Троицкий собор Щигры Курская область
В середине 1790-х годов Франция, кажется, устала от собственного революционного безумия. Были пролиты реки крови, провозглашены все мыслимые и немыслимые свободы, произнесены тысячи пылких речей, а народ жил всё хуже. Неопределенность, выливавшаяся в чреду сменяющих друг друга на государственном Олимпе политических групп, раздражала население — оттого-то реакционный откат, начавшийся после термидорианского переворота 1794 года, не вызывал особого сопротивления. Но находились еще единицы-мечтатели, не оставлявшие надежд на исправление заблудившейся, по их мнению, революции.
В 1796 году, когда в недавно получивших статус уездного города Щиграх начали строить каменный Троицкий собор, Гракх Бабёф возглавил во Франции «Заговор равных», который стал последней попыткой помешать пересмотру идеалов Великой Французской революции.
Одним из них был Гракх Бабёф. От рождения он имел имя Франсуа Ноэль, однако в революционные годы заменил его на псевдоним Гракх, взяв его в честь знаменитых древнеримских реформаторов братьев Гракхов, стоявших на защите прав беднейшего населения Римской республики, и этот факт о воззрениях Бабёфа говорит многое. В сущности, по своим убеждениям он, сам выходец из принадлежавшей к третьему сословию бедной семьи, был одним из первых коммунистов и мечтал об уравнительном перераспределении материальных благ. Объясняя свою доктрину в плакате, появившемся на парижских улицах в апреле 1796 года, Бабёф писал: «Революция еще не закончена, ибо богатые захватили все блага и пользуются исключительной властью, в то время как бедные трудятся, как настоящие рабы, погрязают в нищете и не пользуются никаким значением в государстве». Чтобы правильно завершить революцию, он и создал тогда «Заговор равных», который из-за предательства был раскрыт. 26 мая 1797 года суд в Вандоме приговорил Бабёфа и Огюстена Александра Дарте, бывшего, наряду с Бабёфом, одним из руководителей организации, к смертной казни. Услышав приговор, они выхватили кинжалы и закололись — однако остались живы. На следующий день их, едва живых, всё же гильотинировали.
Каменный Троицкий собор появился в Щеграх через двадцать лет после появления губернской реформы, в результате которой небольшое село Троицкое в уездный город Щегры. Городу полагалось иметь соборный храм, его и построили в окнце XVIII века.
История Щигров начинается в середине XVII столетия. Тогда на южных рубежах Русского государства создавалась Белгородская оборонительная линия, которую составили несколько десятков новых крепостей. Крымские татары в первой половине XVII века буквально измучили русские земли своими набегами, и Белгородская черта была призвана положить конец этому безнаказанному террору — оттого и задумывалась столь фундаментальной.
В близком тылу у основных оборонительных пунктов строились вспомогательные крепости — одной из таких небольших фортеций стала крепость, возведенная на реке Щигор и снабженная, по правилам фортификационного искусства, рвом, валами и четырьмя угловыми бастионами. Впрочем, сооружения эти так и не пригодились, и впоследствии, уже в XVIII столетии, крепость была срыта.
При ней, как водится, образовалась слобода — названная Троицкой по посвящению выстроенной здесь деревянной церкви. С этой церковью, правда, не все понятно — и прежде всего, мы не знаем, когда появился первый деревянный храм. Забегая вперед, скажем, что история Троицкого собора и вообще документирована неважно, отчего в ней то и дело встречаются печальные лакуны.
В 1775 году императрица Екатерина II предприняла крупную административную реформу с упразднением ряда административных единиц (провинций) и увеличением числа губерний и уездов, которые вводились соответственно определенному количеству населения. Только что было подавлено пугачевское восстание, выявившее страшную неповоротливость системы государственного управления — чтобы сделать его гибче, государыня и решилась на столь решительную административную встряску.
В районе бывшей крепости на Щигре (ее уже к тому времени упразднили) был образован новый уезд, на территории которого самым крупным населенным пунктом (восемь сотен жителей) оказалось село Троицкое. Ему в 1779 году определили быть уездным городом Щиграми.
При этом его предшественница, деревянная Троицкая церковь, осталась стоять на своем месте — западнее Базарной площади, в срытой крепости. И стояла там до 1868 года, когда ее, по ветхости, разобрали. Взамен этого храма щигровский купец Петр Куколев обещал построить на кладбище каменную церковь, однако по рассмотрении «материала» разобранной Троицкой церкви выяснилось, что он неплохо сохранился, и в результате на кладбище из него построили прежнюю церковь — «в таком виде, как и была». При этом ее, во избежание путаницы, переосвятили — в честь Казанской иконы Божией Матери. И служила она верой и правдой щигровцам еще много лет, до самой советской эпохи, когда здание закрытого храма переоборудовали под склад. Возможно, мы видели бы ее и сейчас — если бы не Великая Отечественная война: осенью 1941 года, во время боев за Щигры, древний Троицкий-Казанский храм был, увы, сожжен.
Восстанавливая историческую канву
История щигровского Троицкого собора насчитывает более двух веков.
Для необширных, не слишком древних и, по большому счету, обделенных историческими памятниками Щигров это много, даже очень много.
При всем при том жизнь до революции Троицкий храм вел неспешную, по-хорошему провинциальную, в письменной «литературе» практически не отразившуюся, отчего канву его исторического бытования мы сегодня восстанавливаем с немалым трудом.
Опись, которую мы цитировали в предыдущем разделе, дает представление об интерьере тогдашнего Троицкого храма, его убранстве. Благодаря ей мы знаем, что иконостас был небольшого размера, резной, с колоннами. В центре церкви, как и положено, висело на цепи огромное паникадило — медное, посеребренное. Дароносица была даже частично «позлащена».
В общем, на снабжении Троицкого храма необходимой утварью и его украшении благотворители не экономили: все смотрелось богато и достойно. А для крохотного уездного городка и вовсе блестяще.
Реконструкция
Сколько времени Троицкий храм пребывал в своем первоначальном виде? Ответа на этот вопрос у нас нет. Исходя из сохранившегося описания этого первоначального вида можно смело сказать, что в какой-то момент собор был кардинально перестроен. В какой? И почему?
Мы приводим демографические показатели середины XIX века, потому что считаем, что «генеральная» реконструкция церковного здания выполнялась именно около этого времени. Мотивировки такой версии — эстетического характера.
Если мы хорошо присмотримся к верхней части собора, то заметим, что основа здания — барочная: основной четверик венчает характерная граненая крыша с не менее характерными люкарнами, отсылающая нас к началу XIX столетия, когда в провинции, в отличие от столиц, еще строили в великом множестве барочные храмы и когда, собственно, и была возведена Троицкая церковь.
Барокко в первой половине XIX века уступило место классицизму, а вот он-то в Троицком соборе никак не отмечен, что позволяет нам сделать вывод — в эпоху расцвета провинциального классицизма, продолжавшуюся примерно до 1850-х годов, серьезных переделок щигровского храма не производилось. Хотя и в это время он, возможно, несколько расширялся, чему доказательством документальные свидетельства (так, например, известно, что в 1825 году помещица Мария Харченкова жертвовала два рубля именно на «строительство» храма). Но это всё были переделки «несерьезные».
Продолжаем внимательно присматриваться к церковному зданию. Барочная его основа не вполне очевидна, потому что почти полностью закрыта от наших глаз поздними пристройками, выполненными в совершенно ином, нежели барокко, стиле. И определить его не составит труда — это изобретение Константина Тона, псевдорусский (или русско- византийский) стиль. Традиционное пятиглавие, ложные закомары под крышей, завершения наличников в виде кокошников — все его приметы здесь налицо. Вспомним — образцовые проекты К. Тона были изданы в конце 1830-х годов, получили одобрение императора Николая 1 и с 1840-х годов сделались действительно безоговорочными образцами, на которые равнялись тогдашние зодчие.
Вознесенская церковь
В дореволюционных Щиграх имелась еще одна каменная церковь — к сожалению, жизнь ее оказалась коротка: менее трех четвертей века.
Освящена она была в честь Вознесения Господня и, в соответствии с привычным и хорошо нам знакомым сценарием, сменила деревянную предшественницу. Стояла западнее Троицкого собора — в районе прежней крепости. Построили храм во второй половине XIX века — на средства прихожан. Вид его был «неудивителен» — в отечественной архитектуре бал тогда правил псевдорусский стиль, и щигровская Вознесенская церковь, автора которой мы не знаем, усвоила его черты; возможно, она и вообще ориентировалась на проекты, предложенные провинциальным мастерам в качестве «образцовых». Тут было и пятиглавие с высоко вознесенным центральным барабаном, и «древнерусские» наличники окон, и треугольные фронтоны, «отзывавшиеся» архитектурой Ренессанса (то есть в здании присутствовали и элементы эклектики). Но, со всем этим, церковь выглядела очень нарядно, и прихожане ею гордились.
А приход Вознесенского храма был довольно большим — в него, помимо собственно жителей Щигров, входили обитатели нескольких окрестных деревень: Лозовки, Куликовки, Лавровки, Семеновки.
При большевиках храм оказался закрыт, однако более или менее благополучно дожил до Великой Отечественной войны, а вот военные годы стали для него катастрофическими — здание получило тяжелейшие раны, и по освобождении Щигров от фашистов его решили разобрать, пригодный материал пустив на строительство здания автоколонны.
Разумеется, ни одно из значительных событий, случавшихся в городе и его ближайших окрестностях, мимо храма не проходило. Да и неближайших тоже. Так, в 1911 году юг России с живейшим участием воспринял канонизацию святителя Иоасафа (Горленко), епископа Белгородского. Гостей тогда со всей страны в Белгороде собралось около ста тысяч человек! Отправился туда крестный ход и из Щигров — в нем участвовали, в том числе, прихожане Троицкого храма и служивший в соборе диакон Александр Черняев.
В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ
31 декабря 1929 года трудящиеся «стихийно» собрались на митинг (в этой фразе, впрочем, не только слово «стихийно», но и всякое другое хочется заключить в кавычки), потребовав упразднения Троицкого храма.
Так зарождалась новая духовная традиция — и не будет преувеличением сказать, что шла она от Глинской пустыни. Ибо у отца Модеста, обосновавшегося в Щиграх, появились духовные дети, будущие его наследники. В 1970-х годах в городе впервые побывал музыкант Анатолий Корзинкин — архимандрит Модест предрек ему: «Ты здесь еще послужишь». И оказался прав: в 1984 году Анатолий принял монашеский постриг с именем Зиновий, а тремя годами позже иеромонаха Зиновия определили служить к щигровскому Троицкому собору. Почти четверть века он оставался настоятелем храма — именно при нем сложился тот духовный уклад приходской жизни, который и ныне, когда собор получил кафедральный статус, во многом определяет его «лица необщее выраженье».
Глинская пустынь
Глинская пустынь, одним из последних в советское время настоятелей которой был архимандрит Модест (Гамов), по закрытии монастыря перебравшийся в Щигры, вошла в историю как один из столпов монашеской жизни. К настоящему времени канонизированы 16 монахов, подвизавшихся в обители в XIX—XX веках, а сколько было иных, оставшихся безвестными, подвижников!
На протяжении двух с лишком веков Глинская пустынь оставалась одним из рядовых русских монастырей; нынешняя же ее слава подготавливалась начиная с 1817 года, когда настоятельство в обители принял преподобный Филарет (Данилевский). Пораженный ветхостью ее строения и убожеством жизни ее насельников, он предпринял величайшие усилия, чтобы исправить ситуацию. Важнейшим его делом можно считать составление устава Глинской пустыни, который, помимо прочего, определял в ней особый порядок духовного окормления — старчество. Устав этот был утвержден Святейшим Синодом в 1821 году.
С тех пор настоятели обители избирались исключительно из числа ее братии, что обеспечило преемственность духовных установлений, определявших жизнь монастыря. Порядок, установленный преподобным Филаретом, поддерживался в Глинской пустыни на всем протяжении ее существования, но в 1922 году история ее прервалась. Местные власти закрыли монастырь и разместили на его территории детский городок имени Ленина.
Потом здесь был колхоз, потом — машинно-тракторная станция, промкомбинат.
Во время немецкой оккупации, в 1942 году, бывшие насельники пустыни возобновили монастырь: с этих пор и до второго его закрытия в 1961 году Глинская пустынь являлась в некотором роде «наследницей» Оптиной пустыни, храня традиции старчества.
В 1994 году после более чем тридцати лет пребывания в ее стенах дома-интерната, обитель была, наконец, возвращена Церкви. Возвращена в состоянии вопиющем. Почти ничего не оставалось в ней, что напоминало бы о прежнем величии этого оплота духовности, — кроме, пожалуй, могил почитаемых Глинских старцев. Уповая на их молитвенное предстательство пред Господом, малочисленная братия пустыни начала ее восстановление, длящееся по сей день.
До того как стать священником, он профессионально занимался музыкой — окончил по классу скрипки музыкально-педагогический институт, стажировался в Московской консерватории, преподавал в музыкальном училище. Этот факт необходимо отметить, так как он помогает понять, что слово «красота» для молодого монаха значило многое, с его приходом 8 Церковь приобретя важное уточняющее определение — «церковная красота».
Будучи назначен к щигровскому Троицкому храму, энергичный батюшка первым делом организовал воскресную школу, в которой, в частности, принялся приобщать детей к церковной красоте, а чуть позже основал при соборе Свято-Троицкое братство, занявшееся возрождением церковных ремесел. Первоначальный посыл был простейшим — столкнувшись в своей священнической деятельности стой скудной «самодельщиной», к которой вынужден был прибегать православный люд, оформляя с трудом «добытые» иконы (как правило, бумажные и даже «перефотографированные»), отец Зиновий начал делать киотики для домашних святых образов. Нашелся и верный помощник — крестник священноинока, учившийся в Абрамцевском художественно-промышленном училище и привезший в Щигры своих однокашников. Увидев, насколько интересна может быть резьба по дереву, ею захотели заниматься и многие из ребят, посещавших воскресную школу. Так в маленьких «незнаменитых» Щиграх появилось Свято-Троицкое братство.
Условия его деятельности в первое время были труднейшими. Под видом гаража отец Зиновий построил сарайчик-мастерскую, где его духовные чада из подручных материалов собрали первые станки. Не обошлось без бед — дважды мастерская сгорала, и приходилось начинать всё с нуля. Но — молились и не унывали. Случайные люди здесь не задерживались, постепенно сложился костяк братства, в котором каждый осваивал свое дело: кто-то выступал в роли художника, кто-то — в роли резчика, кто-то — в роли столяра… Изучали русское церковное искусство древних веков, постепенно подбираясь к современности. Что-то пытались копировать, но от «конвейера» отказались, стремясь к творческой стилизации.
Свято-Троицкое братство бурно развивалось — от домашних киотов перешли к киотам церковным, иконостасам, аналоям, ракам для святых мощей и пр. Образовалась и иконописная мастерская.
Ныне искусствоведы говорят о самобытном «щигровском стиле», а число украшенных мастерами Свято- Троицкого братства храмов давно перевалило за сотню; среди них — известнейшие: собор Рождества Пресвятой Богородицы Курской Коренной пустыни, Иверская часовня на Красной площади в Москве, Благовещенский кафедральный собор в Воронеже и многие другие. Работы щигровских умельцев можно встретить и за рубежом: в православных храмах Греции, Египта, Израиля, США, Италии, Финляндии, Германии, Франции, Швеции, то есть речь уже идет не только об их всероссийской, но и мировой известности и востребованности.
В щигровском Троицком соборе, возобновленном в конце Великой Отечественной войны, за истекшие с тех пор годы «собралось» некоторое количество чтимых и просто необычных икон — о двух из них мы в этом разделе расскажем подробнее.
В то пятнадцатилетие, когда Троицкий храм был закрыт, разорен и превращен в зернохранилище, он лишился всех своих дореволюционных святынь — причем безвозвратно. О чтимой иконе Божией Матери «Неопалимая Купина» не сохранилось никаких исторических «вестей» — мы не знаем, что с ней было после 1930 года; скорее всего, образ погиб.
Вернули Троицкий собор верующим в середине 1940-х годов абсолютно «пустым», и прихожанам во главе со служившими в нем священниками пришлось приложить немало усилий, чтобы богослужения в возобновленном храме совершались в более или менее приемлемом интерьере. За прошедшие с тех пор семьдесят лет собор неузнаваемо изменился -стены и своды его украшают выразительные росписи, а в резные киоты помещены наиболее почитаемые прихожанами иконы. Некоторые из них, поступившие в храм от благотворителей, несут явный отпечаток старины: назовем хотя бы икону Успения Божией Матери слева от центрального иконостаса или икону святителя Николая Чудотворца в Никольском приделе.
Впрочем, сегодняшний наш рассказ — о двух других иконах; они не отличаются древностью, но одна из них интересна историей ее первообраза, а другая — необычной судьбой, занесшей ее аж на космическую орбиту.
Итак, икона Божией Матери «Избавительница» — этот образ нечасто встречается в наших храмах. Первообраз, относящийся к иконографическому типу «Одигитрия» («Путеводительница»), был написан в середине XVII века и в начале XIX столетия хранился у старца Феодула, подвизавшегося на Святой Горе Афон. По кончине старца икона стала собственностью его ученика схимонаха Мартиниана, пришедшего из России на Афон в 1821 году, и оставалась у него до 1884 года, когда отец Мартиниан окончил свой земной путь — в русском Пантелеймоновом монастыре на Афоне. В это шестидесятилетие образ Божией Матери прославился многими чудотворениями, среди которых самыми известными были избавление жителей одной из греческих провинций от страшного нашествия саранчи и исцеление находившегося при смерти отрока.
В 1889 году настоятель Пантелеймонова монастыря архимандрит Макарий (Сушкин) передал чудотворную икону в благословение Ново-Афонской Симоно-Кананитской обители, основанной четырнадцатью годами ранее в Абхазии. Там она, избегшая уничтожения в советскую эпоху, хранится и ныне.
Второй образ из названных нами находится в трапезной Троицкого собора — это икона Михаила Архангела. Она ничем бы не выделялась среди многих новонаписанных образов, пребывающих в щигровском храме, если бы не документ, помещенный рядом с нею и подписанный Патриархом Московским и всея Руси Алексием II и руководителем Федерального космического агентства Анатолием Перминовым.
Воспроизводим этот документ «в извлечениях»:
«СЕРТИФИКАТ на икону Архистратига Божия Михаила свидетельствует о том, что в ознаменование 60-летия Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. икона находилась в космическом полете на Международной космической станции.
Запуск космического корабля Место старта: космодром Байконур. Дата старта: 14 октября 2004 года. Время старта: 07 часов 06 минут 27секунд (мск).
Стыковка космического корабля с МКС и пребывание на орбите Дата стыковки: 16 октября 2004 года. Время стыковки: 08 часов 17 минут (мск). Обороты вокруг Земли: 112 витков.
Возвращение на Землю Посадка спускаемого аппарата: 04 часа 36 минут (мск) 24 октября 2004 года. Район посадки: 80 км северо-восточнее г. Аркалык, Республика Казахстан».
Отметим, что среди российских космонавтов давно не в моде атеизм. В Звездном городке, где они обитают, с 2010 года действует Спасо-Преображенский храм, и с некоторых пор сложилась традиция — космонавты, которым предстоит отправиться в космический полет, накануне посещают Троице-Сергиеву Аавру. С собой они на орбиту нередко берут христианские реликвии, частицы мощей, иконы. Так было и в 2004 году, когда корабль «Союз ТМА-5» доставил на Международную космическую станцию десятую основную экспедицию. Погостившая тогда на МКС икона Михаила Архангела сегодня хранится в щигровском соборе.
Две эпохи два стиля
Позже храм расширяли и в середине XIX века кардинально перестроили — уже в совершенно иной стилистике: как было нами сказано ранее, «русско-византийской», признанной к тому времени наиболее отвечающей назначению и смыслу русского православия, а также тогдашней государственной философии, которая признавала Россию единственной полноправной наследницей Византии.
Надо думать, что в конце концов колокольня эта будет восстановлена.
Одна оговорка. Чистота архитектурного «эксперимента», который мы обозначили в заголовке как «две эпохи — два стиля», все-таки в процессе перестройки Троицкого собора не была выдержана, так как в оформлении храма появились элементы и иных (не только «псевдорусской») эпох — например, сухарики, украшающие карниз под аттиком и более относящиеся к классицизму, или пояс ширинок из арсенала «русского узорочья», самого, пожалуй, национального отечественного стиля, расцвет которого пришелся на XVII столетие. То есть можно говорить о некоторой эклектичности, которая, впрочем, естественным образом зрела в недрах сочиненного К. Тоном русско-византийского стиля.
Любопытно устроена его алтарная часть, что является следствием особенной организации храмового пространства. Придел лишен традиционной апсиды, так как с восточной стороны упирается в южную полукруглую пристройку основного четверика — как результат, алтарь имеет неправильную форму с плавным изгибом в северо- восточном углу.
Помещение бывшего северного придела(на первом этаже), о котором напоминает сохранившаяся солея, ныне занято библиотекой.
Таким образом, собственно трапезной можно назвать лишь довольно узкую центральную часть западной пристройки, которая никак не отделена от основного четверика, а открывается прямо в него. Ощущение единого пространства усиливает то, что во втором ярусе этой условной «трапезной» находятся хоры. Лестница, ведущая на них, размещена справа от входных дверей. Над хорами — цилиндрический свод.
В боковых помещениях второго этажа, равных по площади нижним приделам, но имеющих меньшую высоту, до революции тоже были освящены придельные церкви; сегодня они исполняют «подсобную» функцию: в северном хранятся книги, в южном — облачения. При этом в бывшем южном приделе
второго этажа начат монтаж иконостаса, однако церковь здесь будет, судя по всему, еще нескоро.
Росписи — хорошего качества, их авторы в своей работе стилизовали древнерусскую живопись — не без дополнительного влияния палехской школы с ее приверженностью к плавным, «текучим» линиям, сообщающим изображениям почти ощутительную динамику. Есть в этом что-то и от изысканного итальянского маньеризма, который, впрочем, был ведом палехским мастерам.
В степи
Щигры — степной город, а для таких городов давно создан стереотип: пыль, неухоженность, сонная дремота… Однако в Щыграх этот стереотип не работает: выглядят они вполне прилично. Одна беда — архитектурные памятники в городе можно пересчитать по пальцам.
Рассматривать дореволюционные фотографии Щигров, снабженные комментариями знающих людей, — занятие печальное. Это разрушено, то уничтожено, это разобрано… Временные привязки — «накануне Великой Отечественной войны», «во время Великой Отечественной войны». Вот был уютный уездный город — да, небольшой, с населением семь тысяч человек (он и сейчас не сказать чтобы был громадный — по состоянию на 2016 год численность щигровского населения составляет пятнадцать с половиной тысяч жителей), но с неплохой каменной и деревянной застройкой, двумя каменными храмами, «фундаментальной» Базарной (Красной) площадью, с гимназией и реальным училищем, с железнодорожным вокзалом, с телефоном и телеграфом, ипподромом и городским садом, даже с земской библиотекой… Земская библиотека — это уже знак определенной культуры; к слову, здешний культурный фон был для столь глубокой провинции довольно густым и определялся близостью к Щиграм некоторых известнейших людей — например, И. С. Тургенева, который через Щигры ездил в имение своего брата Николая, расположенное в селе Семеновка неподалеку от города; именно в Щиграх писатель повстречал человека, ставшего прототипом главного героя его рассказа «Гамлет Щигровского уезда». В сорока километрах к западу от Щигров находилась Воробьевка, где до наших дней сохранился старый барский дом, принадлежавший Афанасию Фету. В тех же сорока километрах, но к северу, в местечке с чудесным названием Белый Колодезь, располагалось имение известнейшего мастера исторической живописи В. Г. Шварца, о котором мы еще поговорим в разделе «Судьбы».
Тех Щигров давно нет. А есть некая усредненная сельско-городская среда — она вполне обихожена, но лишена исторической преемственности, формируемой в том числе и сохранностью исторического пространства и архитектурных «объектов», его фиксирующих. Эти «объекты» в Щиграх приходится искать — разумеется, если человек хочет обнаружить хоть какое-то материальное эхо прежней жизни, если его вообще занимает эта проблема.
Рядом с собором
Что-то сохранилось рядом с Троицким собором, но именно что только «что-то». До революции здесь была главная городская площадь — Красная (Базарная), раскинувшаяся на пересечении двух главных же щигров- ских улиц — Красной (название это она носит и сейчас) и 1-й Мещанской (ныне Аенина). Удвоение топонима «Красный» неслучайно — это было самое красивое место города. Здесь вонзалось в небо острие Троицкой колокольни, а по периметру стояли примечательные постройки — двухэтажный дом купцов М. И. Иванова и В. Ф. Полевого с магазинами на первом этаже, здания пожарного депо и земской управы, дом купца Овсянникова… От всего этого архитектурного изобилия остались лишь дом купцов Иванова и Полевого, занимаемый в наши дни медицинским колледжем, да пожарное депо, но в новом архитектурном контексте смотрятся они чуть ли не инопланетными пришельцами. Дело немного спасает, правда, прекрасно отреставрированный Троицкий собор — он несколько корректирует указанный контекст, который без него был бы совсем грустным.
Центральная площадь
Второй городской центр — Центральная площадь, до революции называвшаяся Владимирской. До нее от Троицкого собора — два шага: сначала квартал вверх по улице Красной, а потом, повернув налево, два квартала по улице Комсомольской (бывшей Рождественской). Согласно утвержденному Екатериной И плану регулярной застройки Щигров, это была одна из трех городских площадей, где предполагалось поставить по каменному храму. Поставили только на Базарной — Владимирская осталась без церкви.
На площади этой находится, пожалуй, самое известное (разумеется, после собора)городское здание, в котором сегодня обустроился Щигровский краеведческий музей. Возвели его в 1907 году на средства Николая Львовича Маркова специально под земскую библиотеку, которая, по настоянию Маркова, получила имя его недавно, в 1903 году, скончавшегося старшего брата Евгения Львовича, недурного писателя, последние тридцать лет своей жизни занимавшегося земской деятельностью именно в Щиграх. Николай Львович был тоже персоной узнаваемой — одним из лидеров октябристов, депутатом III и IV Государственной Думы. Называли его в Думе Николаем Марковым Первым, потому что имелся среди тогдашних депутатов и Николай Марков Второй, родной племянник Николая Львовича, сын писателя Евгения Львовича. Известность, не без скандального призвука, Николая Евгеньевича, пожалуй, даже превышала дядину — он возглавлял Союз русского народа, и ни одна из его думских речей, которые взахлеб читали в России, кто — с одобрением, а кто — с яростным негодованием, не обходилась без антисемитских пассажей; евреев Марков Второй откровенно не любил, постоянно обвиняя их во всех российских бедах. Кстати, позиции Союза русского народа в Щиграх, откуда вышли все Марковы, были очень сильны. Нам встречалась даже дореволюционная открытка с фотографией крестного хода, устроенного в июне 1910 года щигровским отделом Союза русского народа «во избавление от холерной эпидемии».
А что же земская библиотека, открытая в этом здании в 1908 году? Ее фонд насчитывал около 500 книг на русском языке (были и на иностранных) и 50 наименований периодических изданий. Популярностью она пользовалась немалой. Библиотечный профиль здание сохранило и в советские годы, лишь в период оккупации в нем размещалась немецкая комендатура — видимо, немцы посчитали бывшую земскую библиотеку самым удобным зданием в городе. Музей же переехал сюда не гак давно — его созданием в позднесоветские годы озаботились местные учителя Муза Петровна и Михаил Васильевич Зайцевы; в 1990 году.
музей получил статус «народного», а в 2006 году стал официальным филиалом Курского областного краеведческого музея. Музейное собрание весьма интересно, этот щигровский «объект» мы всем советуем посетить.
Что еще? Есть на Центральной площади мемориальный камень, поставленный в честь первооткрывателей Курской магнитной аномалии. Впервые на сумасшедшее поведение магнитной стрелки в этих местах было обращено внимание в 1770-х годах, но систематическое исследование района, выявившее в нем крупнейшие в мире залежи железной руды, началось лишь спустя столетие. В 1923 году в районе Щигров были извлечены первые рудные пробы. Позже выяснилось, что добывать здесь руду нерентабельно и почти невозможно, ибо она залегает на глубине почти двести метров. Основные разработки ныне ведутся в окрестностях Железногорска и Губкина, где руда выходит почти на поверхность, — Щиграм же остается гордиться своим «первооткрывательством» аномалии. Вот — мемориальный камень напоминает об этом.
Собственно, больше смотреть в Щиграх особенно нечего. Можно побродить по тихим улочкам, отдыхая от безумной круговерти больших городов; атмосфера тут, если не выходить на проездные улицы с их непременными автомобилями, — хорошая, раздумчивая и даже очаровывающая. Можно дойти до вокзала — здесь, в сквере на площади 50-летия Победы, стоит памятник воинам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Памятник правильный — известно, что более восьми тысяч жителей Щигровского района не вернулись с полей сражений. В 2000 году рядом с памятником освятили мемориальную часовню — во имя преподобного Сергия Радонежского. Постояв с обнаженной головой перед Вечным огнем, покидаем Щигры.
Храмы Щигровского района
С храмами в Щигровсжом районе деда обстоят не очень хорошо.
В селах их осталось всего три, причем один из них пребывает в руинированном состоянии. А до революции храмы имелись в каждом селе. Потом же стали неуклонно «убывать»: какие-то исчезли стараниями богоборцев, какие-то погибли в пожаре Великой Отечественной войны, огненным валом прокатившейся по Курской земле, какие-то были уничтожены в ходе хрущевской антирелигиозной кампании. Не забудем, что пустела и сама земля, — демографическая информация по Щигровскому району не просто удручает, но по-настоящему пугает. Она, конечно, не отражает общероссийской ситуации, однако некоторые печальные тенденции обозначает точно. Только две сухие цифры: в 1970 году население Щигровского района насчитывало около 30-ти тысячи человек, а в 2016-м — около 10-ти тысяч, то есть сократилось в три раза!
Итак, про храмы.
Наконец, в селе Тестове можно взглянуть на то, что осталось от некогда чудесного Никольского храма, построенного в 1827 году в стиле провинциального классицизма. А осталось — стены и барабан; на крыше и куполе растет трава. Грустное зрелище.
В начале апреля 1869 года из Курска в Белый Колодезь, имение дворян Шварцев, двигался траурный кортеж с телом почившего художника Вячеслава Шварца. В Щиграх процессия задержалась на три дня — по желанию щигровского дворянства, коего предводителем был Вячеслав Григорьевич, гроб выставили для прощания в Троицком соборе.
Живописец умер молодым, ему шел тридцать первый год. Родился он в 1838 году в Курске. Его предки были выходцами из Дании. Отец, Григорий Ефимович, будучи уланом, принимал участие в Отечественной войне 1812 года: воевал он и под Смоленском, и при Бородине, и под Малоярославцем. Незадолго до рождения сына, в марте 1838 года, генерал-майора Г. Е. Шварца перевели в Отдельный Кавказский корпус. Семья отправилась к нему, в крепость Новые Закаталы, построенную у подножия Главного Кавказского хребта.
Троицкий собор оказался прикосновенен к судьбе крупного русского художника XIX века Вячеслава Григорьевича Шварца, родоначальника отечественной исторической живописи — по крайней мере, в ее реалистическом, «бытовом» изводе.
Об этом мастере — наш рассказ.
В 1846 году Григорий Шварц получил годовой отпуск по ранению и отправился с семьей в Россию. Затем вернулся на Кавказ, а его жена, Наталья Павловна, с детьми жила то в Орле, то в Москве, но на лето неизменно переезжала в Курскую губернию, в имение Белый Колодезь, находившееся в Щигровском уезде. Однако спустя три года все изменилось: Григорий Ефимович Шварц был исключен из службы за истязание нижних чинов. Генерал, обидевшийся на пристрастие, с каким велось следствие (он не считал себя виновным — когда солдат прогнали сквозь строй, Шварц находился в походе, в горах), решил, что сын его пойдет «по гражданской части», и в 1853 году определил его в знаменитый Александровский лицей, к тому времени переведенный из Царского Села в Петербург.
Лицей, в основном, готовил дипломатов и крупных чиновников. Вячеслав, отличавшийся феноменальной памятью и редкими способностями, учился блестяще. По воспоминаниям тогдашнего его знакомца, «нрава был очень тихого, мягкого, ровного, без вспышек, любил правду во всем». Когда подросток показал свои виды Кавказа учителю рисования А. А. Василевскому, то вышел в его любимцы. В старших классах рисование заменила теория архитектуры, но Шварц продолжал посещать Василевского на дому. Вскоре ученик превзошел учителя, и тот предложил прекратить уроки, сказав: «Вы мне больше не по плечу, вам надо у настоящего мастера учиться». Таким мастером стал известный пейзажист А. И. Мещерский, у которого Вячеслав занимался около года — до тех пор пока учитель не уехал стажироваться за границу. Помимо рисования, Шварца увлекала история; в доме приятеля оказалась отличная библиотека, где юноша читал русские летописи, письма Курбского, сказания о Самозванце, переводы сочинений о Древней Руси Герберштейна и Олеария, а также книги по истории одежды и вооружений. В последних классах Лицея Шварц подружился с учениками Академии художеств, получив от них натурные и перспективные уроки.
На этом балу он познакомился с критиком Владимиром Стасовым, который стал для художника тем же, чем был Белинский для Пушкина.
В искусстве тогда ощущалось бурное наступление демократических сил: в том же году, не удовлетворенная академической системой обучения, Академию художеств покинула группа молодых мастеров во главе с И.Н. Крамским, устроившая на принципах коммуны независимую «Артель художников». «Крамольные» настроения слегка затронули и Шварца, что видно по его работам той поры. За границу он ехал, помимо прочего, чтобы совершенствовать свое мастерство. Поселившись в Париже, на Монмартре, мастер посещал музеи, рисовал в Лувре, интересовался современной французской живописью — в частности, картинами импрессионистов. Съездил Шварц и в Барбизон, связанный с творчеством представителей «барбизонской школы».
«Старик Бруни, — писал Шварц родным, — поздравил меня с такой радостью, как будто я был ему родственником».
В 1866 году в петербургском Александринском театре готовилась к постановке пьеса А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного». Покровитель Шварца Гагарин рекомендовал его как специалиста по древнерусскому быту. Костюмы, придуманные художником для этого спектакля, до сих пор считаются образцовыми.
Благодаря Шварцу на выставку поехали картины молодых художников-реалистов, в том числе пять полотен Перова. «Едва ли не в первый раз русское искусство явится с достоинством перед глазами Европы», — писал В. Стасов. Художник, любивший, по собственному признанию, «по-христиански говорить об искусстве» (и это признание дорогого стоит!), мечтал «умереть вовремя, лишь бы только себя не пережить», — его желание исполнилось.
Белый Колодезь
В СУЩНОСТИ, рассказ о Белом Колодезе, с которым на протяжении всей своей жизни был тесно связан Вячеслав Шварц, можно было бы поместить в раздел «Окрестности», но мы по ряду причин не решились на это. Все-таки — другая область (Орловская), все-таки — 40 километров от Щигров, да еще по «неочевидным» дорогам. Впрочем, в хорошую погоду они вполне «очевидны» и даже приятны — сначала 30 километров по пристойному шоссе в сторону Колпны, потом еще десять — пустынными, между по-солдатски вытянувшегося подсолнечника, проселками, по которым, если нет слякоти, можно почти мчаться, оставляя за собой клубы черноземной пыли.
Белый Колодезь «безземельный» Г. Е. Шварц, отец художника, получил в качестве жениного приданого, когда женился на дочери своего старого сослуживца Наталье Яковлевой. Какие-то строительные работы генерал в усадьбе предпринимал, однако в третьей четверти XIX века ее кардинально переустроил его младший сын Евгений. По прошествии полутора веков по сохранившимся постройкам грандиозного имения можно «вообразить», как оно выглядело в те времена, когда Вячеслав Шварц здесь создавал свои лучшие произведения. А сохранилось в том или ином виде почти всё — кроме главного усадебного дома.
Самое странное здание, расположенное у входа на территорию имения, с востока, — железнодорожный вокзал. Сюжет из фантастического романа — вокзал (ныне он зияет пустыми провалами окон и утопает в зарослях дикого кустарника), стоящий там, где никогда не было железной дороги. Между тем, появление его здесь объясняется просто — в 1860-е годы прокладывали железную дорогу между Москвой и Курском и в сорока километрах от Белого Колодезя устроили станцию Охочевка; вот Евгений Григорьевич и решил соединить узкоколейкой Охочевку со шварцевским имением. Первым делом построил вокзал, а дальше дело встало — да так уже и не сдвинулось с мертвой точки.
Метрах в пятидесяти от вокзала — двухэтажный гостевой дом; в советские годы его перепланировали под жилые квартиры, а потом, по причине аварийного состояния, тоже бросили. Совсем рядом — Конный двор, некогда очень красивый, а в наши дни буквально дышащий на ладан: от него осталась лишь часть стены. Неподалеку стоял барский дом, а замыкал главную перспективу усадьбы винный завод, частично сохранившийся.
К северу от главной перспективы раскинулся парк, в котором и сейчас еще можно различить липовые аллеи. Именно в парке Е. Г. Шварц построил двухэтажную церковь-усыпальницу, в которой упокоился его старший брат- художник: склеп находился внизу, а собственно храм — во втором этаже. Варвары XX столетия немало поиздевались над этим сооружением, задуманном как островок молитвенного уединения посреди огромной хозяйственной усадьбы. Немцы во время войны устроили в храме казино; в советские годы первый этаж использовали под клуб, где танцевали и «крутили» кино, а второй — под избу-читальню. В 1960-х годах склеп был разрушен, и останки Вячеслава Шварца перезахоронили рядом с бывшей церковью.
Повторим: сейчас всё это погибает, хотя здесь вполне можно создать образцовый музей-заповедник. Кто спасет брошенную на произвол судьбы усадьбу Шварцев?
В 1970-х годах настоятелем Троицкого собора был архимандрит Модест (Гамов), привнесший в жизнь щигровского храма монашеский дух, а точнее даже сказать — перенесший его из закрытой властями в 1961 году Глинской пустыни, где отец Модест провел тринадцать лет.
Архимандрит Модест (Гамов) по рождению своему был щигровцем — появился на свет он в 1903 году в крестьянской семье, обитавшей в селе Куликовка, что в пяти километрах от Щигров. Нам почти ничего не известно о его детстве и отрочестве, равно как и о том, какими путями он пришел к Богу, решив встать на путь монашества. Есть лишь редкие и разрозненные факты. Мы знаем, что Михаил Гамов (именно так его звали в миру) окончил три класса начальной школы и до 1930 года трудился в родных местах, где тогда разворачивались работы по изучению и практическому освоению здешних месторождений железных руд. Если не забывать, что в 1930—1948 годах Михаил Иванович значился мастером по бурению в Восточно-Сибирском геологическом управлении, то можно предположить, что на родине он занимался примерно тем же. Во всяком случае, в подписи, сопровождающей имеющуюся в Щигровском краеведческом музее его фотографию 1920-х годов, Михаил Гамов назван сменным мастером.
Различны духовные опыты, разными путями люди приходят к Богу — как-то так случилось, что в сорокапятилетнем возрасте, 20 сентября 1948 года, бывший буровой мастер поступил послушником в Глинскую Рождества Пресвятой Богородицы пустынь.
В обители Михаил Иванович поначалу исполнял послушание хлебопека, потом — кладовщика, проявившее его хозяйственные таланты. Иноческий постриг, с именем Модест, он принял в 1949 году, спустя два года его рукоположили во иеродиакона, а еще спустя два года, в 1953 году, — во иеромонаха. С этого времени он успешно исполнял обязанности казначея Глинской пустыни — в признание его заслуг в 1959 году отец Модест был возведен в сан игумена.
На исходе 1950-х годов (напомним — это уже хрущевская эпоха с ее новым витком активного богоборчества) в судьбе обители наступил критический момент — в недрах государственной власти готовилось ее закрытие. Внешнее давление, оказываемое на монастырь, многократно усилилось, права обители неуклонно урезались, всё новые и новые запреты следовали один за другим. Богоборцы пытались расшатать систему духовного руководства, давно сложившуюся в пустыни и служившую основой здешней монашеской жизни, — в частности, это выражалось в смене «слишком» авторитетных среди братии настоятелей и поставлении на эту должность тех, с кем можно было «договариваться».
Вероятнее всего, таким считали и отца Модеста, ибо в августе 1960 года именно ему поручили исполнять обязанности настоятеля монастыря, окончательно утвердив в должности в марте 1961 года (с возведением в сан архимандрита). Попытаемся избежать недомолвок и умолчаний. В фундаментальном труде «Глинская пустынь. История обители», написанном схиархимандритом Иоанном (Масловым), об отце Модесте говорится, что глинские насельники знали его как «неплохого монаха и способного хозяйственника», но считали, что он «не имеет молитвенного духа и не отличается подвижнической жизни». Но и то сказать — «отличиться подвижнической жизнью» рядом с теми, кто позже был канонизирован Церковью, представлялось, наверное, делом почти невозможным; при этом надежды властей на «сговорчивость» нового настоятеля оказались тщетными — архимандрит Модест ревностно стоял на защите интересов обители, чем в конце концов снискал большое уважение братии. Несмотря на все «каверзы» богоборцев, при нем продолжались постриги в монашество и в великую схиму, во множестве принимались паломники; сам же настоятель неустанно призывал усерднее молиться о спасении монастыря. Видя это, власти добились его освобождения от настоятельских обязанностей, которое и последовало в апреле 1961 года. Спустя три месяца Глинская пустынь прекратила свое существование.
Архимандрит Модест, попавший в «черные списки», некоторое время странствовал, не имея возможности найти себе место для священнического служения; позже служил в глухом селе Белгородской области, а в начале 1970-х годов был назначен к Троицкому собору в родных Щи- грах.
Архимандрит Модест отошел ко Господу 2 апреля 1978 года. Похоронили его на щигровском кладбище.
«Храм был переполнен…»
Вот уже четыре года в Троицком соборе находится кафедра Щигровской епархии, входящей в состав Курской митрополии. Получение храмом кафедрального статуса стало в его истории событием знаковым, поставившим перед ним новые задачи, которые успешно выполняются.
Повторимся: не будет преувеличением сказать, что у истока современных традиций, определяющих бытование щигровского Троицкого собора, стоял архимандрит Модест (Гамов), и они, эти традиции, звучали эхом духовных установлений знаменитой своим старцами Глинской пустыни.
Годы отца Зиновина настоятельства (1987—2011) — целая эпоха в современной жизни главного щигровского храма.
Именно при отце Зиновии, уже в 1988 году, при Троицком соборе открылась одна из первых в России воскресных школ, собравшая около 200 детей, что для Щигров вовсе немало. Батюшка устроил так, что летом воспитанники воскресной школы выезжали на хутор Гротово — в летний оздоровительный лагерь, где жили в палатках и продолжали освоение Закона Божия в неформальной, «практической», обстановке.
Одно из главных дел отца Зиновия — создание Свято-Троицкого братства, неузнаваемо изменившее щигровский духовный ландшафт. Деятельность братства превратило ГЦигры в город мастеров, к которым с заказами на изготовление иконостасов, киотов, рак для мощей и пр. обращаются со всех уголков России и сопредельных государств.
В 1980—2000-е годы продолжился ремонт храма, он был расписан и постепенно возвращал себе первоначальный вид, искаженный в годы богоборчества. В 2007 году, в частности, храм обрел пятиглавие. Дело — за восстановлением колокольни.
Весной 2011 года Троицкий собор попрощался со своим многолетним настоятелем, поставленным тогда на Элистинскую и Калмыцкую кафедру. Снова процитируем Елену
А Благодаря многочисленным окнам в Троицком соборе очень светло.
Справочная информация
Богослужения в Троицком соборе совершаются ежедневно. Их расписание советуем уточнять по телефону.
Престольные праздники: день Святой Троицы, отмечаемый на пятидесятый день после Пасхи; память святителя Николая Чудотворца, архиепископа Мир Ликийских: 22 мая, и авгу ста, 19 декабря. Даты даны по новому стилю.
Контакты
Адрес: 306530, Россия, Курская область,
г. Щигры, ул. Ленина, и
Телефон: +7 (47145) 4-37-54
Сайт Свято-Троицкого братства: www.shigri.ru
Координаты храма: 51.871495, 36.916983
Как добраться
Лучший способ попасть в Щигры из Москвы — сесть в поезд «Москва — Анапа», отправляющийся с Белорусского вокзала. Время в пути — девять часов (через ночь). От железнодорожной станции по улице Красной до Троицкого собора — с полкилометра, то есть минут десять пешком.
Ближайший к Щиграм крупный город — Курск, их разделяют 6о километров. Из Курска в Щигры курсируют как электропоезда (время в пути около полутора часов), так и автобусы (время в пути чуть менее двух часов).
На автомобиле из Москвы следует выезжать по федеральной трассе Мг («Крым»), в Орле поворачивать налево на дорогу Р119 (Орел — Тамбов), через 90 километров, в Дроскове, вновь поворачивать, на этот раз направо — уже на прямое шоссе до Щигров. Общее расстояние — 530 километров.
Прошло чуть более года после этого, и случилось событие, сообщившее Троицкому собору новую важную роль — роль кафедрального собора.
Цифры и факты
Троицкий собор строился в два этапа. Первый пришелся на 1796—1801 годы, когда был возведен каменный храм, ставший «основой» нынешнего здания. Достраивали и реконструировали его, по нашей версии, в середине XIX века, подтверждением чему являются характерные архитектурные детали и некоторые косвенные свидетельства.