Михаил Кикоин

Михаил Кикоин

Хотя имя Кикоина и не значится в учебниках по русскому искусству, а сам он относился к привычному в XX в. типу художника, национальность которого—лишь бюрократический факт, не очень важный для современников, этот мастер Парижской школы, тем не менее, уже давно занял своё место в истории искусства. Вот только слава земляков — Л. Бакста, М. Шагала, X. Сутина—на долгое время заслонила его, несомненно, талантливые, но куда более скромные работы. Его витебскому собрату Марку Шагалу французское правительство выстроило персональный музей, список книг о его старом друге Хаиме Сутине—единственном художнике Парижской школы, удостоившемся памятника в Париже, насчитывает более сотни названий; имена же Михаила Кикоина, Пинхуса (Павла) Кременя, как и Осина Любича, I Праги Файбиша (Сэма) Зарфина, Израиля Левина, Евгения Зака известны на постсоветском пространстве, пожалуй, лишь специалистам-искусствоведам. В то же время на Западе они уже давно получили признание, их работы находятся в крупнейших музеях мира и экспонируются сегодня не только на выставках, посвящённых Ecole de Paris.

Внук раввина Михаил Кикоин родился в 1892 г. в небольшом городке Речица, одном из центров хасидизма в Белоруссии, с десятитысячным тогда населением, более половины которого составляли евреи. На рубеже XIX-XX столетий большинство художников из еврейских семей, проживающих на периферии Российской империи, стремились покинуть родные места, чтобы, получив начальное художественное образование, продолжить учёбу за фаницей. На приём в специальные художественные заведения Российской империи для евреев существовал ценз, путь в столицы был закрыт чертой оседлости, и лишь единицам (как например, Льву Баксту) выпадала удача поступить в Санкт-Петербургскую Академию художеств.
Талант к рисованию у сына директора банка проявился уже с детства, и родители определили мальчика в Минск в частную художественную школу, преобразованную из «Курсов рисования и живописи». Руководителем этого заведения, просуществовавшего с 1906 по 1914 г., был 51ков Маркович Кругер (1869-1940), профессионал европейского уровня, обучавшийся в своё время в Киевской рисовальной школе Н. Мурашко, а потом в Петербурге в Академии художеств у К. Маковского. Семь лет (1888-1895) он жил и совершенствовался в Париже, и, конечно же, имена и произведения первых европейских художников, как и общая картина кипучей заграничной жизни, были ему хорошо известны. Ещё до поступления в школу Кикоин занимался в коммерческом училище и параллельно брал у Кругера частные уроки. В стенах художественной школы, куда Кикоин был зачислен в 1908 г., началась дружба с Хаимом Сутиным —бедным, забитым и самым застенчивым из соучеников, тщедушным подростком с затравленным взглядом, о работах которого через несколько десятков лет будут мечтать лучшие музеи мира. После окончания минской школы друзья переберутся в Вильно.

Виленская рисовальная школа ещё в 1904 г. была признана лучшей в России. Руководил ею известный и одарённый педагог Иван Петрович Трутнев (1827- 1912). Закончивший с Золотой медалью Петербургскую Академию художеств, сам он в первую очередь воспитывал учеников в духе академизма, но молодым педагогам позволял знакомить их с принципами современного искусства. Именно по инициативе преподавателей школы Трутнева в 1908 г. было создано Виленское художественное общество, в течение семи лет устраивавшее «весенние выставки», на которые присылались работы из Москвы, Петербурга, Варшавы и даже Парижа и Мюнхена. Это значит, что и у Кикоина, и у Сутина были все возможности пройти не только основательную профессиональную подготовку, но и получить представление об авангардном искусстве. Но всё это случится потом, а пока, в виленский период, три товарища усердно посещают занятия по рисованию и черчению, учатся работать на пленэре, ходят в местный театр, куда знакомый капельдинер пускает их иногда бесплатно. Кикоин с Сутиным подрабатывают также ретушёрами у фотографа. И все вместе они бредят Парижем. Вот как сам Кикоин описывал их тогдашнее с 11 марта не кое существо ван и е: «Мы поселились у добродушной хромой женщины—жены железнодорожника в комнате на шесть кроватей, по 15 копеек со студента. Она ожидала нас в любое время дня и ночи с кипящим самоваром, помню, как выходили мы из школы маленькими группами. Шлёпали по грязи нашими дырявыми галошами, забрызгивая равнодушных прохожих, и пламенно спорили об искусстве, жизни и особенно о будущем. Вогатое воображение Сутина заводило его далеко. И вскоре Париж занял главное место в его мечтаниях». Правда, представление о мировой столице искусств было у них весьма смутным. Они никогда не говорили о Монпарнасе, только об «Улье», поскольку у Кременя, который уедет в Париж в 1912 г. первым, там жили приятели, «приехал из России, сошёл на платформу Восточного вокзала, не зная ни слова по-французски, и три рубля составляли весь мой капитал…». Чуть позже приедет Кикоин. Сутин воссоединится с друзьями через шесть-восемь месяцев, летом 1913-го, и уже совсем скоро заявит: «…если мы ничего не сделаем в таком городе, как Париж, значит мы и в самом деле ни на что не способны».

Кикоин на первых порах поселился у своего кузена Иосифа и сразу начал работать. В женевском музее Пти Пале хранятся его первые работы этого периода «Улей под снегом» (1913-1914) и «Исси-ле-Мулино» (1915). Крупнейший знаток Парижской школы, автор первой в России фундаментальной монографии о X. Сутине М. К). Герман так характеризует эти произведения: «В первом пейзаже сквозь естественную и по-своему поэтическую эклектичность начинающего (здесь и несомненное влияние зимних пейзажей Писсарро, и уроки сезанновского построения пространства) видно собственное непосредственное и точное видение природы, лиризм, сплавленный с обретённой живописной культурой, умением строить планы в суженной и благородной хроматической гамме. „Исси-ле-Мулино“ —скорее свидетельство очень лично воспринятых уроков пуантилизма, а в ещё большей степени —фовизма, синтезированных с почти кубической огранкой ярких цветовых плоскостей. Уверенность рисунка, умение обобщить, упростить линию или планы, конечно же, укоренены в основательных традиционных знаниях».
Со временем в творчестве Кикоина, как и многих его коллег, неизбежно скажется мощное влияние Сутина. Заимствованная у друга-гения манера особенно проявится в холстах с подвижными мазками, деформирующимся пространством, в причудливых пейзажах с «падающими» домами и деревьями. Но воспоминаниям ещё одного «русского парижанина», бывшего одессита, ученика Кириака Костанди, делившего в «Улье» мастерскую с Шагалом, Амшея Нюренберга, в 1920-е гг. уже многие писали «под Сутина». В салонах в большом количестве стали появляться картины, написанные в манере ещё совсем недавно никому не известного художника, открытого миру американским миллионером Барнсом в 1923 г. Дружбу с Сутиным Кикоин сохранит до конца жизни. Он имел возможность наблюдать за работой своего одержимого приятеля и в «Улье», и в Сере, где они творили вместе, и так же сообща, из-за нехватки средств, покупали материалы для своих картин. При всей, на первый взгляд, схожести стиля пейзажи и натюрморты Кикоина будут отличаться более мягкой цветовой гаммой и старательно продуманной композицией.

Как выглядит молодой Михаил Кикоин на фотографиях той норы? Пенсне, волнистые волосы, вдумчивый и немножко насмешливый взгляд, богемный бант на шее. Русская художница Парижской школы Мария Воробьёва-Стебельская, больше известная под псевдонимом Маревна, писала в своих мемуарах: «Кикоина я запомнила вечно улыбающимся или смеющимся, таким же неудержимым, как и его пленительные работы…»8 Правда, тогдашняя жена Диего Риверы, с большой симпатией относившаяся к Мишелю Кикоину, так и не увековечила его в своей самой известной картине «Мои друзья с Монпарнаса», где на одном «пятачке» собрат близких ему Сутина, Модильяни, Кислинга, Пикассо, I Нашла и др.
В 1914 г. Кикоин женится на Розе Бунимович, с которой был знаком со школьных лет в Вильно, вместе с Сутиным запишется волонтёром во французскую «трудовую армию» на рытьё окопов и в этом же году выставит свои работы в Салоне Независимых. Испытывая в те годы постоянную нужду, они с Сутиным были вынуждены разгружать по ночам товарные вагон ы на Монпарнасском вокзале, чтобы заработать на хлеб и краски, а днём бежали в студию ветерана французского реализма Фернана Кормона, обучение в которой в разное время прошли Тулуз-Лотрек, Ван Гог, Норисов-Мусатов, Рерих. Большевистский переворот в России навсегда лишит его возможности вернуться на родину. Из-за «железного занавеса» он ни разу так и не увидел своего двоюродного брата Исаака Кикоина, засекреченною физика, академика
АН СССР, учёного, работавшего над советским «атомным проектом», фамилия которого многим хорошо знакома по школьному учебнику физики.
Во Франции родились и его двое детей —в 1915 г. дочка Клер, в 1920 г. сын Жак (Янкель). В 1924 г. художник получит, наконец, французское гражданство. А ещё через четыре года его работы, которые к тому времени уже успешно продаются в парижских галереях и салонах, будут показаны в Москве на выставке «Современное французское искусство». Половину экспозиции русского отдела составили тогда работы «русских парижан»: Юрия Анненкова, Александра Яковлева и Василия Шухаева, Наташи Гончаровой и Михаила Ларионова, Павла Кременя, Жака Липшица, Мане-Каца, Оскара Мещанинова, Абрама Минчина, Ханы Орловой, Ивана Пуни, Адольфа Федера, Осипа Цадкина (картины Сутина на выставку тогда не попали из-за разногласий нескольких маршанов, владевших ими). Среди произведений названных художников были представлены кикоинские недатированные «Пейзаж», «Портрет сына» и «Мужская голова». Авторитетный критик Абрам Эфрос, принимавший участие в отборе экспонатов в 11ариже, в написанной для каталога «Русская группа» статье причислит Кременя, Кикоина и Эпштейна к мастерам «орбиты Сутина», а их картины, возможно и несколько субъективно, назовёт «живописной живописью» (из-за манеры класть на холст большой алой красочного «теста»).

До начала Второй мировой войны Кикоин успешно экспонировался в галереях «Zborovsky», «Bernheim», «Billiet-Worms» и «Ersid», в ныо-йоркской галерее «Brummer», на выставке «Ecole cle Paris» в галерее «S. Lesnik» в Париже, а в начале 1920-х прошли его персональные выставки в галереях «СЬегоп» и «Netter». В 1933 г. он перебрался в собственную мастерскую на Монпарнасе. Во время немецкой оккупации художник вместе с женой и детьми оказался в концлагере. От неминуемой гибели их спасло освjбождение войсками союзников.
После войны Мишель Кикоин много путешествует но Европе, в 1950-х гг. посещает Испанию, Италию и трижды Израиль. За полвека Кикоин написал больше двух с половиной тысяч картин, за год до смерти он завершит портрет Сутина. Сердце Михаила Кикоина остановилось на 77-м году жизни на летней вилле в Каннах. Его сын Янкель продолжит дело отца. Известный геолог, он уже в зрелом возрасте начнёт коллекционировать живопись, а потом и рисовать. Жак Кикоин имел персональные выставки в Париже, Израиле и Амстердаме, преподавал в художественной академии. Дочь Клер (Claire Maratier-Kikoine) создаст фонд имени Михаила Кикоина и учредит стипендию, которой в Израиле раз в два года поощряют одарённых художников. В 2004 г. в художественной галерее Тель-Авивского университета была открыта постоянная экспозиция произведений Кикоина, подаренных его дочерью. Есть среди них и портрет юной Клер, написанный отцом в 1953 г., что само но себе уже редкость, так как в жанре портрета он почти не работал.
Несмотря на бесспорное признание, до сих пор существует мнение, что Михаил Кикоин, как и Нинхус Кремень, остался в тени своего друга Сутина, музей которого уже создан в его родных Смиловичах. Маревна, например, убеждённая, что их работы заслуживают большего признания, однажды воскликнула: «Как жаль, что двух таких талантливых художников, как Кикоин и Кремень, затмил гений их соотечественника!».
И всё-таки не случайно среди множества мастеров Парижской школы и Кикоина, и Кременя называют сегодня её яркими представителями. И пусть работы Михаила Кикоина не быот ценовые рекорды на аукционах (самая дорогая из его картин, «Лежащая», продана в 2007 г. за €80000), оспаривать несомненный талант этого живописца бессмысленно. И замечательно, что среди его земляков нашлись те, кто стремится возродить и сохранить память о художнике, возможно пока недооценённом, но родившемся в их крае и получившем здесь первые уроки живописи, мастере, который оставил заметный след в европейском искусстве и уже только этим прославил свою малую родину. Это лучше и правильнее, чем заниматься унижением художника, обвинять его в несохранении национальной идентичности и отвергать его лишь потому, что он стал «космополитом»…