Венецианов

Венецианов Алексей Гаврилович

Ha выставке, открывшейся в Академии художеств первого сентября 1824 года, было многолюдно. Помимо монументальных работ художников академического толка Федора Бруни, Петра Басина, Максима Воробьева и других были выставлены портреты Василия Тропинина, картины недавно вернувшегося из Италии Ореста Кипренского. И дело было не только в том, что герои картин казались необычными для зрителей, ведь крестьян писали и Иван Аргунов, и Владимир Боровиковский, и Михаил Шибанов. Венецианов писал своих крестьян так, как не писал никто ни до, ни после него.

Картины Венецианова понравились публике, на них обратили благосклонное внимание император Александр I и императрица Елизавета Алексеевна. В конце 1824 года государь приобрел картину Гумно, а работу Утро помещицы Венецианов преподнес в дар императору.
Венецианов был почти счастлив. Он обрел признание зрителей, у него появились могущественные покровители: сам император Александр I, князь П.М. Волконский, президент Академии художеств А.Н. Оленин, вице-президент Академии художеств Ф.П. Толстой. А ведь совсем недавно, собираясь в Петербург на академическую выставку, он был так не уверен в себе, казалось, что его «картиночки» не выдержат конкуренции с полотнами академиков. Ему уже сорок четыре года, он — государственный чиновник в отставке, помещик, владеющий небольшими деревушками Сафонково и Трониха, художник, не получивший специального академического образования.
Но и теперь, после удачной выставки, радость Венецианова была неполной. Он писал Милюкову: «Гумно мое всеми принято очень хорошо, кроме художников…». Художественные критики в общем при благоприятных отзывах не всегда оценивали значение работ Венецианова по достоинству. Такое непонимание, конечно, огорчало Венецианова, но, ступив на путь, он уже не сходил с него, продолжая писать своих «не пленительных», с точки зрения других критиков, героев.

Москва
Проведений о жизни Венецианова сохранилось очень мало. Предки художника с отцовской стороны приехали из Греции в Россию в тридцатых — сороковых годах XVIII века и, получив «прозвание Венециано», поселились в городе Нежине.
Гаврила Юрьевич занимался продажей саженцев плодовых деревьев, ягодных кустов, луковиц тюльпанов, различных ягод, варенья и т. п. Седьмого февраля 1780 года в семье родился первенец, сын Алексей, впоследствии известный художник. Еще во время учебы в пансионе Венецианов всерьез увлекся рисованием. Карандашом и щетинным пером он рисовал портреты своих товарищей по учебе. Этот неизвестный художник Пахомыч или Прохорыч, как в другом месте воспоминаний называет его племянник Венецианова, был первым, кто заметил в мальчике настоящий талант. Он даже просил Гаврилу Юрьевича отдать сына в учебу к настоящему мастеру по рисованию, но у Венецианова-старшего были другие планы относительно будущего Алексея — он хотел, чтобы сын занял прочное положение в жизни, стал чиновником. Тогда Пахомыч показал работы своего ученика «царским и боярским художникам» (вероятно, мастерам из Кремлевского дворца и Оружейной палаты). Они стали учить мальчика, «как правильно нужно рисовать», т. е. делать подготовительный рисунок на холсте, а потом уже писать красками, но он «их не понимал», и на этом обучение закончилось.
В Москве в конце XVIII века было много богатейших частных коллекций живописи, например, у Ф.С. Ростопчина, Н.П. Шереметева и других, познакомиться с которыми можно было достаточно легко. Выделялось собрание М.П. Голицына, прозванное современниками «Московским Эрмитажем». Скорее всего, Венецианов часто посещал все эти картинные галереи, что было прекрасной школой для начинающего художника. Видел ли Венецианов работы выдающихся русских художников, работавших в то время в Москве: Федора Рокотова, Аргуновых? Трудно сказать точно, возможно, что видел. После окончания пансиона Алексей Гаврилович поступил на службу в Чертежное управление, однако любимого своего занятия рисованием не оставил.
В 1794-1795 годах в Московских ведомостях появлялись объявления о продаже Гаврилой Юрьевичем Венециановым, помимо обычного своего товара — саженцев и кустов, «очень хороших разных картин, деланных сухими красками, в золотых рамах со стеклами, за весьма умеренную цену». Точно неизвестно, кто был автором этих картин. В Москве в это время работало несколько иностранных художников, владевших техникой пастели: Иоганн Барду, Поль Барбье, Александр Молинари. Возможно, кто-то из них отдавал свои картины для продажи Гавриле Юрьевичу Венецианову. А возможно, что кто-то из них обучил юного Венецианова азам пастели, и какая-то часть продаваемых отцом картин была работой сына. Достоверно известно, что, приехав в 1802 году в Петербург, Венецианов уже прекрасно работал пастелью. Кроме того, известно, что после отъезда Алексея Гавриловича в Петербург в родительском доме осталось много его картин. Во время Отечественной войны 1812 года дом Венециановых сгорел, и все картины пропали. Из ранних работ художника уцелел только портрет его матери, написанный в 1801 году. Этот портрет Алексей Гаврилович взял с собой в Петербург.
На картине Анна Лукинична одета в нарядное красное шелковое платье, на плечи наброшена зеленая шаль, на голове кружевной чепец, крупные натруженные руки сложены на груди, правой она немного почти нет глубины, но молодому художнику удалось передать особенное кроткое обаяние этой простой доброй женщины.

Петербург
В 1802 году Венецианов приехал в Петербург. Он получил там место помощника землемера, но по- прежнему мечтал стать художником. В Петербурге было много художников, и они никогда не предлагали свои услуги через газеты. Для получения заказов требовались связи, знакомства, которых у недавно приехавшего москвича не было. Первая известная работа петербургского периода — Портрет молодого человека в испанском костюме — относится к 1804 году, то есть исполнена она спустя два года после подачи объявления. Это первая дошедшая до нас пастельная работа художника. С первого взгляда видно, что Венецианов не преувеличивал свои способности, обещая пастельный портрет «в три часа». Работа поражает своим колористическим богатством, красотой, легкостью исполнения.
После неудачи с объявлением Венецианов не пал духом. Мягкий и деликатный по характеру, он всегда был решительным и упорным в достижении поставленной цели. И удача повернулась к нему лицом: произошла встреча с замечательным художником Владимиром Боровиковским, ставшим его учителем. Как и когда это произошло, воспоминания умалчивают. Возможно, Боровиковский заметил Венецианова, когда тот копировал картины старых мастеров в Эрмитаже. У Боровиковского не было ни жены, ни детей, его семьей были ученики, которые жили у него в доме. Возможно, что и Венецианов жил в доме учителя, продолжая работать помощником землемера. Это время для начинающего художника было трудным и интересным. Боровиковский относился к ученикам по-отечески, но строго. В доме Боровиковского часто бывали выдающиеся писатели и художники того времени. Здесь Венецианов мог встретить Гаврилу Державина,
Николая Львова, написавшего Рассуждение о перспективе, облегчающее употребление оной. Здесь же мог познакомиться и с Дмитрием Прокофьевичем Трощинским, главным директором почты, в канцелярию которого Венецианов поступил на службу в 1807 году . Некоторые исследователи считают, что именно Трощинский познакомил Венецианова с Боровиковским, а знакомству с Трощинским Венецианов обязан, возможно, своим родственникам, жившим на Украине, в Нежине. Выходец с Украины, Трощинский всегда помогал землякам.
За период с 1807 по 1811 годы Венецианов создал ряд пастельных портретов. В таких работах, как Портрет неизвестного с газетой «Санкт-Петербургские ведомости» (1807), Портрет Александра Ильича Бибикова (1807-1809), художник отошел от нарядности и праздничности цвета Портрета молодого человека в испанском костюме. Применяя сдержанные приглушенные тона, Венецианов добивался большего внимания к сложному внутреннему миру портретируемого им человека, к неповторимости каждой отдельной личности.
В это же время Венецианов совершенствовался и в технике масляной живописи. Под руководством Боровиковского он копировал старых мастеров: Мурильо, Рубенса, Ван Дейка.

К 1807 году относится первая неудачная попытка Венецианова попытать свои силы в области сатирической гравюры. Эпиграфом к своему журналу Венецианов взял латинское изречение, которое переводится, как «смех исправляет нравы». Первые два эстампа Аллегорическое изображение двенадцати месяцев и Катанье в санях вышли в срок. Третья гравюра Вельможа, по своему сюжету являвшаяся иллюстрацией к одноименной оде Державина, послужила причиной краха журнала. В главном персонаже гравюры было уловлено сходство с одним из влиятельных вельмож, близких к императорскому двору (предполагается, что с графом Безбородко). Журнал был запрещен, и все его экземпляры, кроме единственного, который хранился у Александра I, были уничтожены.
Неудача с журналом была ударом для Венецианова — ведь по подписке были собраны деньги. Он попытался было исправить положение, добившись разрешения на новый журнал, «содержание которого заимствовано будет из анекдотов Петра Великого и из российской истории». Такое разрешение было получено, однако с условием, «чтоб каждый рисунок предварительно представлен был рассмотрению цензуры и издаваем в свет не иначе, как с ее одобрения» . На такие условия художник согласиться не мог и временно оставил сатирическую гравюру.
Новая служба требовала разъездов, все труднее было выкраивать время для занятий живописью, однако Венецианов не отступал. Давно решив для себя, что главное дело в его жизни — искусство, он решил приобрести официальный статус художника. Согласно академическому уставу, никогда не учившийся в Академии, но обладающий художественным талантом и навыками, человек мог представить на рассмотрение академического совета свою работу, и, если она будет признана профессиональной, получить звание кандидата в академики и программу на получение звания академика.
Он представил в Совет Академии свой Автопортрет. Выбор темы, ее решение, небольшие размеры работы — все было необычным для членов совета, однако невозможно было отрицать мастерство и зрелость художника. Венецианов нисколько не приукрасил себя, не романтизировал свой облик. На портрете перед зрителями предстает человек, выглядящий значительно старше своих тридцати лет, с округлым лицом, тонкими и мягкими русыми волосами, с внимательным твердым взглядом темных глаз через очки в простой круглой оправе. Это человек мягкий и деликатный и, одновременно, настойчивый и упорный.
Композиционно портрет построен мастерски: фигура чуть сдвинута влево, и обе руки, одна, держащая кисть, другая — поддерживающая палитру, свободно располагаются на холсте. По цвету работа кажется сдержанной, однако эта сдержанность обманчива. Цвет и свет, падающий слева, из четко обозначенного источника, взаимодействуют друг с другом, образуя множество тончайших рефлексов, что, свою очередь, создает впечатление живой натуры.
Головачевский был одним из старейших преподавателей Академии. В академических стенах прошла вся жизнь этого незаурядного человека. Головачевский вместе с Антоном Лосенко присутствовал при открытии Академии, был ее учеником, адъюнктом, инспектором, библиотекарем, хранителем музея. Он не стал известным художником, хотя в юности подавал большие надежды. Свое призвание Головачевский нашел в деятельности преподавателя. Он был Учителем, Воспитателем с большой буквы. Всех своих учеников Головачевский помнил, знал в лицо, а ведь их было немало за годы его работы в Академии. Он был всегда спокойным и доброжелательным, хотя в семейной жизни его преследовали страшные несчастья: сын Кирилла Ивановича застрелился, а две дочери сошли с ума. Личное горе не сломило старого учителя. Он обрел особую мудрость сердца, умение понимать и чувствовать беды других, более слабых, и помогать им.
Венецианову была близка тема учителя и его учеников. Он тоже обладал даром воспитателя.
Венецианов решил свою картину как гимн Учителю не по обязанности, а по призванию. На первый взгляд, тема решена в традиционном классическом ключе с применением аллегории. Сидящего Головачевского окружают три юных ученика, которые, судя по атрибутам в их руках, символизируют три «свободных художества»: архитектуру, скульптуру и живопись. Центром композиции является рука, лежащая на раскрытой книге ладонью вверх, как символ бескорыстного дарования Учителем своим ученикам не только знаний, но и доброты и тепла своего сердца. Вместе с тем Венецианову удалось живо и убедительно передать благородный облик величественного старца, спокойное и серьезное внимание, лишенное какой бы то ни было снисходительности, с которым он слушает одного из учеников так, что не возникает ни тени сомнения в подлинности происходящей сцены.
Известен только Портрет Михаила Александровича Фонвизина, будущего героя Отечественной войны и будущего декабриста, исполненный в первой половине 1812 года.
В ночь на 12 июня 1812 года Наполеон нарушил Тильзитский мир; его огромная армия перешла границы России. Об этом не сразу стало известно в столице. В те времена не был еще изобретен телеграф, и вести распространялись со скоростью почтовой тройки. Вся жизнь России в одно мгновение перевернулась. Перед лицом страшной беды сословные различия потеряли всякое значение. Помещик и мужик, купец и мещанин — все объединились против общего врага. По всей стране шел сбор пожертвований, каждый старался внести посильную лепту в дело спасения Родины. Через некоторое время в Петербурге появились беженцы из Москвы. Венецианов очень беспокоился за стариков-родителей», оставшихся в Москве. Вскоре он узнал о страшном московском пожаре, в котором сгорело две трети города, в том числе и его родной дом.
Истинный патриот, Венецианов, конечно, не мог остаться в стороне от общего народного бедствия. Его оружием стала политическая сатира. Вместе с Михаилом Теребеневым и Иваном Ивановым он начал выпуск сатирических гравюр, раскрашенных от руки акварелью и сопровождавшихся метким словом, народной пословицей. Часть гравюр Венецианова была направлена против увлечения части общества всем иностранным — галломании. К ним относятся такие работы, как Мадамов из Москвы ведь выгнали, Французское воспитание, Изгнание из Москвы французских актрис и другие. Другой темой сатирических листов были известия, почерпнутые непосредственно из газет и журналов. Французские гвардейцы под конвоем бабушки Спиридоновны, Русская пехота и французская конница и другие листы Венецианова, Теребенева, Иванова продавались во всех магазинах, даже в табачных лавках и очень хорошо раскупались разными слоями населения. Известный хирург Пирогов, вспоминая впечатления своего детства от этих гравюр, писал: «Они развили во мне любовь к славе моего Отечества».
В декабре 1812 года Александр I издал манифест об окончательном изгнании французских войск из России, а через несколько лет, в 1814 году, русские солдаты вступили в Париж. За годы войны просвещенная часть русского общества по-новому увидела и оценила крепостных крестьян, их достоинство, спокойное мужество, любовь к Родине. Возможно, что и у Венецианова тогда впервые возникла мысль оставить службу и переселиться в деревню, поближе к этим простым и мужественным людям.
В 1815 году Алексею Гавриловичу исполнилось тридцать пять лет, он уже и не надеялся встретить свою судьбу, как вдруг случай свел его с Марфой Афанасьевной Азарьевой, девушкой из бедного дворянского рода, жившей в Петербурге у родственников. После свадьбы молодые отправились в небольшое поместье родителей Марфы Афанасьевны в Тверской губернии погостить и повидаться со стариками. Вскоре осуществилась мечта Алексея Гавриловича о переезде в деревню: общими усилиями, с помощью родителей Через год у Венециановых родилась дочь Александра, а еще через два года — Фелицата. Молодые жили дружно, в доме появились ученики, которых Алексей Гаврилович часто полностью содержал, иногда в ущерб своим дочерям, но семейное спокойствие не нарушалось. Марфа Афанасьевна всегда и во всем поддерживала мужа, была ему настоящим другом, близким и родным человеком. Только одно омрачало семейное счастье Венециановых — Марфа Афанасьевна была очень слаба здоровьем, часто и тяжело болела.
Через несколько лет после свадьбы Венецианов написал портрет своей Марфуни, как он ласково называл жену. С картины задумчиво и как-то всепонимающе смотрит на зрителей молодая, удивительно милая и обаятельная женщина. Во всем ее облике чувствуется спокойствие, доброта и какая-то особая домашняя уютность. Только в темных глазах ее таится печаль, словно Марфа Афанасьевна догадывалась о своей ранней кончине, о том, что ей придется оставить любимого мужа и маленьких дочерей.
Организаторами и членами общества были скульптор Федор Толстой, видные впоследствии декабристы Вильгельм Кюхельбекер, Федор Глинка, Сергей Трубецкой, Никита Муравьев. Имя Венецианова стоит в списке членов общества семнадцатым. Главной задачей общества, помимо обучения грамоте простого народа, было воспитание в сердцах учеников любви к своей Родине, гордости за ее славное прошлое. Еще годом раньше, как будто предвидя свое вступление в Общество, Венецианов исполнил одиннадцать литографированных портретов выдающихся деятелей русской истории: Ермака Тимофеевича, Петра I и других.
Алексей Сафонковско Троницкий
В 1819 году Алексей Гаврилович Венецианов вышел в отставку и поселился в своем новом доме в Сафонкове вместе с женой и двумя маленькими дочерьми. Постепенно он освоился с ролью помещика и стремился стать образцовым хозяином.
Вспоминает Александра Венецианова: «Сам же он был отчасти и агроном, знал хорошо землепашество и подробно изучал на практике. У нас было четырехполосное устройство запашки, и хлеб вообще хорошо родился, также и у крестьян». В своем имении Венецианов построил школу для крестьянских детей, была там и небольшая больничка. Хотя сам он никогда не помышлял об отмене крепостного права, однако не считал своих крестьян «предметами неодушевленными», будучи искренне убежденным в равенстве всех людей несмотря на их происхождение. Он входил всегда в их нужды, стараясь обо всем, что клонилось для пользы их благосостояния и дохода.
…Всем крестьянам своим старался давать понятие об различных ремеслах, а чтобы приохотить молодых мальчиков, нанимал учить их или на время отдавал учиться по способностям каждого: кого в кузнецы, в красильщики, столяры, ткачи и так далее; сапожник же и портной у нас были выучены в Петербурге, которые обязаны были и другим передавать свое ремесло…». Возможно, что именно тогда у Венецианова возникла мысль о своей художественной школе, в которой он сам смог бы передать свои знания и опыт одаренным крестьянским детям.
Еще до окончательного переезда в деревню художник довольно часто бывал в Сафонкове, наблюдая за постройкой своего дома. Во время таких приездов он познакомился со своими соседями, помещиками Милюковыми. Старший Милюков, Петр Иванович, гвардейский ротмистр в отставке, владел богатым имением Поддубье. Его сыну, Николаю Петровичу, с которым особенно сблизился Венецианов, принадлежало поместье Островки. Постепенно Алексей Гаврилович перезнакомился и с многочисленными родственниками и друзьями Милюковых — Путятиными, Сназиными, Стромиловыми, Балкашиными. Многих из своих новых знакомых художник запечатлел на портретах. Особенно интересен портрет княжны Веры Степановны Путятиной (вторая половина 1810-х).
На портрете изображена девушка, присевшая отдохнуть с книгой в руках среди густой зелени сада. В ее милом, нежном лице с чуть неправильными чертами есть особая поэтическая прелесть. Венецианову удалось передать натуру тонкую, возвышенную, мечтательную. Этот образ сродни героине романа Пушкина Евгений Онегин Татьяне Лариной.
Несмотря на то, что Венецианов писал много портретов своих друзей и знакомых, его все больше и больше захватывали иные герои — крестьяне. Художник открыл для себя прежде почти не знакомый ему мир, в котором крестьяне жили и трудились в полном единении с природой. Венецианова поражала их простота, естественность, чувство собственного достоинства. Первый свой крестьянский портрет — Капитошку — Алексей Гаврилович написал еще до 1819 года с Капитолины Назаровой, маленькой крестьяночки, которая позже работала в его доме, помогая Марфе Афанасьевне приглядывать за детьми. К сожалению, картина не дошла до нас в оригинале и известна только по литографиям.
С 1819 года крестьянская тема стала основной в творчестве Венецианова. Он старался добиться максимальной естественности, жизненной правды образов.
Темой для своей новой картины Венецианов избрал внутренний вид крестьянского гумна. По просьбе помещика крестьяне выпилили переднюю стенку гумна, и свежие спилы, с трех сторон обрамляющие картину, создали естественную раму. Для того чтобы достичь максимальной освещенности интерьера, помимо выпиленной передней стены, были открыты левые боковые и задние ворота. Взгляд зрителя от фигуры крестьянки, перематывающей онучи слева на переднем плане, движется в глубь гумна к юноше с лошадью у кучи обмолоченной ржи, мимо телеги к задним открытым воротам, за которыми виднеется густая зелень, и возвращается по правой стороне картины мимо двух крестьян с лошадью и телегой к правой передней группе из трех баб и мужика с совком. Для того чтобы достичь естественности и жизненной правды, Венецианову пришлось биться «до седьмого пота» над перспективным построением интерьера. Эта задача блестяще удалась мастеру. Исследователи творчества Венецианова назовут впоследствии Гумно научной диссертацией, изобразительным трактатом о проблемах перспективы и пространства, пространства и света. В картине царят удивительная тишина и покой, присущие только Венецианову, и, несмотря на статичность фигур на первом плане, Гумно по праву принадлежит к лучшим работам художника.

Над Гумном Венецианов работал несколько лет — с 1821 года, когда увидел картину Гране в Эрмитаже. В это же время художник много работал в своей любимой технике пастели.
Крестьянки помоложе тихо беседуют между собой, а та, что постарше, некрасивая, с усталым лицом, грустно смотрит на корзину, полную неочищенной свеклы.
Все эти три пастели Венецианов преподнес в дар императрице Елизавете Алексеевне: в 1822 году — Жницу и Анисью, а годом позже Очищение свеклы. Картины были милостиво приняты государыней. Венецианов получил ценные подарки, а Очищение свеклы было помещено в Бриллиантовой комнате.
В начале 1823 года произошло еще одно, очень значительное для последующей жизни Венецианова событие.
Через год в том же Теребицком монастыре Венецианов познакомился с юным Алексеем Тырановым, мещанином из города Бежецка, который растирал краски для образов, помогая своему старшему брату Михаилу, члену Калязинской артели иконописцев. Венецианов нашел в нем «понятливость и большую склонность к живописи» и предложил Тыранову стать его учеником, на что тот с радостью согласился.
Утро помещицы имеет еще одно название — Хозяйка, раздающая бабам лен. Эта работа — одна из лучших в творчестве художника. Картина совершенна как композиционно, так и по светоцветовому решению. Подобно волшебнику, Венецианов переносит зрителя в необыкновенно притягательный мир небогатой дворянской усадьбы; мир, который гениально описал Пушкин в Евгении Онегине, в главе, где рассказывается о семействе Лариных. В этом мире царят добрые отношения между помещиками и крестьянами, в нем все дышит размеренностью, спокойствием и умиротворенностью.
В Спящем пастушке (1823 — 1826) Венецианов создал первый в своей жизни пейзаж. Желание художника всегда быть верным натуре дало поразительный результат.
После успеха на выставке 1824 года Алексей Гаврилович решился попытать счастья в получении следующего академического звания — советника живописи, которое давало право преподавать в Академии. Он получил программу от совета Академии — написать Александро-Невскую лавру. Уже стояла осень, и работать с натуры из-за дождя и сырости было трудно, поэтому пришлось переменить задание — теперь надо было написать натурный класс Академии. Венецианов с радостью взялся за работу. Он был уверен в своих силах, ведь ему надо было написать перспективу, а он хорошо изучил ее, работая над картиной Гумно. Ему было предложено писать по правилам Академии, то есть не с определенной точки зрения, а с некоего воображаемого места, существующего за пределами пространства, ограниченного стенами натурного класса. Венецианов писал Милюкову: «Я прибегаю к правилам и не нахожу их справедливыми. Однако Академия не признала «пришельца» — все четыре эскиза натурного класса были отвергнуты. Это было ударом для Венецианова, но он нашел в себе силы достойно принять крах своих надежд на место преподавателя в Академии.

В конце 1824 и начале 1825 года произошли события, потрясшие Венецианова. Сначала — страшное наводнение осенью 1824 года, унесшее множество человеческих жизней. Позже Пушкин описал его в поэме Медный всадник.
После смерти учителя Венецианов стал одним из его душеприказчиков. Помимо прочего, он закончил незавершенную покойным Боровиковским работу — дописал образа для церкви Харьковского университета. Сделал он эту работу, по свидетельству профессоров Академии Андрея Иванова и Алексея Егорова, «с отличным искусством и в совершенно надлежащем порядке».
Всю зиму 1824-1825 года и Алексей Гаврилович, и Марфа Афанасьевна, и дети тяжело болели — сказались последствия ужасного наводнения. Дом Кастюриных на Васильевском острове, где остановились Венециановы, был со всех сторон окружен водой, какое-то время в нем не былодаже хлеба. Позже, когда сошла вода, Венецианов отправился бродить по городу. Страшные картины общего бедствия так поразили Алексея Гавриловича, что он слег; очень тяжело болела жена и дочери, особенно Фелицата. Только к весне дела семьи стали поправляться. Приехал Никифор Крылов, а в мае, по просьбе императрицы Марии Федоровны, Венецианов взял в ученики глухонемого Александра Беллера, сына кучера-курляндца.
Общество ставило своей задачей помощь молодым художникам-самоучкам, не имеющим академического образования, как материальную, так и в получении заказов, а также распространение художественных произведений среди широких слоев населения посредством выпуска художественных изданий, организации выставок и лотерей. В то время большим спросом пользовались литографии с произведений известных художников. Венецианов предложил использовать впервые примененную им хромолитографию, в которой литографические отпечатки покрывались тонким слоем масляной краски, приближаясь по цвету к оригиналу. Общество поощрения художников выпустило ряд хромолитографий с произведений Венецианова, что дало возможность заработка и самому художнику, и его ученикам.
Летом 1825 года семейство Венециановых возвратилось в деревню. В Петербурге, в недавно снятом художником просторном доме канатного фабриканта Гилмора, остались Никифор Крылов и Алексей Тыра- нов, для которых Алексей Гаврилович выхлопотал билеты на посещение рисовальных классов Академии. Венецианов оставлял Петербург без сожаления, он устал от столичной суеты, вечного холода и непогоды.
Впереди было любимое Сафонково, привычные хозяйственные заботы, новые картины и новые ученики.
В первой половине и в середине 1820-х годов Венецианов создал лучшие работы: Весна. На пашне, На жатве. Лето.
Пришло время сказать несколько слов о творческом методе Алексея Гавриловича Венецианова. Он был удивительным, уникальным художником. Ему не нужно было уединения, особого времени на обдумывание своих новых произведений. Прирожденный колорист, Венецианов считал, что «колорит не цветность» и «красок лучше иметь на палитре менее».
Большое значение Венецианов придавал линейной и воздушной перспективе. Он считал, что «…перспектива есть необходимая наука для художника; будучи хорошо знаком с нею, он никогда не ошибется в размещении фигур, групп и других предметов в своей картине».
Творческое кредо Венецианова — «ничего не изображать иначе, чем в натуре является, и повиноваться ей одной» — не следует понимать как призыв к механическому копированию.
Таким «любимцем природы» был сам Алексей Гаврилович Венецианов. Необычайно внимательный к природе и к человеку, художник вбирал в себя окружающий мир и, пропуская его через свое удивительно светлое и поэтическое мироощущение, создавал поразительно жизненные и в то же время исполненные высокого духовного смысла произведения.
В картине На жатве. Лето крестьянка, сидящая на деревянном помосте и кормящая грудью ребенка на
фоне поля спелой ржи, выглядит как символ материнства. Подобно ей, мать-земля щедро и вместе с тем просто и естественно отдает свои дары человеку. В картине царит удивительный покой. Все остановилось: сама крестьянка, фигурки жнецов, мелькающие во ржи, даже облака как будто замерли, недвижен воздух, густой и плотный, напоенный жаром летнего знойного полдня.
В середине и второй половине 1820-х годов Венецианов написал большинство лучших своих произведений. К ним относятся Жнецы (конец 1820-х), Девушка с бураком (не позднее 1824), чудесные детские портреты — Захарка (1825), портрет дочери (не позднее 1826) и многие другие работы.
К этому времени относится расцвет школы Венецианова. У него появились новые ученики: Александр Алексеев, Александр Златов, Александр Денисов, Василий Зиновьев и другие. Венецианов был счастлив. Его система обучения, отличная от академической, давала прекрасные результаты. А ведь он шел совершенно самостоятельным путем, на практике проверяя и, судя по результатам, принимая или отвергая те или иные педагогические приемы. Главным в системе Венецианова было знание перспективы и пристальное внимание к натуре. Возможно, что система обучения Венецианова еще и потому давала такие высокие и быстрые результаты, что в доме и мастерской его всегда царила добрая и дружеская атмосфера. Многих он своим ходатайством на свободу вывел, обо всех хлопотал, как о своих детях; тому урочек достанет, тому работку». В картине Мастерская художника А.Г. Венецианова в Петербурге, написанной Александром Алексеевым, передана атмосфера серьезного самоуглубленного труда, и вместе с тем спокойствия и доброжелательности. Автор изобразил себя входящим в мастерскую с холстом и мольбертом. На его приветствие обернулся юноша, скорее всего, Тыранов, рисующий натурщицу, молодую крестьянскую девушку, сидящую возле античной статуи. Два других ученика сосредоточенно работают: один рассматривает статую, другой пишет с гипса. В уголке у двери стоит гитара, свидетельствующая о том, что молодые люди умеют не только хорошо работать, но и отдыхать. В картине два источника света: из окна слева, около которого сидит Ты- ранов, и из открытой двери, через которую мы видим соседнюю комнату.
Уча других, Алексей Гаврилович постоянно учился сам. Его наставниками были сама жизнь, природа, картины старых мастеров, его ученики.
Часто Венецианов работал с ними над одной и той же композицией или давал им тему, которую писал сам.
1820-е годы были самым счастливым временем в жизни Алексея Гавриловича. Его окружали близкие люди: любимая жена, дети, ученики. В любимой деревне он жил наполненной творческой жизнью, свободной от чиновничьей рутины. Часто в письмах к Милюкову он шутливо подписывался Алексей Сафонковский, Алексей Троницкий или Алексей Сафонковско-Троницкий.
Дела в мастерской Венецианова шли прекрасно, а между тем материальное положение художника и его семьи к 1827 году значительно ухудшилось. Алексей Гаврилович задолжал огромную по тем временам сумму — четыре тысячи рублей. Слишком несоразмерными со скромными доходами Венецианова оказались арендная плата за мастерскую, расходы на учеников, оплата натурщиков. К тому же Марфа Афанасьевна часто болела, требовались врачи и лекарства; подрастали дочери, им нужны были педагоги.
Доходы же приносило только Сафонково, так как картины продавались редко и стоили недорого. Чтобы поправить материальное положение семьи и спасти школу, Венецианов решился через посредство Оленина обратиться к императору Николаю I с просьбой купить у него для галереи Эрмитажа четыре картины. Николай купил только две, уплатив две тысячи, что позволило лишь частично погасить долг. Венецианов попробовал обратиться к императору лично. В его письме были такие строки: «Августейший монарх! … за мной с женою 48 душ и готовлюсь лишиться средств не только продолжать путь воспитания художников, но и собственных моих детей». Однако письмо художника осталось без ответа.
В 1828 году в Записке об учениках Венецианов писал Оленину, что у него в доме живут и учатся тринадцать человек, сверх того есть еще приходящие.
Все эти просьбы остались бы без ответа, если бы не помог случай. Ученики Венецианова много работали в Эрмитаже, писали перспективные виды его залов. Однажды, в 1828 году, Николай I, проходя по Эрмитажу, заметил Денисова, который писал перспективу старой галереи Эрмитажа. Картина понравилась императору. Высочайшее одобрение позволило вновь обратиться с просьбой.Далее Оленин излагал просьбу Венецианова о том, чтобы две прилагаемые к письму картины учеников его Денисова и Златова «были взяты в ведение императорского двора для дальнейшего тем поощрения учеников его к дальнейшим успехам». Заканчивал Оленин письмо просьбой о ежегодном денежном пособии Венецианову для того, чтобы «…укрепить и распространить полезное его для Художеств заведение».
Только в 1830 году Венецианову было пожаловано звание живописца его императорского величества с жалованием три тысячи рублей в год. Также Алексей Гаврилович был произведен в кавалеры ордена Владимира 4-й степени «в награду отличных дарований… и долговременного образования… в живописи молодых художников». Монаршая милость последовала слишком поздно. Для поправки материального положения, Венецианов вынужден был заложить в Опекунский совет милое его сердцу Сафонково. Только после смерти художника его дочери смогли постепенно выкупить имение.
Интересной личностью среди приходящих учеников был Капитон Алексеевич Зеленцов. Отец его еще в 1810-е годы имел значительное состояние, но разорился. Сам Зеленцов служил в Министерстве иностранных дел, потом в царской канцелярии. В 1812 году много копировал в Эрмитаже. Как и Венецианов, Зеленцов во время Отечественной войны 1812 года работал над карикатурами-лубками. Тогда же они и познакомились, но в мастерской Венецианова Зеленцов стал заниматься с 1825 года. О плодотворности этих занятий можно судить по таким работам Зеленцова, относящимся к концу 1820-х годов, как В комнатах, В комнатах. Гостиная с колоннами на антресолях, изображающим анфилады комнат в дворянских особняках и передающим удивительно спокойную атмосферу и размеренный ритм жизни их обитателей.
В 1830 году Зеленцов получил звание «назначенного» и вышел из мастерской Венецианова. В 1833 году за картину Мастерская художника Петра Васильевича Басина, работу, по своей тематике близкую вене- циановской школе, но по настрою и исполнению вполне академическую, он получил звание академика.
Одним из наиболее одаренных учеников в мастерской Венецианова был Александр Денисов. Помимо Внутреннего вида старой галереи в Эрмитаже, о котором говорилось выше и который был приобретен Николаем I за две тысячи рублей, в том же 1828 году он написал Вид Георгиевской залы.
В самом конце 1820-х годов сам Венецианов писал мало. Слишком много времени отнимала его разросшаяся школа. К этому времени относятся Купальщицы (1829 ), единственная картина художника, которая была приобретена Академией. Купальщицы — первая работа Венецианова в новой для него области изображения обнаженной натуры. Позже он создал целый ряд картин, посвященных этой теме: Купальщица (начало 1830-х), Вакханка (около 1832); последняя картина, оставшаяся незаконченной после смерти художника, это — Туалет Дианы.
В картине Купальщицы, выполненной с завидным живописным мастерством, Венецианов изобразил двух крестьянских женщин, вышедших из ручья в жаркий летний день. Всегда верный натуре, художник ничуть не приукрасил своих героинь, он даже не скрывал, что обе они написаны с одной и той же натурщицы (эта же натурщица Маша будет позировать художнику и в следующих картинах этого цикла). Такой же прием, что и в Купальщицах — возможность видеть модель одновременно с разных сторон, в разных поворотах, Венецианов использовал впоследствии в Туалете Дианы, где фигура героини повторяется в зеркале.
В конце 1820-х годов Венецианов исполнил портреты Петра Васильевича Хавского (1827) и Николая Михайловича Карамзина(1828).
Хавский — крупный законовед, ученый, занимавшийся проблемами хронологии русской истории, изображен на портрете в парадном черном фраке с орденской лентой. Однако портрет не выглядит парадным, чувствуется личное знакомство автора с моделью.
На Портрет Николая Михайловича Карамзина Венецианов получил заказ от Российской академии русского языка и словесности. Знаменитый историк и писатель скончался два года назад, в 1826 году, и теперь Венецианову предстояло написать его портрет, используя прижизненные изображения. Первый раз в своей жизни Алексей Гаврилович изменил своему принципу ничего не писать без натуры. К этому его склонило глубокое уважение к личности Карамзина.
Академическая выставка 1830 года стала настоящим триумфом школы Венецианова.

Последние годы

После успеха на выставке 1830 года начался постепенный выход учеников из школы Венецианова. Первыми ушли Крылов и Зеленцов — в 1830 году они получили звание «назначенных». Пока ничто не указывало на скорый конец школы. Приходили новые ученики: в 1829 году Венецианов нашел Лавра Плахова, который был рисовальщиком у литографа Беггрова; в 1830 году в Петербург приехал Евграф Крендовский, ранее учившийся у Александра Ступина в Арзамасе.
В 1831 году Алексея Гавриловича постигло страшное горе. Летом,
во время холерной эпидемии от нервной горячки скончалась Марфа Афанасьевна. Не сразу, постепенно понял Венецианов, сколь большое место в его жизни занимала эта тихая болезненная женщина. Он таил от всех свое горе, старался реже бывать в Сафонково, окружил себя приятелями, но тоскливые нотки все чаще проскальзывали в его письмах к Милюкову.
В том же 1831 году Алексей Гаврилович Венецианов получил еще одно известие, больно задевшее его сердце, — во время холерной эпидемии скончался первый его ученик — Никифор Крылов. После этого утраты сыпались на Венецианова одна за другой: в 1832 году умер Александр Златов, в 1833 — отец художника Гаврила Юрьевич, в 1834 году Алексей Гаврилович получил печальное известие из Берлина о скоропостижной кончине Александра Денисова, своего бывшего ученика, который в 1833 году, получив звание свободного художника, уехал в Германию учиться у известного художника Франца Крюгера.
В первой половине 1830-х годов выход учеников из школы Венецианова продолжался. Ушли Тыранов, Беллер, Алексеев, Златов, Денисов, Васильев, Аврорин и другие. Очень огорчил старого учителя его любимец Тыранов. В 1836 году Тыранов стал учеником Карла Брюллова, написал эффектную картину Девушка с тамбурином, но от прежнего, искреннего, живого и естественного художника, автора замечательной работы Мастерская художников братьев Чернецовых (1828) не осталось и следа. Позже он стал писать холодные академические композиции,вроде Слетающего ангела с масличной ветвью в руках, и портреты. Венецианов с горечью вспоминал о нем, как об одном из «потерянных» учеников. Таких «потерянных» учеников было немало: помимо Тыранова, Плахов, Васильев, Михайлов и многие другие, и это причиняло боль Венецианову.
Однако жизнь мастерской продолжалась. Венецианова радовали своими успехами приходящие ученики: Крендовский, Плахов, Мокрицкий и другие. В доме художника после отъезда Василия Аврорина в Москву, где он получил место дьякона, оставались двое: Василий Галь- янов и Евгений Житнев, но вскоре ушли и они.
Лавр Плахов, один из наиболее способных учеников Венецианова, помимо обычных перспектив, писал кузнечные и столярные мастерские, постоялые дворы, подвалы и чердаки Академии художеств, точно подмечая обстановку и верно передавая характеры своих персонажей.
Евграф Крендовский был одним из лучших венециановцев. За четыре года учебы у Алексея Гавриловича он сделал большие успехи. Ему принадлежит прекрасная работа Семь часов вечера, или Литературный вечер, изображающая братьев Чернецовых, Андрея Сапожникова и Валериана Лангера. Позже Крендовским написаны Портрет сенатора А.А. Башилова и детей графа де Бальмен, Сборы художников на охоту и другие работы.
В конце 1820-х — начале 1830-х годов сам Венецианов работал немного. Бесчисленные утраты и беды надломили художника, прежнее светлое мировосприятие сменилось печалью. Иногда еще из-под его кисти выходили такие чудесные искренние работы, как Крестьянка с васильками, но в большинстве своих поздних картин он уже не мог достичь прежней глубины и цельности. В это время он написал совершенно несвойственный прежнему Венецианову парадный портрет князя Виктора Павловича Кочубея, известного коллекционера и любителя искусств.
В 1830-е годы Венецианов часто обращался к теме материнства (Первые шаги, Мать, учащая своих детей молиться, Кормилица с ребенком), исполнив среди прочих большую картину для Смольного монастыря Предстательство Богоматери за воспитанниц Смольного монастыря, где Богоматерь выступает как всеобщая мать, заступница, защитница. Интерес к этой теме связан с душевным сиротством художника после смерти жены. Венецианову было бесконечно трудно одному воспитывать подростков-дочерей.
В это трудное для него время Венецианов старался не оставаться в одиночестве. Он всегда любил общество, теперь же дружеское общение сделалось для него особенно важным. В начале 1830-х годов в доме художника часто бывали Гоголь, Евгений Гребенка, Иван Козлов, Василий Жуковский, Иван Крылов, иногда Пушкин. С Гоголем художника познакомил, скорее всего, Мокрицкий, уроженец Нежина. Точной даты знакомства неизвестно, достоверно только, что в 1834 году Венецианов создал прекрасный портрет Гоголя. В то время Гоголь работал над повестями Невский проспект и Портрет, посвященными художникам, поэтому общение с Венециановым, искусство которого не могло оставить Гоголя равнодушным, было особенно для него важным. Однако дружеские отношения с Гоголем около 1836 года неожиданно прервались. Позже ни Венецианов, ни Гоголь не вспоминали друг о друге. Почему это произошло, точно неизвестно, можно лишь предположить, что причиной послужила неудачная картина учеников Венецианова Михайлова, Мокрицкого и других Субботнее собрание у В.А. Жуковского, на которой неумело были изображены участники вечера: Пушкин, Крылов, Жуковский, Гоголь и другие. Будучи крайне мнительным человеком, Гоголь мог счесть свое изображение карикатурой.
В 1836 году в Петербург из-за границы вернулся «Великий Карл», знаменитый Брюллов. Вскоре Венецианов и Брюллов познакомились и стали приятелями. Что же могло сблизить таких несхожих между собой людей? Брюллов был обласкан славой, при жизни объявлен гением, а Венецианов, несмотря на одобрение печати, любовь публики и даже высочайшее внимание государя, так до конца и не был официально признан Академией художеств. Разными были и темпераменты художников, и их отношение к жизни. Их могло объединять то, что оба они, каждый по-своему, были большими художниками, далеко опередившими своих современников, и оба находились в оппозиции к Академии.
Особенно сблизило Брюллова и Венецианова совместное участие в освобождении Тараса Шевченко. Шевченко, талантливый художник и поэт, был крепостным богатого помещика Энгельгардта. Брюллов решил освободить талантливого юношу от крепостной зависимости и с этой целью отправился к Энгельгардту, но их разговор закончился ссорой. Брюллов вспомнил, что Венецианов имеет опыт в подобных делах, его стараниями были отпущены на волю Златов, Алексеев и другие.
Между тем материальное положение Венецианова все более и более ухудшалось, росли его долги. Это заставило его принять участие в конкурсе, организованном Академией художеств на лучшую историческую картину о Петре Великом. Конкурс финансировал богач Анатолий Демидов, и первая премия была очень большой — восемь тысяч рублей. Впервые в жизни Венецианов взялся за работу над исторической темой.
В конкурсе не принимали участие ни Брюллов, ни Бруни, которые работали над другими произведениями.
Темой своей картины Венецианов избрал основание Петербурга. Художник изобразил Петра I с его ближайшими сподвижниками на берегу Невы, на месте основания будущего города. Как и в случае с портретом Карамзина, Венецианову пришлось работать с прижизненными изображениями Петра I и его приближенных. Одежду петровского времени он смог только осмотреть в музее, а уже после, по памяти «одевать» в нее натурщиков. В итоге картина Петр Великий. Основание Санкт-Петербурга явно не удалась художнику: фигуры кажутся застылыми манекенами, а пейзаж тоже выглядит достаточно условным. Картины остальных участников конкурса были еще хуже. Венецианов писал Милюкову: «Конкурс не состоялся! Была очень хорошая картина по простоте идеи: на ней был изображен Петр в Голландии, …за обработкой руля; …выполнена нехорошо, …прочие плохи, …никуда не годны…
В конце 1830-х годов Венецианов написал Проводы рекрута, парную к ней картину Возвращение солдата и Причащение умирающей.
Самой удачной из этих работ было Возвращение солдата. Несмотря на застылость фигуры солдата, в остальных образах картины художнику удалось достичь большой естественности, жизненности.
С 1839 года школа Венецианова именуется «бывшей». Сам художник писал об этом в своей автобиографии: «…вышел из сил и потерял средства содержать школу, т. е. иметь учеников на своем содержании, а сделались у него ученики приходящими, долгов на нем накопилось 14 тысяч и из жалованья… стали вычитать.
Вероятно, старый художник не слишком надеялся на удачу, он прекрасно знал, что с годами, отношение к нему Академии только ухудшилось; так, последние ученики Венецианова Федор Славянский и Николай Бурдин при поступлении в Академию не имели даже права указать, что прежде учились у Венецианова и должны были писать в своих прошениях, что обучались дома у родителей.
После неудачи в получении профессорского места в Академии, Венецианов обратил свои надежды к Москве. Там ожидалось открытие учебного заведения, подобного Академии художеств, однако, как писал Венецианов в письме к Милюкову, «Устройство Академии художеств или заведения в Москве чего-то изящного заснуло совершенно». Несколько лет спустя Московское училище живописи и ваяния все же было основано. В нем стали преподавать ученики Венецианова: Зарянко и Мокрицкий.
Окончательно отчаявшись получить казенное место, Венецианов переехал в Сафонково, в Петербурге он теперь появлялся все реже и реже. В 1842 году у него появился новый ученик — крепостной его соседа и приятеля Н.П. Милюкова Григорий Сорока. С первого взгляда на работы Сороки Венецианов понял, что перед ним тот талант, которого он ждал всю жизнь. Старый художник начал хлопоты по освобождению Сороки, но натолкнулся на холодное молчание. Милюков не собирался отпускать своего крепостного, он просто желал иметь своего придворного живописца. Тяжкое разочарование в старом приятеле стало новой болью для Венецианова, но он все же продолжал учить Сороку, делавшего поразительные успехи.
В последний год жизни Венецианов пытался устроить Фелицату на место классной дамы, чтобы хоть как-то обеспечить ее будущее. Теперь же ему предстояло написать Макария Калязинского, местночтимого святого, канонов для изображения которого ему не удалось найти. Венецианов с дочерью Александрой долго искали в летописях и в истории Карамзина, как следует изображать этого святого, но нигде не нашли его наружного описания. Тогда художник решился поехать в монастырь, где находились мощи преподобного Макария. На обратной дороге из монастыря, по свидетельству Александры Венециановой, с ее отцом произошла удивительная вещь. Он остановился на ночлег у знакомых, во сне к нему явился странник и сообщил, где следует искать образ Святого Макария, кроме того, он поведал Алексею Гавриловичу какую- то тайну. Образ по указанию странника нашли, но тайну он не сообщил никому, кроме своего духовника. После этого происшествия Алексей Гаврилович очень изменился, стал очень задумчив, молчалив.
Наступил роковой день — четвертое декабря 1847 года. Алексей Гаврилович должен был везти готовые эскизы в Тверь. Последними словами, сказанными им дочери, были: «Не провожай меня, дружок мой, Сашурушка».
Повозка была легкая, на крутом спуске лошади понесли, кучер успел выскочить, а Алексея Гавриловича выбросило из повозки и проволокло по обледенелой дороге; он умер на месте.
После смерти Венецианова его дочери остались без средств к жизни. Несколько раз они обращались с прошениями в канцелярию двора, однако им были выданы только деньги на похороны, а на просьбу о пособии было отказано, «ибо не имеют права». Старшая дочь Александра Алексеевна умерла в 1882 году в нищете, перед смертью велась долгая безрезультатная переписка о помещении ее в Смольный дом призрения.
Действительно, лишь Сорока, Крендовский, да рано умершие Крылов, Алексеев и Златов остались верны своему учителю, остальных ослепил ложный блеск Академии. Однако в этом нет ни их вины, ни вины Венецианова. Их таланты были слишком слабыми рядом с огромным даром учителя.
Помимо непосредственно учившихся у Венецианова художников, в первой половине XIX века сложился круг мастеров, в своем творчестве близких венециановцам. Это братья Григорий и Никанор Чернецовы, учившиеся по программам Общества поощрения художников, составленным Венециановым; Иван Хруцкий, близкий венециановцам внимательным отношением к натуре; Игнатий Щедровский, изображавший в своих картинах жанровые и бытовые сцены.
По одним источникам, она была написано в доме самого Венецианова, по другим — у кого-то из соседей. Эта удивительно гармоничная картина — один из шедевров Венецианова-живописца.
В цветовой гамме картины преобладают красный, коричневато-красный, белый, темно-зеленый, причем, все цвета не открытые, а приглушенные.Золотистый солнечный свет играет на белом капоте и чепце хозяйки, скользит по столу, частично освещает фигуру крестьянки, присевшей возле связки льна и алый сарафан стоящей крестьянки. Венецианову блестяще удалось то, о чем он писал: «…вникнуть, всмотреться в отношение одной части к другой, как в линиях, так и в свете и тени с самим цветом».
В картине на жатве, при помощи цвета художник строит и композицию картины. Он уравновешивает левую перегруженную фигурами часть картины, при помощи коричневато-зеленого, С ЗОЛОТИСТЫМ оттенком квадрата.
Алексей Гаврилович Венецианов не раз писал портреты своих дочерей в детстве и в юности. У Венецианова была любимая палитра, сделанная им собственноручно, на которой он написал портрет жены и дочерей с котенком.
Портрет Александры и Фелицаты, написанный в 1830-е годы, особенно интересен тем, что на нем воочию можно видеть особенности творческого метода художника: его способность мыслить в цвете и сразу писать «в холст» без предварительного рисунка. Часть полотна осталась нетронутой. Полностью написаны лица, руки и плечи девушек. Несмотря на это, Венецианову удалось точно передать характер дочерей, отличие их темпераментов. Старшая из девушек, Александра, была как по характеру, так и внешне похожа на отца. Всегда спокойная, неторопливая, даже чуть-чуть медлительная, она любила природу, спокойную и размеренную жизнь в деревне предпочитала шумному Петербургу. Александра была прекрасной хозяйкой, она много и успешно занималась живописью, даже помогала отцу работать с учениками. Младшая, Фелицата, больше походила на мать, но только внешне. Порывистая и эмоциональная, она любила Петербург, вечера с друзьями отца, увлекалась музыкой, прекрасно играла на рояле. Довольно болезненная от природы, она выработала для себя правило: «побеждать трудности и болезни, переносить все с терпением, что чувственное ничто, одно нравственное благо, и в святой религии находящееся должно быть главной нравственной жизнью человека».
Никифор Крылов
Зимний пейзаж (Русская зима). 1827
За свою короткую жизнь — Никифор Крылов не прожил и тридцати лет, из которых лишь около пяти занимался у А.Г. Венецианова, — он написал немного произведений, но и то, что осталось, позволяет судить о незаурядных способностях этого художника.
Для своей картины Зимний пейзаж (Русская зима) Крылов выбрал высокий берег реки, откуда открывается широкий панорамный вид на окрестности: покрытую снегом и льдом реку, по которой медленно движутся крестьянские сани с запряженной в них лошаденкой и бредет навстречу саням одинокая фигурка путника. Дальше, на другом берегу реки, чернеют перелески, за которыми виднеются заснеженные поля.
Крылов старался ни в чем не отступать от верности натуре, основного принципа своего учителя. С необычайной, почти ученической тщательностью, он выписывает персонажей на переднем плане: двух женщин, остановившихся поговорить по дороге к реке, где они собрались полоскать белье в проруби, крестьянку с ведрами и коромыслом, идущую за водой, парня, ведущего в поводу лошадь. Также тщательно, пересчитывая каждую веточку, написал он деревья в левом углу картины. Крылову удалось передать особую атмосферу морозного солнечного дня. Живо и убедительно схвачено по-зимнему освещенное небо.
Несмотря на застылость некоторых фигур, например, юноши с лошадью на переднем плане, в целом, картина производит впечатление большой жизненности и правдивости.

Евграф Крендовский Сборы художников на охоту.
Евграф Федорович Крендовский, ученик школы Ступина в Арзамасе, приехав в 1830 году в Петербург, стал посещать классы Академии и в это же время учиться в мастерской А.Г. Венецианова. Венецианов высоко оценивал художественное дарование Крендовского.
Крендовский был одним из немногих учеников, кто не увлекся ложной красивостью Академии и кто остался до конца верным основным принципам, которым учил их Венецианов — верности натуре, жизненности, искренности.
В своей картине Крендовский изобразил скромно обставленную комнату. О пристрастиях ее владельца зритель может судить по картине на стене, мольберту в углу, а также по ружьям и пистолетам. Все изображенные в картине персонажи заняты сборами на охоту: один одевает сапоги, другой снимает со стены ружье, третий, стоящий у стола, чистит оружие, двое остальных, уже готовых к выходу, ждут товарищей. Рядом с одним из них большая охотничья собака. Она тоже ждет, даже в нетерпении положила лапу на колено охотнику. Вся сцена написана живо, убедительно, лица персонажей портретны, в охотнике, стоящем у стола и прочищающем ружье, Крендовский изобразил себя.

Григорий Сорока Рыбаки. Вторая половина 1840-х
Григорий Васильевич Сорока (Васильев) — один из самых последних и любимых учеников Венецианова и, пожалуй, самый талантливый из них. При жизни Алексею Гавриловичу так и не удалось добиться свободы для Григория, что и обусловило его дальнейшую трагическую судьбу. За участие в крестьянских волнениях в 1860-х годах Сорока был приговорен к телесному наказанию и, не выдержав предстоящего унижения, покончил с собой.
Свои картины Сорока часто подписывал «Григорий Васильев». В те времена крепостные крестьяне обычно не имели фамилий, и их называли по имени отца. «Сорока» же было прозвищем, данным Григорию односельчанами.
Рыбаки были написаны на озере Молдино, на берегу которого было расположено имение Николая Петровича Милюкова Островки. Это озеро Сорока писал не один раз: Вид озера Молдино в Островках, имении Н.П. Милюкова (конец 1840-х — начало 1850-х), Вид на плотину (не позднее 1847). Во всех работах Сороки верность натуре, правдивость сочетаются с удивительно поэтичным, присущим только ему, видением окружающего мира.

Федор Славянский. Семейная картина (На балконе). 1851

Федор Михайлович Славянский был крепостным А.А. Семенского, соседа Венецианова по имению. Первые занятия его с Венециановым относятся к 1838 году. Верный себе, Алексей Гаврилович сразу начал хлопоты по освобождению одаренного ученика. Старания Венецианова не сразу увенчались успехом. Желанная свобода пришла к Славянскому почти через два года. Вскоре он начал посещать академические классы, одновременно занимаясь у Венецианова. Каждый год весной Славянский ездил в Сафонково. Постепенно творческие пути учителя и ученика разошлись, но дружба и теплые человеческие отношения остались неизменными до самой смерти Венецианова в 1847 году. Александра Венецианова писала: «Славянский считал его (Венецианова. — Т.К.) своим отцом и благодетелем; портрет, который он сам написал с своего наставника, служит тому доказательством. Вся семья его, жена и дети, подходя к портрету, рассказывают о нем подробности, как будто сами знали дорогого дедушку, как выражаются дети».
Семейная картина была написана в 1851 году уже после смерти Венецианова, и в ней явственно ощущается отход от искренности и естественности в сторону академической правильности. Обилие розовых, красных (навес, занавески, одежда старшего мальчика) оттенков в сочетании с зелеными (растения, обрамляющие всю сцену естественной каймой) создают ощущение праздничности, нарядности. В то же время в некоторых фигурах (младший мальчик, пожилая женщина) ощущается скованность, застылость.