Расписные сундуки Руси

Расписные сундуки Руси
Птица Сирин. Роспись сундука. 1710. Олонецкая школа.

Расписные сундуки Руси XVII-XVIII веков

Перед нами мифическая птица Сирин, которая, согласно древним легендам, завлекала и губила путников. Неизвестный художник блестяще воплотил этот легендарный образ в росписи; он усилил его выразительность, резко оттенив светлый лик Сирина контрастирующим мрачным фоном. Трудно представить себе, что эта талантливая живопись помещается внутри простого деревянного сундука. Художественная роспись сундуков не является случайностью, так как сами эти предметы, вышедшие сейчас из употребления, в жизни наших предков в 17—18 веках играли важную роль, были непременной принадлежностью почти каждого дома. Делались сундуки из крепкого дубового дерева, а для большей прочности оковывались еще полосами железа, снабжались надежными, часто секретными замками. Такие сундуки стояли обычно в спальне хозяина, и нередко под изголовьем.

Благодаря своему географическому положению они оказались посредниками во всей внешней и внутренней торговле России. Северная Двина связывала их с Архангельском — северным морским портом, а через него — с иноземными государствами. Отсюда же шли товары и в южные центры России: в Москву, на Волгу — к Макарьевской ярмарке, на восток, в Сибирь. Город Холмогоры в 16 веке был важнейшим речным портом на Двинском пути и до построения Архангельска играл роль морской гавани. Не менее крупным центром был и Великий Устюг. Судя по описаниям документов начала 17 века, он состоял из старого центра — «городища» и нового города —«острога» и был окружен деревянными стенами с башнями и земляными валами. За стенами острога располагались посады и слободы с ремесленным населением. Всего в это время в Устюге было восемьсот три двора, четыре крупные торговые площади с лавками и амбарами, пятнадцать улиц и тринадцать односторонок.
Ряд документов того времени говорит нам о широком развитии в Устюге и Холмогорах промышленности и ремесла. Среди многих разнообразных специальностей выделялись кузнецы. Так, например, только в Устюге в 1630 году было сорок семь кузниц, а в 1676 — шестьдесят восемь. Развитие здесь кузнечного производства объясняется большим спросом на кузнечные товары города и деревни, а также потребностями судостроения.

Расписные сундуки Руси
Александр Македонский. Роспись сундука-теремка.

В 17 веке эти города славились и производством сундуков. Иностранец Кильбургер в своих записках о Московии по этому поводу пишет: «В городе Холмогоры, на Северной Двине .. . делаются сундуки различной величины, заслуживающие справедливую славу». Кузнецы оковывали сундуки полосами железа. Их высокое мастерство и искусство превращало грубую и тяжелую оковку в изысканное украшение предмета: полосы железа просекались сквозным узором, наподобие кружева, под ажурную прорезь подкладывалась цветная бумага и слюда. Такие сундуки и ларцы высоко ценились, часто делались по заказу и подносились в качестве подарков. Так, например, в одном из документов говорится: «… в августе 1677 года Василий Афанасьевич Шергин послал Московитину Гавриле Романову устюжского дела погребец, окованный железными прутьями, а гость Василий Грудцын отправил в Москву гостю Ивану Панкратьеву такой же ларчик». Иногда внутренние стороны сундуков еще и расписывались. Росписи на сундуках 17—18 веков из собрания Государственного Исторического музея и посвящена настоящая работа.
В 17 веке росписью украшали многие бытовые предметы, включая мебель и все жилое помещение. Однако до нас она сохранилась едва ли не только на сундуках. Сундуки с росписью мы знаем двух форм: дорожный сундук — «подголовок» и ларец — «теремок» для хранения ценностей.
Подголовок получил свое название потому, что в дороге клался под голову, для этого верхняя крышка у него имела скос, как у изголовья. Расписывали у этих сундуков внутреннюю сторону крышки, а иногда и стенок. Вторая форма сундука — ларца — несколько напоминает архитектуру древних теремов: глубокий ящик завершается четырехскатной кровлей с плоским верхом. Очень часто ларец имел две крышки, причем самое верхнее отделение делалось секретным. Росписью украшались внутренние стороны обеих крышек. Расписывали сундуки устюжские и холмогорские живописцы, славившиеся своим мастерством по всему Московскому государству. Кроме писания икон они занимались украшением различных бытовых предметов. Так, например, в одном из документов 1669 года, относящихся к Великому Устюгу, говорится, что иконописец Маленка за расписывание саней получил «1 алтын 4 деньги». В описании имущества боярина Шакловитого этого же времени упоминается: «. . . подголовок Колмогорский, писан золотом».
Особенно высоким мастерством росписи славились устюжские травщики, то есть те живописцы, которые заполняли фон икон орнаментом из трав и цветов. Устюжских травщиков не раз вызывали в Москву для царских живописных работ, предпочитая их мастерам из других городов. Частые вызовы в Москву были нелегкими для устюжан: дорога была долгой и опасной, в пути они издерживали больше, чем получали за работу, поэтому и ехали они туда с большой неохотой. Сохранился интересный документ — письмо устюжских живописцев царю Алексею Михайловичу с жалобой на слишком частые и несправедливые вызовы их в Москву по сравнению с живописцами из других городов.
Изучая роспись на сундуках, мы можем выделить в ней два направления. Одно характеризуется более статичной композицией, спокойным ритмом рисунка, изображениями сюжетного характера. Другое — более динамичная роспись, узорчато-орнаментальная, где фигуры не являются чем-то самостоятельным, а вплетаются в общую композицию узора.
Познакомимся для примера с росписями на двух сундуках —подголовках второй половины 17 века. На одном (ГИМ—24973/43) имеется буквенная дата —1688 год — и подпись владельца. В центре первой композиции изображено «древо жизни», на ствол его передними лапами опираются лев и единорог. По сторонам —- фигуры старца и юноши в одеждах 17 века, у одного в руках пика, у другого — стяг и сабля. Роспись выполнена на светло-палевом фоне в сине-зеленых тонах, которые как бы оттеняют теплый красный цвет в одежде воинов.

Расписные сундуки Руси
Сундук-теремок с изображением «иностранцев». Общий вид и деталь росписи. Конец 17 — начало 18 в. Великий Устюг

В росписи другого подголовка на таком же фоне мы видим льва в окружении пышного растительного орнамента. Он стоит на задних лапах, подняв передние, как бы готовясь к прыжку. Извивающийся хвост сливается с рисунком окружающих его трав, становясь продолжением декоративного узора. Голова льва с могучей волнистой гривой, раскрытой пастью, четко прорисованными глазами и бровями имеет сходство с человеком. Художник, никогда не видевший такого зверя, придал ему фантастический облик. В первой росписи мы замечаем характерные черты новгородской живописной школы: свободное расположение фигур, четкость рисунка, грибовидная форма листьев, сочный колорит живописи. Вторая, сохраняя явную связь с первой, включает в себя основные признаки устюжского письма: светлый фон, узорчатость, изгибающиеся тонкие стебли и раскрытые розетки цветов.
По всей вероятности, указанные направления являются двумя ветвями новгородской живописной школы, возникшими в разных районах Северной Двины. Известно, что сюда после покорения Новгорода Москвой в большом количестве переселились новгородцы. Оторванные от родного города и его великого искусства, новгородские иконописцы из поколения в поколение сберегали свои древние традиции. В первом направлении эти традиции дольше сохранялись в чистом виде, их мы находим и в позднейшей крестьянской росписи, распространившейся в 19 веке в среднем течении Северной Двины. Устюжское направление претерпело больше изменений, так как новгородские живописцы, по-видимому, встретили в Устюге уже сложившиеся местные традиции. В дальнейшем оно еще больше отошло от новгородского письма, так как впитало в себя характерные черты строгановской школы: светлый фон, узорчатость, склонность к миниатюре. Это направление также нашло отражение в крестьянской бытовой росписи, возникшей севернее Устюга. Описанный выше подголовок 1688 года с росписью первого вида принадлежал, очевидно, богатому переселенцу из Новгорода: вплетающаяся в изображение надпись («подъголовокъ Никиты Савиновича Потапова») указывает, что сделан он был по специальному заказу. Фигуры с оружием имеют символическое значение: они как бы охраняют содержимое сундука хозяина. Такие изображения по сторонам замка можно увидеть на многих сундуках из собрания Исторического музея.
В нашем собрании имеется еще один образец росписи, также сохранившей новгородские живописные традиции, по времени близкий к описанному (ГИМ—2581Щ/42). В центре, в круглом клейме, мы видим взявшиеся за руки фигуры молодца и девицы в костюмах 17 века. На молодце —шапка с меховой опушкой, в руках — гусли, девица — в высокой кике, с распущенными по плечам черными волосами, в широкой красной одежде, с кубком в поднятой руке. За фигурами, на втором плане, — стол с двумя сосудами. Спокойновеличавые позы, гусли в руках юноши, облик девицы наталкивают на мысль, что сюжетом росписи послужила излюбленная новгородская былина о Садко. По-видимому, здесь передается эпизод обручения Садко с девушкой Чернавой в подводном царстве; об этом говорят их торжественные позы, кубки, облик девицы, изображенной в подчеркнуто темных тонах.
Клеймо окружено крупным растительным орнаментом. Стилизованные чашечки тюльпанов, характерные для второй половины 17 века, раскрытые розетки цветка устюжского типа, сплетаясь тонкими изгибающимися стеблями, образуют богатый красочный узор, напоминающий морские волны. В данной росписи устюжское и новгородское направления северодвинской росписи сближаются между собой по стилю.
Образцы типично устюжского «травного» письма можно увидеть на расписных теремках. На одной из крышек роспись выполнена черным контуром на светло-красном фоне. В центре композиции помещен плод причудливой формы с мелкими узорными листиками по краю. От него вверх ответвляются крупные стебли с пышными завитками из перистых листьев. Переплетаясь между собой, они образуют сложный узор, расположенный, однако, в строгой симметрии. Весь орнамент плоскостный и многоцветный, как бы уходящий за пределы декоративного поля, напоминает отрезок дорогой ткани этого времени. Подобная композиция точно повторяется на нескольких сундуках. По- видимому, как и иконы, они делались по переводу или прориси.

Расписные сундуки Руси
Сундук-подголовок с изображением Садко и девушки Чернавы. Детали и общий вид росписи. Конец 17 в. Северная Двина

Кроме растительных форм в устюжской росписи 17 века много сюжетных изображений, также характерных для этого времени: сказочные птицы Сирины, всадники в рыцарских доспехах, кентавры, львы и другие. Они пришли сюда из легенд и сказаний восточного происхождения, слились с местным устным творчеством, стали любимыми персонажами в изобразительном искусстве 17—Л 8 веков. Примером может служить роспись крышки сундука-теремка конца 17 века, где на фоне описанного выше растительного декоративного узора изображен всадник в боевых доспехах, с мечом в руке. Изображение выполнено путем наложения второго рисунка на нижний растительный узор, точно повторяющий описанный выше. Изображение всадника заполняет центральную часть крышки, располагаясь как бы на фоне красочного ковра. Всадник — в пышной одежде, в развевающемся плаще-накидке, на голове у него корона; в правой руке — занесенный над головой меч, левой он держит повод скачущего коня. Конь также богато убран: на нем узорный чепрак, нарядная сбруя. В этом всаднике легко узнать Александра Македонского—знаменитого полководца древности. Этот легендарный герой античного мира был на Руси, как и на Западе, очень популярен, а история его подвигов, вольно пересказанная в книге «Александрия», стала в народе одной из любимых книг. Симпатию читателя вызывали мужество, храбрость, благородство Македонского; увлекали необыкновенные походы полководца, превратившиеся в книге в фантастические рассказы о самых невероятных чудесах. В русской литературе образ Македонского стал похож на былинного богатыря. Отсюда его изображение перешло в произведения народных художников.
Как можно заключить из документов, в царской иконописной школе специально обучали приемам изображения того или иного сюжета, в том числе и иноземного. Так, например, в донесении царю о том, чему обучались ученики у иностранного мастера Станислава, говорится: « пишут де они всякое живописное письмо собой (т. е. сами. — Авт.), как им мастер Станислав укажет. А в нынешнем 174 (т. е. 1666) году принесли они в Оружейную палату мастерства своего дела листы, из них написано . . . живописным письмом цысари (т. е. рыцари. —Авт.) римские на конех.. .». Очевидно, внешний облик Македонского, как и «римских цысарей», пришел к нам с западных иллюстраций. Поэтому все его изображения повторяют самое характерное в одежде, доспехах, убранстве коня, различаясь в деталях и в манере исполнения.
Так, отличный по трактовке образ этого же героя мы видим в росписи на сундуке-подголовке, воспроизведенным крупным планом на светлом палевом фоне У него тот же красный плащ и кольчуга, белый конь. Только корона по форме здесь другая, а голова коня украшена высоким черным пером — деталь, отмечающая царского коня на иллюстрациях в рукописях «Александрии». В отличие от предыдущего варианта, полного движения, здесь изображение статично, но зато наполнено спокойной величавостью и силой.
Свободное по сторонам всадника поле заполнено еще одним видом устюжского травного письма: тюльпановидные цветы из разноцветных лепестков, изгибаясь на тонких стеблях, начинаются как бы за пределами живописного поля. Здесь же следует отметить еще один, хотя и второстепенный, но традиционный прием декоративного обрамления — в виде узкой шнуровидной полосы. Эти тюльпаны и обрамление сохраняются затем во всей последующей устюжской росписи и переходят в крестьянскую бытовую живопись.
Легендарным образом, также упоминающимся в сказаниях об Александре Македонском, был воинственный кентавр, полуконь-получеловек. Так, в одном из эпизодов «Александрии» говорится о встрече Александра с «чудными людьми — горе — человек, долу — конь» (т. е. сверху человек, внизу — конь). Они назывались еще Полканами и под этим именем вошли в русские сказки. В сказке о Бовекоролевиче, например, кентавр рисуется как сильный богатырь: «имя ему Полкан», у него «по пояс пёсьи ноги, а от пояса, что и прочий человек». Он обладает страшной силой и быстротой: «всякой скокъ его по семи верстъ», с одного маху он вырывает целый дуб с корнем, а в сражениях один побивает десять тысяч войска.
В росписи на одном из теремков Исторического музея Полкан изображен в центральном круге в стремительном движении, в руках — лук с натянутой тетивой. По фону — те же тюльпаны, декоративной рамкой обрамляющие центральное изображение.
Нередко в декоративное растительное обрамление включаются птицы в различных движениях: клюющие, с поднятыми крыльями, с головой, обращенной назад. Их расцветка, подчиненная общей цветовой гамме росписи, обогащает ее. В северной росписи прочное место заняли также фантастические образы: птица Сирин, лев, единорог. Как и описанные выше, они пришли к нам из восточных сказаний, стали любимыми образами устного и изобразительного творчества, приобрели в нем свои характерные черты.
Сирин (или, как ее еще называли, «птица райская») — это птица с ярким оперением и красивой женской головой. С одной из них мы уже встречались в начале нашей статьи. Она сидит на ветке с крупными виноградными гроздьями, которые по манере исполнения очень близки к олонецкой (поморской) живописи. Включенная в эту роспись длинная надпись пересказывает известную легенду о том, как от чудесного пения птицы Сирин засыпают моряки и гибнут корабли, как любой человек на суше и на море, услышав ее «сладкий глас», не может уже «обратитися вспять» и будет слушать ее до тех пор, пока не умрет. Мы встречаем птицу Сирин также в росписи одного из сундуков, где она изображена вместе с другими, уже известными нам персонажами (Полканом, птицами, оленями). Разбросанные по фону тюльпаны и травы создают впечатление единого коврового узора. Сирины здесь расположены симметрично в двух круглых клеймах. У них миловидные женские лики, распущенные по плечам волосы и венцы на голове; яркое оперение, выдержанное в красно-черных тонах, хорошо вписывается в общий колорит.
Позднее, в 18 веке, в народной росписи птица Сирин постепенно теряет свои сказочные черты и приобретает почти крестьянский облик. Так, в росписи простого деревенского сундучка Сирин, сохраняя характерные признаки, становится как бы ближе и понятнее. Об этом говорят и расчесанные на прямой пробор волосы, и доброе русское лицо, и спокойная величавость осанки. Особое место занимают росписи, относящиеся к рубежу 17—18 веков, которые показывают, что устюжских живописцев интересовали не только сказочно-фантастические сюжеты, но и реальные, взятые из окружающей жизни. По всей видимости, это иностранцы, которые постоянно жили в Устюге и которых художник мог часто видеть. Характер изображений показывает не только наблюдательность автора, но и его критически насмешливое отношение к иноземцам, которые явно выглядят здесь праздными гуляками: у одного из мужчин в руках музыкальный инструмент типа мандолины, другой в одной руке держит кошелек, а вторую протянул женщине; поза последней наиболее выразительна и как бы вызывающа: одна рука уперта в бок, другая поднята с кубком. В эту жанровую сценку включены те же тюльпаны, а нижний край одежды женщины мастер украсил окаймлением из шнурка. К этому же сюжету близка еще одна роспись теремка с двумя похожими фигурами. Рассмотренные образцы северной народной росписи 17 века открывают нам новую страницу в истории русского искусства этого времени. Они показывают, что наряду с хорошо нам известной церковной живописью начинает развиваться искусство, не связанное с религией. Отходя от церковных канонов, живописцы обращаются сначала к сказочно-фантастическим сюжетам и лишь постепенно — к отражению близких им образов из окружающей жизни. Пример нового отношения к искусству мы можем увидеть в росписи одного из крестьянских сундуков первой половины 18 века.
В отличие от подголовков и теремков у крестьянских сундуков расписывались наружные стенки. Обычно они дарились невестам для приданого и поэтому украшались особенно ярко и нарядно.
Описываемый сундук окован продольными полосами железа, которые на крышке образуют клетку. Он расписан по светло-зеленому фону красной и коричневой красками, с преобладанием красного цвета. В каждый промежуток оковки, как в рамку, вписан свой сюжет, поэтому орнамент сундука распадается на ряд отдельных изображений.
Сюжеты росписи сказочны и фантастичны. Мощные коричневые стволы деревьев завершаются пышными красными цветами, на них сидят причудливые птицы, около деревьев — человеческие фигуры в древнерусских одеждах.
Среди этих изображений реальностью сюжета выделяются две сценки. Здесь вместо сказочных цветов-деревьев мы видим обычные елки, исполненные несколько схематично: по обе стороны ствола симметрично располагаются ветки, параллельно друг другу, с наклоном вниз; иголки на них нарисованы в виде коротких черточек.
Сценки эти очень интересны, так как отражают один из самых древних и распространенных промыслов Севера — добычу смолы подсочным способом. Знакомство с техникой этого дела показывает, что мастер точно воспроизвел ее. При подсочном способе добывания смолы у ствола сосны сдиралась почти вся кора. На обнаженных местах выступал древесный сок —«осмол», который на воздухе затвердевал и в таком виде собирался. Еще в 16 веке смола в большом количестве вывозилась в Англию и Голландию, поэтому добыча ее стала одним из значительных крестьянских промыслов. Он стоит на лесенке, которая также входила в обязательный инвентарь смолокура. Как мы видим, автор росписи очень точно отобразил здесь хорошо знакомое ему занятие.
По колориту и отдельным мотивам (сказочные деревья, одежда) роспись сундука сближается с росписью описанного выше подголовка 1688 года, но, в отличие от прежних статичных изображений, здесь мы видим фигуры в движении, в самых разнообразных позах. В одном случае человек сидит на дереве, протянув руку за плодом, в другом он взбирается по стволу, цепко обхватив его руками и ногами, в третьем — целится вверх из ружья, несколько присев и откинувшись назад. Кроме фантастических зверей и птиц в орнаменте 18 века нередко встречаются изображения обычных домашних животных — коня, собаки, кошки. Это свидетельствует о сдвиге, который происходит в народном изобразительном искусстве первой половины 18 века: появляются реальные сюжеты, художник стремится отразить в них окружающую его обстановку, повседневный труд, хорошо знакомые ему в жизни предметы, усложнить и разнообразить тематику. Отказываясь от статичности, перенятой у древней иконописи, он пытается сделать изображения динамичными.
Эти тенденции и обусловили дальнейший рост и расцвет русского народного реалистического искусства.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Culture and art