Владимир Никонов
И в Родине моей узрел я красоту, Незримую для суетного ока…
А.Н. Плещеев
Миниатюрная живопись имеет давние и многообразные традиции. Это своеобразный род искусства, знавший периоды своего расцвета, широкого применения и угасания интереса к нему. Искусство миниатюры достигло высокого совершенства в средневековой Европе, культурах Ирана, Индии, Древней Руси и связано прежде всего с искусством рукописных книг. Понятие миниатюрного письма перешло позже и на живописные произведения малых размеров, отличающиеся особой, тонкой манерой наложения красок. Области обращения к миниатюрной живописи бесконечно разнообразны — от украшения книг до предметов прикладного искусства и народного творчества. Одним из интереснейших проявлений миниатюрной живописи в русской культуре явилось широкое распространение в XVIII — начале XIX веков портретных миниатюр. В наше время особой сферой миниатюрного письма являются работы палехских мастеров.
Миниатюрная техника требует особой остроты видения пейзажа, безошибочного композиционного построения, точности и одновременно свободы живописных решений. Для Никонова своеобразной творческой школой стало изучение художественного наследия особенно душевно близкого ему замечательного живописца И.П. Похитонова, пейзажи которого по своему исполнению, отточенности и завершенности живописной манеры являются прекрасными образцами совершенного владения миниатюрной пленэрной живописью. Свойственное Похитонову благоговейное отношение к своему ремеслу, в высшем понимании этого слова, когда каждая работа бережно «пестуется» мастером, отделывается до технического совершенства, свойственна и Никонову. Для него недопустимы не только небрежность в письме, но и малейшая невнимательность к внешнему виду и оформлению законченной работы.
Небольшой, а подчас просто крошечный размер загрунтованных картонок или холстов, на которых он пишет пейзажи, не делает их случайными фрагментами природы, эскизными набросками или беглыми этюдами с натуры. Сохраняя живую непосредственность общения с природой, мягкую пленэрность, они заключают в себе полную картинную завершенность. Именно к образной и живописной законченности стремится художник в своих работах — это его сознательная программная установка.
К одним и тем же мотивам художник может возращаться не однажды. Но всякий раз они воспринимаются им как вновь увиденный и заново пережитый пейзажный образ. Его пейзажи очень конкретны, точно связаны с определенным местом, но обладают той мерой обобщения, которая делает «подсмотренную на месте природу» не репортажной зарисовкой, но пейзажем, близким всякому отзывчивому сердцу. Новое освещение, иные состояния природы и настрой души дают импульс неповторимым художественным решениям. Ему интересно наблюдать изменение света в течение дня и быть достоверным и убедительным в интерпретации этих тончайших природных метаморфоз.
Старую березу, склонившуюся над тихой водой, он пишет в ненастье, когда над ней клубятся низкие, готовые пролиться дождем, неприветливые облака. Листва дерева темнеет, никнут к земле ветви, сумеречность и изменчивость освещения делает зеленый цвет и листвы и травы плотным, густозеленым. Художник вновь возвращается к этому месту в ясный солнечный день и, улавливая взглядом, передает кистью струящиеся сквозь прозрачную листву березы потоки света. Цвета зелени, белого ствола дерева преображаются, прибретая особую легкость и светоносность. Бесчисленные оттенки зелени — в тени, при ярком освещении, в бессолнечный серенький подмосковный день — с истинной чуткостью и мастерством воссоздает художник. Это особенно явно в тех работах, где он пристально рассматривает, словно «прощупывает» взглядом и кистью многообразие растительных форм, вплотную приближая свой взгляд к лесным зарослям с густой травой и синеющими глазами фиалок или к теряющей свой цвет осенней траве с ее хрупкой и уже неживой ломкостью, или наслаждается сложностью рельефа песчаного овражка, поросшего травой, где вдруг расцвели анютины глазки. Их нарядный цвет преображает этот неказистый кусочек земли. Всякий раз сложность световых соотношений, их согласований, «уживания» друг с другом глубоко занимают художника.
Серия работ, изображающих улочки старинного подмосковного села Тайнинское, привлекает особой сердечностью, с которой написаны деревянные дома, окруженные заборами и причудливыми в своей архитектурной неказистости хозяйственными пристройками. Быть может, потому что художник изображает Тайнинское или глубокой осенью, или в зимнюю ростепель, когда русская природа предстает во всей своей обнаженной беззащитности, эти пейзажи заключают в себе особую грустную ноту. Но как своеобразный символ долготерпения, долговечности и связи времен поднимается над деревянными строениями села прекрасная Благовещенская церковь, свидетельница не одного поколения сменявшихся на этой земле людей.
Общение с природой для Никонова — это не только радость, но всегда и неизменно сложная эмоциональная работа. Он признается, что, когда начинает писать, для него ничто не существует вокруг, кроме самой природы, кистей и красок. Ритм движения кисти удивительным образом согласуется с биением сердца и теми сложными внутренними состояниями, которые чутко откликаются на всякое движение и малейшее изменение в окружающей природе.
К каким бы пейзажам не обращался Никонов (будь то перелески Подмосковья, кавказские ущелья с бурливыми ручьями, узкие улочки Дербента, череда Крымских гор или морское побережье), каждая из этих работ отмечена главным качеством — лирическим сопереживанием с миром природы. Небольшой размер его пейзажей предполагает неторопливое и внимательное всматривание в них, доверчивое собеседование и душевную сопричастность создаваемым художником образам природы.
Но для него самыми близкими всегда остаются работы, воссоздающие природу среднерусской полосы и особенно любимого им Подмосковья.
Он живет в Мытищах, знает здесь каждый уголок, поворот дороги, каждое дерево, взраставшее на его глазах, заросшие травой овраги, спуски к Клязьме с ее потаенными заводями и… прозрачной водой. Им исхожено, кажется, все Подмосковье. С глубокой печалью он подмечает, как безжалостно вытесняет жизнь островки нетронутой природы. Дубы, что могучими стражами стоят у лесной опушки, — это лишь остатки когда-то могучего бора. Не случайно художник пишет их кряжистые стволы и причудливо переплетающиеся ветви с особой тщательностью, словно заклиная этих властелинов леса навечно остаться здесь, чтобы можно было вновь и вновь приходить под их тень и слушать мерный шум их листвы.
Извечно повторяющийся круговорот природы — весна, лето, осень, зима и их новое чередование — составляет главное содержание картин В.Г. Никонова. В них нет броской эффектности, романтических порывов с бурями, ливнями, другими катаклизмами. Н.В. Гоголь когда-то поэтически точно определил характер русской природы, назвав ее «тихой и беспорывной». Для Никонова окружающий мир притягателен в своем спокойном, устойчивом, «беспорыв- ном» состоянии, хотя его пейзажи передают бесконечное многообразие проявлений жизни природы в ее вседневном бытии…
Художник чутко улавливает первые весенние пробуждения земли. Легкими бережными касаниями поверхности холста он передает прозрачность неба, пишет тонкие, тянущиеся к свету и теплу ветви деревьев, хрупкие весенние травинки и прогревающуюся под солнцем землю. Но вот проходит череда дней, и уже деревья опушились первой прозрачной листвой, а в загустевшей траве расцвели лесные фиалки. Вглядываясь в разноцветье летней земли, в каждую отдельную травинку, лепестки цветов, он сложностью живописной фактуры, многообразной пластикой, ритмом быстрых, подвижных мазков передает все богатство летнего цветения природы.
В тихой прогретой воде Клязьмы кувшинки вольно раскинули свои зеленые глянцевые листья с золотящимися между ними головками цветов. Высокая стройная осока с белеющими рядом трогательными водяными соцветиями скрывает топкие берега холодной подмосковной речки Вори. Плывущие в летнем небе высокие облака окрашены то в золотистый цвет ясного дня, то предвещают надвигающееся ненастье. В их изменчивых очертаниях, сложных цветовых градациях от белого к розово-лиловому и темно-синему ощущается непрерывность движений в природе. В «закатных» пейзажах Никонов особенно тонко передает колористическое богатство и красоту вечернего состояния, не стремясь к броской декоративности и никогда при этом не опускаясь до расхожей «красивости», но всегда чувствуя меру дозволенного в истинном искусстве.
Свою красоту и особенность цветовых соотношений заключает в себе серии осенних пейзажей.
Чуть тронуты увяданием лесные папоротники в еловой чаще, жухнет трава под старыми дубами, осенняя аллея одевается в богатый и бесконечно разнообразный в сложных цветовых градациях золотой убор. Художник повторяет этот мотив множество раз, следя за ежедневными изменениями цвета и освещения. Почти утратили листву склонившиеся к застылой воде березы, их обнаженные ветви прощально тянутся к синему холодному небу. И вот уже первый снег смешался с осенней грязью, река покрывается первым ледком. Внимательно наблюдая, художник тонко меняющимся цветом, его плотностью и прозрачностью стремится передать, как постепенно река «зарастает» льдом.
С каким-то особым пристрастаем и восхищением Никонов обращается к зимним пейзажам. Снег в картинах — сияющий белизной покров, оберегающий жизнь и одевающий землю в торжественный убор.
Зимние оттепели, искрящийся снегом март с синими тенями на голубом снегу предвещают близкую перемену, грядущую весну… Вскоре природа вновь повторит свой извечный цикл… Камерные лирические пейзажи Владимира Никонова, согретые искренними сердечными интонациями, сродни пейзажной лирике в русской поэзии.
В том любовном внимании, с каким В. Никонов пишет простые, казалось бы, совершенно бесхитростные пейзажные мотивы, выражается его безграничная доверчивость к природе и убежденность в том, что все произрастающее на земле прекрасно, достойно восхищения. Подобное доверительное собеседование с природой, художественное осмысление законов, по которым он живет, всегда было присуще мастерам русской пейзажной живописи. К богатейшему творческому опыту А.К. Саврасова, И.И. Шишкина, Ф.А. Васильева, И.И. Левитана, В.Д. Поленова обращается В. Никонов в своем искусстве, опираясь на богатейший опыт русской реалистической живописи. Художественное наследие этих мастеров, а прежде сама природа, ведущая с ним нескончаемый диалог, — та высшая творческая школа, которую неустанно проходит Никонов.
В творчестве В. Никонова можно выделить особый цикл работ с изображением старинных русских городов, монастырей, церквей. Царят над неоглядными волжскими далями стены и башни Нижегородского кремля, торжественно поднимаются к небу купола Новодевичьего монастыря, четко рисуются на фоне неба стройные башни Московского Кремля, вновь удивляет своей красотой Дивная церковь в Угличе. Во всех этих и других работах привлекает абсолютное единство архитектуры и ландшафта, в котором из века в век жили люди, ощущавшие неразрывность мира природного и рукотворного. Поэтому так органично они соединяются в пейзажах В. Никонова.
Каждый самый малый пейзаж мастеpa пробуждает в душе часто забытые дремлющие струны, которые непременно отзываются на приглашение художника оглянуться вокруг себя, удивиться дивной красоте мира, как удивляется каждый раз он сам.
В живописи, которой он занимается в течение более 25 лет, его статус можно определить как статус самородка-любителя. В начале XX столетия работали замечательные художники, для которых не столько систематическое обучение в Академии, сколько богатые семейные традиции и неустанное обращение к искусству старых мастеров определяли профессионализм их творчества.
На вопрос, как он начал писать, В. Никонов отвечает: «Да просто однажды удивился красоте, которая вокруг, на каждом шагу, и понял, что пройти мимо невозможно.
