся медали».
Не случайно с годами Милле все больше увлекался рисунком, офортом, пастелью. Ведь им присущи лаконизм, композиционная ясность, приводящие к чеканности выражения мысли. Именно в ясности мысли видел Милле главную цель искусства.
К этой цели художник шел трудно. В полной мере познал неприятие, терпел нападки критиков, лишения. Но был мужественным человеком, похожим на героев своих полотен. Отсутствие спроса на его картины, безденежье не могли заставить художника отказаться от выбранного пути. Он вновь и вновь обращался к любимым темам: труд в поле и в лесу, занятия женщин в семье. Работой была заполнена вся его жизнь.
В 1849 году Милле переселился в небольшое местечко Барбизон. Рано вставал, некоторое время трудился в саду, потом работал над своими картинами. В душе была ясность от сознания, что идет собственной дорогой в искусстве. Он не уставал искать все новые решения любимой темы, порой более мягкие, как в «Сумерках», «Анжелюс» (или «Вечернем звоне»), порой более острые, как в «Человеке с мотыгой».
Однажды, гуляя по окрестностям Барбизона, художник был поражен позой и выражением лица крестьянина, который, оставив работу и опершись на мотыгу, провожал его взглядом. Под этим впечатлением, предварительно сделав рисунок с натуры в поле, художник написал картину. В ней создан образ непокорной земли, с которой борется измученный человек. Крестьянин не просто устал, он изнурен. Кажется, будто земля вздыбилась под его ногами, противясь каждому очередному усилию.
Это произведение наряду со «Сборщицами колосьев» является программным в творчестве Милле. Я думаю, мои критики — люди образованные и со вкусом; но я не могу влезть в их шкуру, и, так как я ничего в жизни не видел, кроме полей, я стараюсь рассказать, как умею, что я видел и испытывал, когда там работал. У тех, кто хочет приукрасить, конечно, участь завиднее».
Реакция на «Человека с мотыгой», выставленного в Салоне 1863 года, оказалась много острее, чем на «Сборщиц колосьев». Сам Милле подобного эффекта никак не ожидал, хотя привык к неприятию своих произведений. Его картины испугались! В облике героя публике почудилась угроза. На фоне тех событий, которые развернулись во Франции в течение всей шестидесятилетней жизни Милле, такая реакция была во многом естественной. За это время страну потрясли три революции. Вот почему некоторые критики всерьез считали, что этот художник опасен, ведь он своими картинами пропагандирует демократические идеи.
Следуя юношеской мечте, он лишь честно выполнял долг художника, избравшего темой творчества крестьянскую жизнь. В труде Милле всегда видел «подлинную человечность и большую поэзию», которые и сумел с большой искренностью воплотить в произведениях, ставших бессмертными.
ЗАМЕТКИ ОБ ИСКУССТВЕ
Не многие художники заботятся об эффекте, который картина производит издали,когда она видна вся целиком. А если картина на расстоянии производи должный эффект, то всегда найдутся люди, которые скажут: «Да, но вблизи видно, что она не доделана». О другой картине, которая не производит издали того эффекта, какой должна бы произвести, говорится: «Посмотрите поближе, как это хорошо выполнено!»
Надо обращать внимание только на основное. Когда портной примеряет пальто, он отходит на известное расстояние, чтобы увидеть, как пальто сидит. Если он им доволен, то он может заняться деталями, но тот, кто на плохо сшитой вещи наделает красивые петлицы и прочие детали, хотя они были бы сами по себе великолепными, сделает бесполезную работу. То же относится и к памятникам архитектуры и ко всему прочему.
Надо пользоваться впечатлениями природы, все равно какие бы они ни были и какой бы у вас ни был темперамент.
Надо напитаться и насытиться природой и думать только то, что она заставляет вас думать. Несомненно, она достаточно богата, чтобы насытить каждого. Да и откуда же можно черпать, как не из этого источника?
Упадок начался с того момента, когда решили, что искусство, хотя оно произошло от природы, само является высшей целью; стали принимать какого-нибудь художника за образец, не задумываясь над тем, какое у него мировоззрение.
Произведение считалось хорошим, если оно отличалось мастерством исполнения. Если кто-нибудь обладал большими познаниями в области анатомии, то он старался блеснуть именно ими, и его за это превозносили, забывая, что эти прекрасные знания должны были бы, как, впрочем, и все другое, служить для выражения мыслей. Потом за отсутствием идей стали себе создавать программу. Искали сюжет, который дал бы возможность использовать некоторые любимые приемы. Вместо того чтобы сделать свои знания смиренными слугами своей мысли, наоборот, удушали мысль под выставкой показного умения. Оглядывались на соседа и восхищались какой- нибудь манерой.
То, что называют композицией, это и есть искусство передавать другим свои мысли… Ошибочно думать, что есть готовые и установленные правила искусства для желающих им заниматься. Того, кто смотрит на природу своими собственными глазами, никто не сможет научить, как передать другим свои впечатления. Его ощущения продиктуют ему, как их выразить… Ученик, пользуясь тем, что он хорошо ли, плохо ли выучил, будет повторять то, что другие уже говорили. Если он не умеет смотреть собственными глазами, он не сможет быть самостоятельным… Невозможно, чтобы человек достиг того, к чему он не предназначен. Хорошие советы могут только развить то, что в нем заложено. Чтобы высидеть яйцо, нужна наседка. Но если в яйце нет зародыша, то что же можно высидеть?.. Что красивее — прямое дерево или искривленное? То, которое больше подходит к обстановке.
Из писем Милле
Я стараюсь работать так, чтобы вещи не казались собранными вместе случайно, но чтобы между ними была необходимая и неизбежная связь… Люди и вещи (в картине) должны иметь определенное значение. Я стремлюсь выразить то, что я хочу, как можно полнее и сильнее; и я питаю величайший ужас перед всем бесполезным и тем, что только заполняет пустоты…
1862 г.
…должен Вам признаться, с риском прослыть за социалиста, что в искусстве больше всего меня интересует человеческая сторона, и если бы я мог делать то, что я хочу, или по крайней мере пытаться делать, я не писал бы ничего, что не было бы впечатлением от природы, пейзаж ли это или фигура.
1851 г.
…Разве допустимо играть в игрушки с искусством? Что может быть смешнее этого?
1862 г.
Только люди, которые ничего не понимают, могут в этом сомневаться.
1862 г.
