Памятник Чернышевскому Николаю Гавриловичу
Он видел будущее красивым!
Чернышевский одним из первых ощутил ломку льда, приближение весны в скованной крепостничеством России. Он провидел контуры нового общества. Его суждения о будущем, его страстное желание жизнью-подвигом приблизить это будущее заразительны для юношества. Его любили, высоко ценили Маркс и Энгельс, Владимир Ильич Ленин. Их волновало, звало к борьбе видение грядущего в книгах Чернышевского.
Помню, тогда уже, в момент первого увлечения его идеями, его личностью, я сознавал, что Чернышевский бессмертен не для меня одного, а для всех людей, для человечества, потому что всего себя, всю свою жизнь он посвятил борьбе за светлое будущее. Нашему поколению, мне лично Чернышевский был духовной опорой, пример его жизни — ответом на вопрос «как жить?». Однажды, просматривая в музее его детские рисунки и письма, я натолкнулся на строки, написанные семилетним Колей: «Честный человек всеми любим». В этих словах секрет обаяния личности Чернышевского, о котором самые восторженные отзывы оставили не только друзья, но и злейшие враги. Он вырабатывал у меня силу воли, формировал характер. Я приходил в музей едва ли не каждый день, читал и перечитывал «Что делать?», вдумывался в его литературно-критические и философские статьи.
Ходил по городу, где все напоминало о Чернышевском. Здесь была гимназия — он в ней преподавал. Чернышевский был прекрасным учителем в самом высоком значении этого слова. Он говорил ученикам о справедливости, не скрывая своих революционных взглядов. В дневнике этих лет Николай Гаврилович записал: «Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою, я такие вещи говорю в классе»… Здесь стоял дом, в котором Николай Гаврилович объяснился в любви Ольге Сократовне и, предвидя, точнее — выбрав уже судьбу революционера, предупредил: совместная жизнь сулит не столько счастье, сколько тяжелые испытания, долгие разлуки.
Тогда уже, в часы сокровенных раздумий о его жизненном подвиге, мне грезился памятник великому земляку в родном городе.
Я вылепил молодого Николая Гавриловича — преподавателя Саратовской мужской гимназии. Порыв, молодость, сила были мне особенно близки тогда в образе Чернышевского. Может быть, оттого, что сам был молод.
Война прервала работу. Вернулся к любимому образу в 1946 году. «Мой» Чернышевский к тому времени повзрослел, возмужал вместе со мной. Я понял, что юный учитель словесности, решенный романтически, не раскроет исполинской натуры. И снова Дом-музей (жил я в ту пору на Бабушкинском взвозе, в минуте ходьбы от скромного белого домика), чтение, вживание в образ. Время было трудное, страна только оправлялась от разрухи, и все-таки в те нелегкие годы снова был объявлен конкурс на памятник Чернышевскому для Саратова.
Я вновь целиком отдался работе над дорогим мне образом, продолжая поиски новых выразительных возможностей. Еле заметный поворот головы, положение рук, характер складок костюма часто меняли весь внутренний смысл трактовки модели. То, что еще вчера казалось удачной находкой, сегодня безжалостно отбрасывалось мной как случайное.
Прав я был или не прав? Судить об этом помогал мне сам Чернышевский, мысли и чувства пламенного революционера. Я смотрел на свою работу как бы его глазами. «Сжатость — первое условие эстетической цены произведения, выставляющая на вид его другие достоинства» — эти замечательные слова Николая Гавриловича были для меня путеводной звездой, подсказывали, как раскрыть значение и величие Чернышевского. Ведь важно было не только передать точное портретное сходство, но и создать запоминающийся образ человека несгибаемой воли и энергии, выразить наше, современное представление о пламенном борце за народное счастье, бесстрашном революционере, твердый дух которого не смогли сломить ни одиночки царских казематов, ни каторга. Склоненная в глубоком раздумье голова, тонкая кисть руки, крепко сжимающая рукопись, уверенная, свободная постановка фигуры, лаконичный силуэт — все эти находки явились итогом настойчивого труда.
Одиннадцать лет шла работа над образом Чернышевского. В душу мою надолго вселилось трепетное чувство восхищения подвижническим характером великого земляка и преклонения пред его идеями. И это, оказывается, не прошло бесследно. Вера Игнатьевна Мухина, мне дорог ее отзыв, писала: «В фигуре Чернышевского… «трепетность» ощущается даже в фактуре материала».
Бронзовая фигура была установлена на строгом, простом по форме пьедестале. Памятник сооружен у проспекта Кирова, недалеко от дома, в котором Чернышевский родился и провел последние дни своей жизни. Открытие саратовского монумента состоялось летом 1953 года.
