
Джотто ди Бондоне
Взгляд зрителя так и скользит по склону левой скалы в сторону Иоакима. Фигура спящего наклонена влево, и наш глаз легко схватывает встречный наклон в фигурах пастухов, в очертаниях расселины; справа возвышающиеся друг над другом объемы — фигура Иоакима, навес, вторая скала на разные лады повторяют одну и ту же трапециевидную форму с выступом влево. Каждая линия находит у Джотто соответствие или продолжение в другой. Краски скупы, но приятны для глаза, мощно вылеплены объемы.

Сделано это так убедительно, что мы не сразу замечаем разницу в масштабах главной фигуры — Анны, и второстепенной — служанки. Каждая из них соотнесена с интерьером, а оба интерьера, в свою очередь, удачно соединены.
Достигнуто это скорее условными средствами, чем реалистическими, но общий эффект правдив, и сила его остается непревзойденной.

И требовать большего правдоподобия так же нелепо, как добиваться от поэтов, чтобы они отменили рифму.
Попробуйте мысленно исправить «ошибку» Джотто: приподнимите навес над Иоакимом, вообразите его настоящей кровлей. Вы сразу увидите, что фигура теряет главенствующее положение в композиции и становится менее мощной. А у Джотто — чарующая двойственность. Навес отнесен вглубь, а в то же время увенчивает фигуру. Иоаким словно бы замкнут в тесном уголке, но одновременно находится в открытом пространстве.

Между тем объем сохраняет монументальную простоту, даже спящий, расслабленный человек кажется очень мощным. Взгляните на красивое изображение Магдалины из другой фрески капеллы дель Арена. Как выразительны по контрасту с плотным массивом фигуры высвобожденные из-под покрывающего ее плаща протянутые руки!
Джотто создает объемы с помощью светотени. Тени, падающие от людей и предметов на окружающее, он не показывает. Как настоящий мастер настенной росписи, Джотто добивается того, чтобы изображения только казались объемными, но изображенное пространство было не слишком глубоко. Поэтому он выстраивает фигуры и вещи вдоль плоскости стены, хотя и в нескольких расположенных друг за другом слоях пространства, и в каждом слое чуть уплощает переднюю поверхность объемов, чуть приближая их к форме куба. Куб ведь и очень объемен, и лишен выпуклости, если смотреть только на одну его сторону. Чтобы еще более усилить подобный эффект, художник не делает различий между тканью, деревом, камнем — все они кажутся у него сделанными из одного вещества. Но таково уж искусство: жертвуя одним, добиваются непревзойденной силы в другом.

Здесь не просто сравнение двух вплотную придвинутых друг к другу лиц (а Джотто всегда интересно сближает человеческие лица). Но этот контраст затерялся бы в массе голов, не будь лица Христа и Иуды оттенены широким плащом, покрывающим обе фигуры, и не будь этот плащ узловым местом в общем ритме композиции.
Во фреске «Бегство в Египет» бегут им навстречу и остаются позади показанные на втором плане скалы, увенчанные деревьями. Встречность этого ритма подчеркнута наклоном форм в сторону, противоположную движению людей. В общем ритме участвует каждая деталь, невозможно убрать даже круглый кувшинчик у пояса мальчика. Фреска полна движения и одновременно очень устойчива. Попробуйте поглядеть на нее в зеркало — ослик не помчится в обратную сторону, как это часто бывает, а будет вышагивать так же мерно. Таково сложное и мудрое искусство Джотто, которое кажется столь простым.
